Многие государства прекратили своё существование. Анклавы здоровых людей, потерпели сокрушительное поражение, одна их часть была уничтожена, другая порабощена.
Власти новообразованных государств обвинили в случившейся беде тех, кто остался здоров, уцелел. Уцелевшие понесли наказание якобы за то, что были лояльны к власти, которая травила население и сделала людей инвалидами. Новые правители лишили уцелевших ключевых прав и свобод и арестовали. Создание Совершенного лекарства – главное условие их амнистии.
В страхе оказаться пойманным и потерять всё, многие уцелевшие начали употреблять афиросодержащие напитки и превратились в Аомби.
Стабилизировать ситуацию не удалось. В мире царит хаос.
Сейчас уцелевшие производят основные товары, оказывают главные услуги, гибнут от тяжёлого труда. На войне уцелевшие вынуждены помогать Аомби обороняться друг от друга. Заболевшие жители городов занимаются пустым делом, контролируют уцелевших и создают Поколение – новый человеческий вид, который нельзя вылечить.
Для нас – уцелевших очевидно: если срочно ничего не предпринять, через несколько поколений мы – люди вернёмся к первобытному состоянию или просто вымрем.
Я следил за деградацией общества в небольшом городе. Мальчишкой наблюдал, как боксирует отец. Он много пропускал не только на ринге, но и в баре. Отец заболел одним из первых. Я перестал видеть его дома. Затем была первая Профилактика. Власти сформулировали законы в отношении уцелевших людей, принудив их работать по 12 часов в день без выходных. Детей поначалу не трогали, но к 15 годам я столкнулся с выбором, отправиться на фронт или работать на полуразрушенной фабрике, которую вскоре окончательно разбомбили. Безопасно не было нигде. Я угадал с выбором.
После месячного обучения военному делу меня посадили в окоп с пристреленным пулемётом (главные линии обороны состоят из уцелевших, потому что патроны на вес золота). На наши позиции обрушивали артиллерию, затем посылали солдат (Аомби). Крепко удерживая оружие, я нажимал курок, враги падали, будто спотыкаясь, и после не вставали. В 19 лет меня переопределили в разведку, захватывать офицеров, которые из-за болезни потеряли чувство собственной опасности. Они разъезжали вдоль линии фронта на бронированных машинах.
На военной базе я познакомился с Кэт. Она, как и я, была здорова, работала медсестрой, помогала врачам выполнять сложные хирургические операции. Её жених Майк был из заболевших. Он служил вместе со мной в разведывательном отряде. Со второго задания я вернулся на трофейном броневике. В обстрелянной разбитой машине было три смертельно раненных человека: я, Майк и вражеский офицер. Салон был залит кровью, будто мы проехали через реку крови. Мы не были готовы к тому, что офицера будут охранять уцелевшие.
Врачи сумели спасти только меня. Спустя две недели я очнулся в мире, претерпевшем серьёзные изменения, в мире, в котором больше не существовало моего города. Кэт вела трофейный броневик в неизвестном направлении и была так рада, когда я вышел из комы…
Машина с проектором долго сигналит, чтобы проехать сквозь толпу Аомби. Жители не расходятся, будут шуметь до утра. Мы возвращаемся с балкона в комнату. Кэт отпускает мою руку. Лицо девушки залил румянец.
– Вы заметили? – спрашивает Лео.
– Во время речи у Мёрфи шёл пар изо рта, значит, проекция записана два дня назад, когда были заморозки, – говорит Егерь.
Получается, Лидер знал, что в торговом центре готовилась диверсия, но не предотвратил, или вовсе сам причастен ко взрыву. Почему он так сделал?
Пит настраивает телевизор. По единственному каналу в студии Центра обсуждают фронтовые сводки, подробности диверсии и начало Профилактического режима. Высокопоставленный гость – начальник Погонной службы докладывает об успехах новой методики ловли уцелевших. Одновременно во всех супермаркетах города был ужесточён способ продажи товаров. Покупатели на кассе подвергались тесту «инновационного» устройства и, если проваливали его, то продавец экстренной кнопкой вызывал отряд Погонщиков, который задерживал подозреваемых и доставлял в вытрезвитель. Кто из подозреваемых протрезвеет к утру, тот уцелевший, его ждёт суровое наказание (рабский труд), кто не протрезвеет, того отпустят. Продавцы супермаркетов задействовали экстренную кнопку и в тех случаях, если считали, что покупатель перед ними – уцелевший, имитирующий симптомы болезни. Начальник Погонной службы призывает жителей быть бдительными и сообщать обо всех подозрительно-адекватных личностях.
