В тот день районный руководитель Василий Петрович Захарин проезжал мимо заросшего бурьяном и молодым березняком поля, на котором когда-то племенной совхоз «Мухановский», возглавляемый прославленным директором Кузьминым, сеял овёс, клевер или кукурузу. Именитый совхоз развалился, не выдержав пролетевших над страной шквалистых ветров перемен, ушёл в мир иной легендарный директор, а предприниматель Лабазов, более известный в округе, как Жора Окорочок, превратил заброшенное поле в свалку для мусора.
Василий Петрович не был брезгливым человеком, но и он поморщился, когда непередаваемый аромат птичьего помета, разложившихся куриных потрохов и тухлых яиц наполнил кабину.
– Юра, прибавь! – скомандовал глава администрации водителю.
– Да как же я прибавлю, Василий Петрович, – взмолился шофер, – дорога-то какая?! Её ещё покойный Кузьмин ремонтировал! У машины колеса отвалятся, и почки вам отобью вдобавок.
Вездеход, оставляя за собой тучи пыли, выползал из одной глубокой колдобины, чтобы погрузиться в следующую. Шоссе, соединяющее районный центр Лаптево с Мухановкой, четверть века не видело дорожных бригад и приобрело за это время вид прифронтовой дороги, по которой одновременно работала штурмовая авиация нескольких воюющих сторон.
«Надо бы привести дорогу в порядок, – подумал глава района, закрывая платком нос от жуткого запаха. – Да где денег взять?! А еще этот Жорка! – разозлился Захарин на хозяина фермы «Фламинго». – Загадил участок и не чешется!»
Когда, наконец, машина преодолела не самый приятный отрезок пути, и запах стал слабеть, чиновник достал из нагрудного кармана мобильник, нашёл телефон Лабазова и надавил кнопку.
– Жора, слушай, ты знаешь, что применение химического оружия карается международными законами?
– Слышал, что-то… Ты к чему, Василь Петрович? – опасливо спросил Окорочок, догадываясь, что глава администрации неспроста задал ему этот вопрос.
– А вот к чему. Вы, господин Лабазов, со своими курами у меня в районе химическую войну устроили. Еду сейчас мимо поля, что от тебя в сторону Мухановки, запах такой, хоть коровам противогазы выписывай. Ты понимаешь, о чём я говорю?
– Да, конечно, Василь Петрович, я давно хотел запахать, да руки не дошли.
– А у меня руки дойдут. Нашлю на тебя областную санитарную инспекцию. Мало не покажется.
– Василь Петрович, наведу порядок, не волнуйся.
– В ближайшие дни, понял?!
– Завтра, Петрович, же вызову трактор и сделаю. Не надо инспекцию!
– Завтра, так завтра.
Захарин раздражённо сунул аппарат обратно в карман.
Главе администрации лучше под горячую руку не попадаться. Не откладывая дело в долгий ящик, Лабазов позвонил в село Будалово бывшему совхозному трактористу Димке Сумину, владевшему единственным оставшемся на всю округу «железным конём», и сказал:
– Завтра с утра разровняй и вспаши участок, на который я навоз вывозил.
– Сколько? – отозвался Сумин.
– Три.
– Не пойдёт. Мне на твоём поле двое суток возни. Одной солярки только на пять тысяч нажгу. За десятку сделаю.
Сторговались на семи.
Однако ночью резко похолодало. С запада наползли тяжёлые тучи и обрушились сильнейшим снегопадом. Ранний снег лёг на поля, повис на не успевшей опасть листве. Сырой туман окутал окрестности. Промозглая, слякотная погода простояла дня три. Снег таял и опять выпадал, превратив окрестности в непроходимые для техники болота.
«Ну, теперь уж до весны, – решил Лабазов – Мало ли чего Захарину захотелось?! Стихия есть стихия. Я, конечно, обещал, но возникли обстоятельства непреодолимой силы. Большой снег уже на носу. Дело такое, что стерпит. А Димка перебьётся, ишь, монополию развёл со своим трактором, шиш ему с маслом, а не семь тысяч!»
Неожиданно последовавшая за осенней слякотью сумасшедшая жара, опрокинула логику прижимистого предпринимателя, а обильно политые дождями и прогретые горячим солнцем навозные пирамиды, превратились для мух в идеальные питомники.
