Проводив последних гостей из дома, Арина с Аней почувствовали, что устали и абсолютно вымотались за день, надо было готовиться ко сну. Анна уперлась и никак не соглашалась ложиться спать одна в зале на диване, ей было страшно, она боялась, что кто-то неизвестный может покуситься на ее жизнь, поэтому Арина нехотя согласилась, что они лягут вместе в спальне, благо кровать была довольно-таки широкая. Девушки долго ворочались с бока на бок, от пережитого волнения мозг никак не хотел уходить на покой, и Арина, видя, что Анна тоже мучается бессонницей, попросила:
– Аня, расскажи о себе, о своей жизни в Петербурге.
– А что сильно рассказывать-то, жизнь как жизнь, – вздохнула Анна, но все же решилась рассказать, – родилась я в Питере, жила с мамой в небольшой квартирке, моя мама Виолетта и ее старшая сестра Эльвира детдомовские, как они там оказались, об этом они не любили говорить и мне не рассказывали. Мама работала ревизором, поэтому часто уезжала на десятидневные и двухнедельные командировки в близлежащие небольшие города и крупные поселки, со мной оставалась тетя Эльвира. Мама и тетя не любили свои имена, не знаю, какая у них на это была причина, но когда я родилась, мама решила назвать меня просто Аня. Ни та, ни другая замужем не были, я у них была одна на двоих, у тети к тому же не могло вообще быть детей. Когда я училась во втором классе, с мамой произошел несчастный случай, она развешивала на балконе белье, стоя на табуретке, видно, пошатнулась, вывалилась с балкона седьмого этажа и разбилась. Представляешь, такое горе испытать восьмилетней девочке?… Позже моим воспитанием полностью занималась тетя Эльвира. Я ей благодарна за то, что и после смерти мамы она дала мне возможность заниматься музыкой, оплачивала педагога, собирала в близлежащие города на концерты, все это стоит довольно-таки приличных денег. Так или иначе, но я поступила в Санкт-Петербургскую государственную консерваторию имени Н.А. Римского-Корсакова на факультет фортепиано. Когда я училась на втором курсе, тетя Эльвира мне вдруг сообщила, что выходит замуж и переезжает в Москву к мужу, для меня эта новость, конечно, была настоящим ударом, но я понимала, что и она имеет право на счастье…
Как-то лучшие студенты консерватории давали концерт в филармонии, знаешь, там есть такая программа из серии «Концерты во фраках и в джинсах»: первая часть концерта – спокойная классика, где я и принимала участие, а вторая – музыка из кино, кавер-версии и что-то подобное… Так вот, после концерта ко мне подошел высокий сухостой в очках с прыщеватым лицом и давай клеиться: комплиментами засыпать и все такое. Я его хотела вначале аккуратно отшить, но он оказался таким хорошим собеседником, что мы после концерта бродили с ним часа два по городу, даже не помню где, и никак не могли наговориться. Это и был мой Денис. Мы с ним стали встречаться в свободное время, которого у нас было очень мало, он тоже был студентом, только Санкт-Петербургского государственного технологического института и учился на инженерно-технологическом факультете, получал специальность «Техносферная безопасность». О, Господи, мне тогда казалось, что я никогда не запомню ни название его института, ни его специальность… Мы встречались так около полугода, затем он пригласил меня к себе в гости. Денис про свою семью практически ничего не рассказывал, только один раз обмолвился, что мама живет за границей и они живут вдвоем с отцом. Ну а я и не подозревала, что у них есть двухэтажный коттедж в городе Шлиссельбург, в сорока километрах от Санкт-Петербурга по Мурманскому шоссе, в Кировском районе. Просторный дом с бассейном и сауной рядом с озером. Представляешь, общая площадь коттеджа – двести пятьдесят квадратных метров. Просторная прихожая, гостиная-столовая с большим столом, камином, плазменной панелью, музыкальным центром и караоке, кухня со всей необходимой техникой, сауна и большая развлекательная комната с мягкими диванами… Как позже выяснилось, у них еще, кроме коттеджа, было два жилья в Питере: одно в Петроградском районе, это один из старейших питерских районов, элитный дом на Петровской набережной, и жилье, расположенное вдоль Каменноостровского проспекта.