Дальше следует репортаж из центрального вытрезвителя. Погонщики выводят задержанных из чёрных автомобилей. Я замечаю подростка, которого видел на улице. Он грустно смотрит в камеру держа руки над головой.
Сегодня мне повезло, завтра я тоже могу быть пойман и потерять всё.
Иду в другую комнату, переложить продукты из рюкзака. Чувствую лёгкие шаги за спиной – Кэт.
– Давно свою мать не навещал… и меня… – тихо говорит она, обнимая меня за плечи.
– Прости. Как долго, думаешь, мы продержимся?
– Шон, всё нормально. Мы здоровы и водим их за нос. Переезжай снова ко мне, будет ещё лучше. Тебе очень идёт эта стрижка, как в армии, и густой щетины нет. Тебя теперь даже целовать можно. – Кэт поворачивает меня к себе и пламенно целует. Я чувствую, как в моих руках дрожит её тонкое тело.
– Не связывайся с дочкой Уайта… Шон… не рискуй… не надо… пожалуйста… – с тревогой просит Кэт. Она всегда так волнуется, а я всегда делаю глупости.
– Мы уходим, – бросает Егерь. Похоже, он наблюдал за нами.
Я закрываю за друзьями дверь. Кэт осталась.
– Сходи завтра в лабораторию, посмотри на Временное, убедись, что всё не так плохо, – улыбается Кэт, когда я веду её в спальню.
Девушка жадно целует меня в губы и увлекает за собой на кровать. Я начинаю раздевать Кэт. Она цепляется руками, мешает мне, хотя хочет помочь.
Ночью просыпаюсь, слышу, как Кэт тихо плачет. Вспомнила гибель Майка или из-за меня? Если я шевельнусь или как-то не так вздохну, то Кэт поймёт, что я не сплю, и разрыдается. Она сильная, не хочет, чтобы её видели такой, никто не хочет. Я думаю о том, чтобы не думать, и быстро погружаюсь обратно в сон.
Глава 3
Потягиваюсь, открываю глаза. Кэт ушла на работу и не разбудила. Она зашила мой порез на куртке. При встрече поблагодарю её.
Вода в душе льётся прозрачная, это потому, что гостиница расположена вблизи Центра.
Ем тушёнку с рисом из пакетика, пью 150 граммов виски и спускаюсь на улицу. Прогуляюсь до нашей подпольной лаборатории. Любопытно взглянуть на Временное.
Нам с Кэт было непросто прижиться в новом городе. При общении с Аомби мы совершали ошибки. Нас подозревали в том, что мы здоровы, даже преследовали. Мы бы пропали, если бы не встретили Егеря. Он помог нам адаптироваться к новым условиям существования.
Мимо плетутся хмурые прохожие. Мальчик продаёт старые вещи. Я отсыпаю ему мелочь и беру календарь, которому почти 30 лет. Жаль изображение лагуны на календаре немного выцвело.
Центр каждую неделю вывозит свой мусор на свалки города. Тысячи Аомби распространяют барахло, которое нашли на свалках, это их единственный хлеб.
На улице протест. Местные власти установили алкотестеры во всех вагончиках, которые выдают еду рабочим. Аомби, выпившие спозаранку спиртного, не получили утренний паёк и рассердились.
Есть уцелевшие, которые тайно работают вместе с Аомби, чтобы получать талоны на еду. Акция властей была направлена против них, но привела к всеобщему недовольству.
– Я с детства болен!
– Всё время здесь получаю!
– Можно быстрее!
– Выдавайте!
Возмущаясь, многие Аомби ругаются, возможно, в толпе есть и уцелевшие. Крепыш в рваном пальто не выдерживает и со злостью бьёт кулаком по вагончику, оставляя вмятину. Другие Аомби начинают расшатывать вагончик, пытаются перевернуть. Атакованная машина резко берёт с места, давя толпу.