13. Конгрессмен Бейкер
Полковник Бризар считал своим долгом донести до людей правду об экспериментах с ядовитыми мухами на острове Ликпо и разоблачить виновников гибели подводной лодки «Эльзас». Но сделать это из Франции казалось невозможным, и Бризар решил заручиться поддержкой влиятельных единомышленников в Соединенных Штатах.
В те дни в Париже находилась делегация американского Конгресса. Ознакомившись с материалами о прибывших во Францию конгрессменах, полковник остановил свой выбор на Роберте Бейкере.
Известный американский политик в молодости был военным пилотом. Лётную карьеру закончил после того, как его «Фантом», был сбит в небе над Вьетнамом. Почти два года Бейкер провёл во вьетнамской тюрьме, прозванной журналистами «Ханой Хилтон», но не ожесточился, не накопил в себе ненависти к бывшим противникам и после войны регулярно посещал Вьетнам.
Позвонив конгрессмену в отель, Николя Бризар предложил встретиться в саду Тюильри, и тот согласился. Они долго бродили по широкой, усыпанной жёлтыми листьями аллее и, когда Бризар окончил свой рассказ, Бейкер спросил:
– Вы думаете, что появление ядовитой мухи в Гринхилсе связано с деятельностью Кондраки на Ликпо?
– Полагаю, что связь есть.
Конгрессмен задумался.
– Получается что, журналистка, назвавшая «Страйкер» виновником гибели подводной лодки «Эльзас», права?
– Конечно! – Воскликнул Бризар. – Тут не может быть сомнений! Ани Ламберт никогда не хваталась за сомнительную информацию. Я дал ей сигнал, она проверила через свои источники, дополнила. Кстати, копии русских материалов, в которых вся картина происшедшего с «Эльзасом», при мне, могу их вам передать.
– Нет, не надо… русские документы я не возьму, – поспешно отказался конгрессмен.
– Вы боитесь за свою карьеру? – лицо полковника покрылось краской. «Не на того поставил!» – мелькнуло в голове.
– Нет, – возразил американец. – Дело не в трусости. Я должен был погибнуть, когда наведённая русским капитаном ракета, сбила мой «Фантом» над вьетнамским городом Винь. Спасся, благодаря случайности. С тех пор к смерти отношусь философски и меньше всего трясусь за карьеру.
– Так в чём же дело? Вы не верите мне, или не хотите видеть правду?
– То, что вы сказали, похоже на истину, я вам доверяю, но выступление перед американским Конгрессом с русскими материалами даст противоположный эффект.
– Тогда можно считать наш разговор бесполезным.
– Почему же?! Завтра я встречаюсь с начальником вашего Генерального штаба и постараюсь получить от него нужные аргументы.
Бризар отрицательно покачал головой.
– Генерал Лонгард не станет озвучивать русскую версию, а ссылка на меня будет означать обвинения в разглашении государственной тайны, трибунал и тюремный срок.
– Не волнуйтесь, я не первый год в политике и кое-какого опыта поднабрался. Достаточно будет самого факта встречи с Лонгардом, а поставить перед ним нужные вопросы, я могу, не касаясь русских материалов и не раскрывая вашей причастности к ним.
14. Трэнд, брэнд энд драйв
Мухи властвовали в Мухановке уже третий день, когда секретарша, наконец, изволила соединить Захарина с губернатором.
– Что ты меня дёргаешь?! – недовольно спросил губернатор таким голосом, что Захарину показалось, будто из трубки пахнуло перегаром. – Понедельник вообще – день тяжёлый, да к тому же сенатор из Москвы наведался, а тут ты ещё зудишь со своей Мухановкой!
Областной босс действительно был занят. Сенатора Гамова он только что проводил, а теперь нужно было дать аудиенцию заезжей американской певице. В кои времена в областной центр залетела Кэт Хип! Этот шанс никак нельзя было упустить, и не потому, что Люмкин являлся фанатом звезды, а потому, что по этому случаю в город прибыла группа столичного телевидения, и губернатор надеялся засветиться на всероссийском экране.