Арина хорошо представляла, о чем говорила Анна, но не перебивала ее, живо представляя картинки города, в который ее почему-то всегда тянуло. У нее уже было несколько путеводителей по Петербургу, но с недавнего времени у Арины настольными были две книги: «Путеводитель по Петербургу. Увлекательные экскурсии по Северной столице. 34 маршрута» Андрея Гусарова и путеводитель, посвященный Северной столице, который составил Александр Друзь, магистр игры «Что? Где? Когда?» – «Петербург. Пешком по городу».
– Так вот, три года назад мы поженились, – спокойно и размеренно продолжала рассказывать Анна, – теперь я могла заниматься музыкой столько, сколько хотела. Все эти годы я готовилась к Наумбурговскому конкурсу – это один из старейших и наиболее престижных ежегодных конкурсов исполнителей академической музыки в США. Учрежден он в 1928 году предпринимателем и меценатом Вальтером Наумбургом и проводится фондом, носящим его имя.
В 2008 году Наумбурговский конкурс впервые был официально проведен в качестве международного, проходит он в Нью-Йорке. Представляешь, Арина, какой это масштаб? – стоило Анне заговорить о конкурсе, как она сразу воодушевилась, даже привстала на локоточке правой руки, подперев голову ладошкой.
– Ну да, наверное, здорово, – промямлила вяло Арина, не разделяя воодушевления Анны.
– Ты прямо как мой Дениска, он тоже не до конца понимает всего масштаба… – Анна тут же осеклась и поправилась. – Не понимал, что значит для меня этот конкурс. Если я на него не попаду в этом году, то, может быть, не попаду уже никогда, – обреченно закончила Анна и вернула свою голову на подушку.
– Постой, ну ты же сказала что он ежегодный? Что тебе мешает поехать на него в следующем году? – недоумевала Арина.
– Ежегодный то ежегодный… Но, понимаешь, каждый год конкурс проводится для одной, выбранной заранее номинации – скрипачей, виолончелистов, дирижеров, духовых инструментов, пианистов и так далее… Так вот, в этом году конкурс проводится для пианистов… А тут еще моя рука, хорошо хоть пальцы не пострадали. Теперь поняла? – озабоченно осведомилась Анна.
– Поняла, – коротко ответила Арина и подумала:
«Вроде все у Анны прекрасно сложилось… но что-то есть в ее рассказе тоскливое, недосказанное, или, может быть, на нее повлияли так катастрофа и смерть мужа? И про Даниила она даже не обмолвилась, а ведь близкий родственник».
В зале глухо отозвалась форточка на стук соседской двери.
«Соседям тоже кому-то не спится», – туманно подумала Арина, наконец-то проваливаясь в сон без сновидений.
Утром, к своему немалому удивлению, Арина проснулась рано, солнце уже стояло довольно высоко и опять предвещало жаркий день. Арина сварила в турке свежий кофе, налила себе бодрящий ароматный напиток и с кофейной кружечкой вышла на улицу, размеренно прошлась по двору. Она отметила, что приходил Миша, из трубы ее бани поднимался прозрачный дымок.
«Миша баню с утра пораньше истопил, наверное, гости пожелали», – вяло подумала она и, заметив, что у забора от жары повяли лепестки у петуньи, не допив кофе, поставила чашку на стол, набрала в лейку воды и щедро попоила цветы. За этим занятием ее и застал приехавший Антон Сергеевич.
– Ну как там твоя гостья? Истериками тебя ночью не изводила? – шутливо поинтересовался следователь.
– А должна была? – в тон ему ответила Арина, возвращая на место лейку, и предложила: – Кофе будете?
– Да нет, – не меняя шутливого тона, ответил мужчина, – у тебя, понимаешь ли, опасно принимать пищу.
Арина обиженно поджала губки, всем своим видом показывая, что шутка неуместная и к ней абсолютно никакого отношения не имеет. Она взяла свою кофейную чашку и неторопливо села за стол, стала смаковать почти остывший кофе маленькими глоточками. На крыльцо дома вышла Аня, немного взъерошенная после сна, вольготно потянулась и, увидев Арину, обрадовалась.
– А я тебя потеряла, думаю, куда ты с утра пораньше исчезла? – и тут же, наткнувшись взглядом на следователя, кивнула приветственно головой и коротко бросила: – Здрасте.