Когда издалека доносится вопящий звук сирены Темников, заболевшие бегут кто-куда. Мне тоже пора уносить ноги. Погонщики могут задержать.
Пробегаю две улицы. Агитатор пытается меня остановить, протягивает мне листовку и зовёт на фронт. Властям требуется много пушечного мяса. Сейчас отдаётся предпочтение Поколению. Бойцам обещают достойное жалование, при возвращении с войны хорошую пенсию и проживание в Центре. Жители не знают, что из-за неверных приказов командования создаются «котлы», в которых солдаты гибнут сотнями.
На первых этажах домов открылись мелкие лавки, в которых продают самогон низкого качества и напитки с Афиром, произведённые по кустарной технологии.
Из тени подворотни меня зомбирует голос:
– Лекарство, оно поможет. Подойди.
Аомби называют себя Наркологами. Егерь периодически скупает у них пузырьки с «лекарством». Спенсер в лаборатории изучает эти «лекарства». Ими оказываются наркотики или мутная вода. В лучшем случае «лекарства» никак не повлияют на организм, в худшем, разрушат центральную нервную систему. К сожалению, многие Аомби верят в чудо и покупают эту дрянь. Вот почему на улицах города слышатся безумные крики.
За полчаса я добираюсь до промзоны. Северный город разбомбил эту территорию в самом начале войны. Власти перевезли станки, машины, двигатели в лес и там под толщей земли создали защищённые от артиллерии производства для уцелевших. Мы вычислили это место. Вокруг высокий сетчатый забор под напряжением, патрули с собаками, мины-ловушки. Без роты солдат туда не пробиться.
В километре от промзоны расположен палаточный городок, своего рода приют. Зелёный флаг развивается над казармами, шатрами и палатками. Аомби в комбинезонах готовят почву к посевной. Джемисон основал городок с целью приобщить Аомби к труду. Ещё он пытается менять технологии и делать их доступными для заболевших. Если Аомби сумеют самостоятельно производить всё необходимое и жить в достатке, то уцелевших можно будет освободить. Жаль Джемисон один из немногих, кто работает в этом направлении. В городок приходят уцелевшие и просят помощи. Но Джемисон передаёт их Центру, за что получает от властей поддержку и снабжение. Однако часть уцелевших он тайно оставляет себе, чтобы проводить исследования. Спенсер некоторое время работал в городке, но принял решение сбежать. Центр подозревает Джемисона, что он ведёт двойную игру, и следит за деятельностью городка при помощи шпионов.
Петляю между бетонными развалинами. В одной из стен образовалась воронка от прямого попадания снаряда. Свет проникает внутрь всего на пару метров. Я залезаю в воронку, иду на ощупь вдоль перекрытия, спускаюсь по лестнице вниз к бронированной двери. Постучав, жду. Открывает Спенсер.
– Я доедаю завтрак, – говорит он. – Можешь пока посидеть за компьютером.
Площадь подпольной лаборатории 100 квадратных метров. Помещения заставлены столами, старым оборудованием, микроскопами, специальной посудой и компьютерами.
Я снимаю с держателя маску, подсоединённую к кислородному баллону, подышав в неё, быстро трезвею.
В углу соседней комнаты небрежно свалены мешки с деньгами. Я беру новенькую зелёную пачку, недолго держу. Приятное ощущение. На стене рядом со своим рабочим местом вешу календарь, купленный у мальчика на улице. Буду иногда любоваться красочным видом лагуны. Не хочется тратить время на компьютерную игру, лучше загляну к нашим «гостям».
Егерь привёл с улиц двух Аомби. Они добровольно согласились помогать с надеждой вылечиться, но жизнь в изолированной комнатке и проводимые над ними небольшие опыты, заставили их пересмотреть своё решение. Обратного пути не было. Аомби пытались бежать, обещали, что ничего никому не расскажут, успокаивались, начинали вести себя примерно.
За ширмами операционные столы пусты. Аомби в камере. Иду туда. Странно, только один Эван долговязый мужчина лет 40 сидит на стуле за противоударным стеклом.
– А где Ларри? – спрашиваю я.
Эван молчит и грустно смотрит на меня пустыми глазами. Тоскует по воле. Мы дали ему плохой ноутбук, в котором он иногда играет в карты.