«Надо тусоваться, тусоваться и тусоваться, – откровенничал за рюмкой коньяка сенатор Гамов. – Такой трэнд сейчас. Будешь тусоваться, тебя будут видеть, а уйдёшь из тусовки, утратишь драйв, тебя забудут на фиг, и конец карьере!»
Губернатор не знал английского, но, по примеру столичного деятеля стал украшать речь иностранной лексикой, чтобы создать впечатление, будто он, Люмкин, в свое время и на горшок просился только на английском и потому ему трудно подбирать некоторые слова на русском.
«У нас в области такой трэнд – не оставаться в стороне от ведущих драйвов мировой культуры!», – планировал губернатор прокомментировать в телекамеру приезд поп звезды в провинциальный центр.
При этом он мог бы обнять Кэт Хип за плечи и поцеловать в щёку. И, может быть, эти кадры увидит президент, пригласит в Кремль, и скажет: «Мне нравится ваш трэнд, господин губернатор, у вас есть свой брэнд и свой драйв, и я просил бы вас побыть руководителем области ещё один срок». Тогда Люмкин ответил бы, глядя в глаза главе государства: «Конечно, я устал, всё время находиться в трэнде, но отказать Вам не могу».
– Народ бедствует, Владислав Максимович, вот я и звоню, – зазвучал в трубке голос Захарина. – Надо хоть как-то помочь людям.
«Тут такой трэнд, а он с этой долбаной Мухановкой!» – разозлился Люмкин, – как это на английском будет «долбаная» – «файкин», «факин?!»
– Ты думаешь, что губернатору больше делать нечего, как вашей файкиной Мухановкой заниматься?! – возвысил голос Люмкин. – То ремонтом дороги доставали, теперь мухами. Может, хватит?! У вас такой трэнд, я смотрю, чуть что – к губернатору. А где ваш собственный драйв?!
– Я стараюсь, Владислав Максимович, но финансовый ресурс районной администрации ограничен.
– Бюджет области не резиновый! Этому дай, тому дай… я как та Тамара, которая всем давала… на травлю мух у меня нет ни копейки… они, как сами прилетели, так сами и улетят!
Захарин недоумённо посмотрел на трубку, разразившуюся недовольными короткими гудками, покрутил головой и после небольшого раздумья достал мобильник. Набрав номер главного канала столичного телевидения, представился и изложил то же самое, что минуту пытался донести до губернатора.
– Да, – ответил ему вежливый женский голос из высокой телевизионной башни, – тема необычная, а в свете событий в американском Гринхилсе – актуальная. Мы вам перезвоним.
Через несколько минут тот же доброжелательный голос донёс до главы Лаптевского района, что в области находится репортёрская группа, которая немедленно будет перенаправлена в Мухановку.
– Спасибо, – поблагодарил Захарин, – только у нас дороги, боюсь, москвичи не поедут.
– Эти москвичи поедут, – заверили из Останкино. – У вас там подходящее средство передвижения найдётся?
– У нас есть.
– Номер вашего телефона мы сообщили корреспонденту. Как вас по отчеству?
– Василий Петрович.
– Понятно, – отозвалась сотрудница телевидения. – Корреспондент с вами свяжется. А вы, Василий Петрович, пожалуйста, обеспечьте группе доставку.
– Будьте, спокойны, за нами дело не станет, – заверил Захарин.
В новостях следующего дня на экранах телевизоров бесновались атаковавшие Мухановку полчища крылатых насекомых. Они жужжали, ползали по оконным стеклам, копошились на полах, роились под потолком. Подоконники, словно живые, шевелились под толстым слоем мух. Гроздья утонувших насекомых плавали в вёдрах, корытах и железных бочках с водой, которую жители деревни держали про запас.
«Село близко к гуманитарной катастрофе! – комментировал диктор. – Однако, местные власти не предпринимают ничего, чтобы помочь людям!»
Кадры аномального природного явления взбаламутили мутное болото магистров и профессоров чёрной магии. Ведьмы и колдуны со всего мира, захлебываясь, наперебой стали предвещать скорый конец света. То, что он наступит, никто из магов не сомневался, но по датам пришествия апокалипсиса возникли непримиримые разногласия.