– Здравствуйте, это хорошо, что вы обе здесь. Скажите-ка мне, милые дамы, что вы знаете о таком сильном яде, как стрихнин?
Анна пожала плечиками, ей, казалось, название этого яда совершенно ни о чем не говорило. Арина же на мгновение замерла, медленно поставила чашку на стол и произнесла:
– Древность какая-то.
– Почему древность? – искренне удивился Антон Сергеевич.
– Ну, о стрихнине я читала в книгах Агаты Кристи и Джека Лондона, так они когда еще жили и творили.
– Н-да, хотел бы я на тебя посмотреть лет этак через двадцать или тридцать, – произнес следователь, с иронией посматривая на Арину.
– Зачем?
– Чтобы услышать от тебя речи про древность, к которой ты с легкостью отнесла великих писателей, не столь уж древних. Ну, а теперь к реальности. Криминалист Василий практически не спал всю ночь и выдал следующее заключение: в изъятых с твоего стола продуктах стрихнин имеется только в вазочке с медом, да в такой пропорции, что им лошадь можно было убить, а не то что вашего Даниила. Ведь его смертельная доза даже меньше, чем у знаменитого цианистого калия, но действует он намного медленнее, – задумчиво произнес следователь. Перед его глазами всплыла картинка: мучающийся в беспорядочных конвульсиях Даниил.
– О, боже, отвяжись, плохая жизнь… А в банке с медом тоже яд имеется?
– В том-то и дело, что нет. Банку с медом я тебе назад привез, она у меня в машине, в ней мед отличного качества. Отсюда вывод, кто-то преднамеренно отравил мед в вазочке.
Анна с каждым словом следователя становилась все бледнее и бледнее, наконец, выдавила из себя:
– Это они меня хотели отравить, – промямлила девушка и села за стол рядом с Ариной.
– Кто они? И с чего такое умозаключение? – живо полюбопытствовал следователь.
– Не знаю, – пожала плечами Аня. – Но кто-то же отравил мед!
– После вчерашнего допроса мне стало ясно, что это мог сделать кто угодно, каждый, кто присутствовал здесь, хотя бы раз заглянул в дом, а вазочка с медом стояла на видном месте, на кухонном столе.
– А Умар разве тоже в дом заходил? Мне казалось, что он за все время даже не сдвинулся с места.
– В том-то и дело, что заходил. Он же не выпускает из поля зрения своего хозяина, куда он, туда и верный «друг», – последнее слово следователь произнес с долей иронии в голосе.
«Да, точнее верный пес, а не друг. И внешность его очень подозрительная», – подумала Арина.
– Так что, Анна, я думаю, что абсолютно никто сегодня не сможет уехать домой, – констатировал Антон Сергеевич.
– И кто же это нам сможет помешать? – громко спросил Дмитрий Владимирович.
Следователь с девушками так были заняты разговором, что не заметили прихода военного с Умаром и Полины Витальевны.
– Расследование помешает, – ответил твердо Антон Сергеевич, направляясь навстречу к утренним гостям и крепко пожимая руку Дмитрию Владимировичу.
– Голубчик, ты быстрее выявляй убийцу и нас отпускай, мы точно тебе заявляем, к этому преступлению не имеем никакого отношения, – горячо заверил военный следователя.
Возле дома Арины затормозила машина, оставляя за собой шлейф пыли, все притихли и устремили свои взгляды на калитку.
«Утро начинается беспокойно», – подумала Арина, наблюдая, как по узкой тропинке шла высокая худая женщина, лет сорока пяти, несмотря на жару, на ней было черное платье с короткими рукавами, черные туфли на слишком высоком каблуке и траурная ажурная косынка на голове. За ней по пятам плелся мужчина, тяжело дыша, он был ниже женщины на полголовы, лет пятидесяти, с пивным выпирающим животиком, с большими залысинами на голове и с выцветшими, по всей видимости, когда-то голубыми глазами.
Женщина окинула всех печальными карими глазами и, увидев знакомое лицо друга семьи Храмовых, как-то театрально и неуклюже раскрыла объятья и направилась к военному.