– Отпустили Ларри? – вернувшись из камеры, спрашиваю я Спенсера. Он потирает руки, не зная, что ответить. Я смотрю по сторонам и нахожу Ларри, вернее то, что от него осталось – на полке урну с прахом, в витринном холодильнике пакеты с кровью. Я рефлекторно закрываю глаза рукой, чтобы не видеть этого кошмара.
– Я поставил капельницу с Временным, его организм не выдержал. – поясняет Спенсер, пожимая плечами.
– Ты знал, что так будет! – Я кидаюсь на него. – Мы же не убийцы!
– Ты же знаешь, что Аомби творят с уцелевшими?! – Спенсер ожесточённо сопротивляется.
– Мне плевать!
– Шон, послушай!.. – Егерь с трудом разнимает нас со Спенсером. Я не заметил, как он пришёл. – Послушай!.. Не получим лекарство, все труды насмарку, нам конец.
Я смотрю на Спенсера и Егеря, как на преступников, а они делают вид, будто ничего не произошло.
– Если мы будем поступать, как Аомби, то нам точно конец, – говорю я.
– Посмотри его анализ крови. – Егерь жестом руки приглашает меня к медицинскому столу. Я беру со стола распечатку и изучаю её. Что же убило Ларри?
– Аллергическая реакция? – быстро заключаю я. Иммуноглобулин высокий.
Спенсер объясняет мне:
– Если Временное длительно вводить в организм, то Афир перестраивает иммунную систему, и лекарство воспринимается, как аллерген. Это защитная реакция Афира. То есть, большая дозировка Временного вызывает анафилактический шок, который развивается стремительно и приводит к смерти.
Я замечаю, как Егерь слегка кивает Спенсеру, чтобы тот ушёл.
– Знаю, Кэт против того, чтобы ты виделся с Элизабет, – говорит Егерь, когда мы остаёмся наедине. – Но ты же понимаешь насколько это может быть важно, особенно сейчас.
– Она всё равно не напишет.
– А если напишет? Если уже написала?
Я вздыхаю.
– Что в письме?
Егерь протягивает бумажку, в которой Элизабет в двух предложениях просит забрать её с траурного мероприятия, посвящённого жертвам вчерашней диверсии.
– Шон, соглашайся.
Как будто у меня есть выбор? Мы близко подобрались к лаборатории Центра.
– В камере освободилось место. Может быть, она его займёт? – намекает Егерь.
– Думаешь, девушка выдаст нам своего отца, или он захочет с ней поменяться? Только всех на уши поставим. Мне придётся бежать из города.
– Действуй по ситуации.
Я скептически отношусь к плану, но нужно пробовать, ничего другого не остаётся.
Через запасной выход иду в гараж проведать Пита.
– Я нашёл оружие, которое тебе понравится. – Узнав меня по ботинкам, он выкатывается из-под автомобиля, который постоянно ремонтирует и тюнингует.
– Ножи и молотки можешь не предлагать.
– Это лучше. – Пит идёт к столу и вынимает из ящика чёрные перчатки, подобные тем, что используют бойцы смешанных единоборств. – У этих перчаток вместо вкладыша пены вещество, способное твердеть.
Я надеваю перчатки. Пит подсказывает, как изменять структуру вещества. В углу гаража установлен металлический щит. Я луплю по нему, оставляя глубокие вмятины.
– Или лучше возьми пистолет? – спрашивает Пит.
– А если задержат? Тогда вообще никакого шанса спастись не будет.
Угостившись у Пита алкоголем, возвращаюсь в гостиницу.
Приняв в номере душ, я ненадолго становлюсь свежим и светлым, пока не выпиваю стандартные «маскировочные» 150 граммов виски. В очередной раз опьянев, отправляюсь на дело.
Темнеет. Я иду по дорожке вдоль высокой стены Центра. Вмонтированные в брусчатку прожектора подсвечивают монументальный фасад стены. Я замечаю десятки скрытых пулемётных гнёзд.
Встречаю патруль.
– Куда?! – спрашивает Аомби в камуфляже с автоматом на перевес.
– Я вчера был в торговом центре, иду почтить память погибших. – Я протягиваю ему поддельный пропуск, которым пользовался накануне. Патрульный смотрит пропуск. Похоже, текст в его глазах расплывается, и он не может разобрать, что там написано.