«В нашествии насекомых ничего экстраординарного нет, – опроверг зловещие предсказания американский профессор Брегель. – Это достаточно редкое, но далеко не сверхъестественное явление такого рода. В своё время полчища мух обрушивались на американский Мейсон-Сити, мексиканский Пьедрас-Негрос, сербский Кралево, а в России на город Чебаркуль и уральскую деревню Верхние Караси. Тем не менее, рассматривая мухановский катаклизм через призму случившегося в Гринхилсе, надо следить за развитием ситуации, чтобы своевременно выявить тенденцию опасной мутации насекомых, если таковая возникнет».
15. Подарок царя обезьян
Солнце стояло еще высоко над Таби-Таби, когда внизу под домом вождя началась суета, шлёпанье босых ног и повелительные крики Агубара. Голова генерала показалась в проёме, он что-то хрипло доложил вождю.
Семе Кударат надел корону, сдвинул её набок, глянул в зеркало на столбе и с довольным видом посмотрел на гостей.
– Давай, выходить! Только солнце много. Все голова прятать.
Академик Ганюшкин надел свою соломенную шляпу, Фролов – капитанскую фуражку, повесил на грудь бинокль. Вслед за повелителем острова они вышли на широкую бамбуковую террасу, под которой полукругом уже стояли две шеренги воинов с ракетницами на поясах.
Семе Кударат подошёл к перилам, приложил руку козырьком ко лбу и стал вглядываться вдаль. Судя по тому, что повелитель острова, прикусив нижнюю губу, с сипением втягивал в себя воздух, он пребывал в напряжённом ожидании.
– Обезьяна идёт там! – оживился вождь и показал рукой.
Действительно, из густого кустарника, окружавшего широкую поляну, показалось тёмное копошащееся пятно и медленно поползло вверх. Оживленно щебетавшие птицы смолкли, как по команде, и в наступившей тишине послышались приглушённые крики, взвизгивания и рычание.
– Обезьяны, – сказал капитан, приложив к глазам бинокль и осторожно подкручивая пальцем винтик наводки резкости. – Выстроились в пирамиду, на вершине которой какое-то лохматое существо. На, посмотри.
Бинокль перешёл к Назару Ефимовичу и тот увидел в окулярах вознесённый над головами приматов паланкин, на котором важно восседала толстая обезьяна в тёмных очках. Низкий лоб существа перетягивала белая повязка.
Семе, взяв у академика бинокль, прояснил ситуацию так:
– Дрилон, собака, мой очки украл, на носилка сел, а все другой обезьян его везёт. А там, сзади, смотри, два настоящий человек!
– Люди?! – удивился Иван Васильевич, которому Семе возвратил бинокль. – Не может быть! Ну-ка, ну-ка… Точно, мужчина и женщина. Идут позади со связанными руками.
– Так они и нас захватят, если захотят, – забегал по настилу академик. – Эти островные приматы, наверняка не слышали о Женевской конвенции обращения с военнопленными.
– Дрилон белый тряпка на лоб – драка нет, – успокоил академика Семе.
Вождь что-то прокричал вниз. Охрана защёлкала курками, нацеливая ракетницы в сторону обезьян. Мускулистый воин втащил на балкон стянутый лианами мешок, из которого торчала голова Зарипы. Рот любимой жены царя обезьян был заткнут соломенным кляпом, жёлтые глаза горели ненавистью. Пытаясь избавиться от пут, она извивалась всем телом, и мешок, как живой, дёргался и прыгал по настилу.
Обезьяны остановились метрах в тридцати от строения и почтительно опустили паланкин на траву. Дрилон слез с носилок на четвереньках, встал на две лапы и выпрямился. Свесив почти до земли страшные лапы, широкий как краб, обросший лохматой шерстью, царь обезьян сделал два тяжёлых шага и издал гортанный рык. Обезьянья свита засуетилась, и вперёд были выведены высокий седой мужчина и темноволосая женщина в изодранных одеждах.
По знаку Семе Кударата воин приподнял над оградой террасы бьющийся в конвульсиях мешок, из которого торчала голова Зарипы. Увидев любимую жену, Дрилон содрал с себя очки, забросил в траву и заплакал, размазывая лапами слёзы. Вслед за повелителем жалобно взвыл весь обезьяний хор.