– Дима, да что же это такое, мой сынок… Мой Денис… Дима, ты мне позвонил… И я так спешила, – причитала женщина, выдавливая из себя слезы, но глаза оставались сухими.
– Ну, будет, будет, Валя. Убиваться не надо, Дениса не вернешь, себя побереги, – похлопывая женщину по спине, военный старался успокоить ее.
Полина Витальевна, стоявшая немного в стороне, смерила убийственным взглядом приезжую женщину, которая так бесцеремонно прилипла к военному. Она лично не была знакома с бывшей женой Храмова, но много о ней слышала нелестного, но, как бы то ни было, нужно отметить, что Егор Петрович даже не выбросил ее фотографии. Они бережно хранились в отдельном небольшом фотоальбоме, на них супруги Храмовы были такими счастливыми. Для себя Полина сделала вывод, что тот период времени, когда он был рядом с Валентиной, для Егора Петровича был дорогим. Несмотря на прямолинейность и твердость характера, Храмов был сентиментальным человеком.
Валя отстранилась от Димы, подтянула за руку топтавшегося рядом мужчину и представила его:
– Мой Франц, правда, он ничего не понимает по-русски и говорить по-русски тоже не умеет.
Франц, словно болванчик, махал блестящей на солнце головой с вспотевшими залысинами. По всему было видно, что обстановка ему не по душе, он чувствовал себя словно не в своей тарелке.
– Валя, а ты что же, выучила немецкий? – искренне удивился Дима.
– Н-да-а-а, – неопределенно промычала Валя, кокетливо повела плечиком и суетливо забегала глазками, достала из сумочки, висевшей у нее на руке, солнцезащитные очки и нацепила их на глаза. Она оглянулась и, направившись в сторону Арины, запричитала:
– Аня, дочка, что же это?
Дима за ее спиной громко крякнул, Валя быстро оглянулась, увидела глаза мужчины, скошенные в сторону совершенно другой девушки, и, поменяв траекторию, направилась в иную сторону, к Анне.
Антон Сергеевич тихо подошел со спины к Дмитрию Владимировичу и полюбопытствовал:
– А ведь на самом деле интересно, как они общаются? Она по-немецки ни бум-бум, он по-русски ни бельмеса не смыслит.
Дмитрий хмыкнул и вполголоса ответил:
– Да он такой же немец, как я француз.
По тому, как Франц быстро отреагировал взглядом на слова Димы, мужчинам стало понятно, что он хорошо их понял.
Лицо стоявшего неподалеку Умара впервые за все время передернулось в легкой ухмылке.
Валя вдруг поискала глазами Арину и, наткнувшись на ее взгляд, приспустила на нос солнцезащитные очки и поманила всеми пальцами правой руки ее к себе. Арина пожала плечами, такая манера общения ей совсем не нравилась, но она все же откликнулась на зов и подошла к женщинам.
– Понимаете, нам с Аннушкой надо поговорить тет-а-тет, разговор довольно-таки приватный, не могли бы вы устроить все таким образом, чтобы нам никто не мешал.
– В чем проблема? Заходите в дом и беседуйте, – предложила Арина и, повернувшись к гостям, поинтересовалась: – баню кто заказывал?
Дмитрий Владимирович, потирая руки, довольно произнес:
– Деревенская банька это хорошо. А березовый веник есть? Так попариться хочется. Все эти сауны и городские бани – это не то, нет в них, как говорится, банного духа с дымком, от которого сводит дыхание и продирает легкие.
– Найдем, – уверенно ответила Арина. Она направилась к соседям, зная, что лесник Андрей Ильич большой любитель париться и березовые веники у него уж точно припасены. Но через забор, разделяющий ее с соседями, она увидела коллегу и сына лесника, физрука Игоря, и обратилась к нему.
– Игорь, тут такое дело, у меня гости в баньку собрались, а…
– Не продолжай, я все слышал, сейчас принесу.
Умар, услышав, что хозяин собирается в баню, еще раз окинул внимательным взглядом присутствующих и, не заметив ничего подозрительного, твердым шагом отправился обследовать внутреннее убранство бани.
Войдя в дом, Валентина с Анной расположились в зале. Мать Дениса, вытирая платочком сухие глаза, долго мялась, видно, не знала, с чего начать разговор, наконец, сосредоточившись, вполголоса начала беседу: