Чаровница. Исповедь ведьмы - Владимиров Александр

Александр Владимиров

Чаровница. Исповедь ведьмы

роман

Об авторе

Александр Владимиров – один из наиболее ярких и значимых авторов в русской и мировой литературе.

Его относят к наследникам великих традиций Гоголя и Булгакова. Романы Александра Владимирова – удивительный сплав фантастики и детектива, философии и истории, открытой сатиры и серьезных социальных проблем современной жизни. Его герои увлекают и завораживают, а от сюжетных поворотов порой голова идет кругом. Неоднократный лауреат российских и международных премий, Народный писатель России. Рядом общественных организаций Александр Владимиров был выдвинут на Нобелевскую премию по литературе.

Пролог

1

Иногда Павел и сам не понимал: это тюрьма или все-таки нет? Палаты так напоминали камеры для заключенных, а санитары – беспощадных надзирателей, для которых само слово «сострадание» давно забыто. Все пациенты тут находились не по своей воле. Никто не интересовался их желаниями, лишь одно имело значение: что решит врач – всесильный господин и диктатор.

Павел проработал здесь совсем недолго, но уже начал понимать: это не для него. В самом начале ему объясняли, что он, подобно Моисею, ведет «заблудших овец» к исцелению. Однако реальность чаще была иной: люди не выздоравливали. Наоборот, ломалась их воля, мозги «высушивались» и они готовы были воспринимать только то, что скажут самоуверенные господа в белых халатах, а остальное – от лукавого. Они превращались в рабов, безропотно подчиняющихся установленному обществом порядку и заранее предписываемым каждому условиям игры. Зато скрывающиеся от правосудия преступники чувствовали себя в больнице как рыба в воде. Для них тут был настоящий рай.

Просматривая дела пациентов, Павел снова и снова возвращался к одному из них. Он не мог поверить, что здесь, рядом, в больничной камере, кумир его детства.

В ординаторскую вошла заведующая отделением Елена Петровна Новожилова. Она с интересом посмотрела на молодого врача.

– Все работаете, Павел Сергеевич? Похвально!

– Есть одно дело, которое не дает мне покоя…

– Так… Андрей Николаевич Фирсов. И что вас смущает?

– Он замечательный писатель!

– К нам попадают не только писатели, но и директора компаний, дипломаты и прочие. Честно говоря, половина депутатского корпуса запросто могли бы быть нашими пациентами. По поводу Фирсова… Он чуть не убил членов своей семьи – жену и дочь.

– Громко сказано. Он никого не собирался убивать. Просто хотел остановить машину.

– Вы сами водитель?

– Да.

– Значит, вам хорошо известно, что такое вцепиться в руль, когда за ним другой человек, его жена. Да еще на трассе. Хорошо, что в этот момент дорога оказалась свободной. Автомобиль врезался в дерево без последствий для пассажиров.

– Понимаю…

– Потом он выскакивает из машины и бежит в лес, где его и находят через некоторое время. Может так поступить здоровый человек?

– В жизни случаются разные обстоятельства.

– Обстоятельства – обстоятельствами, но разумный индивид следует определенным правилам. Если он их не выполняет, его место либо здесь, либо там, где еще хуже.

– Интересно, что Фирсова толкнуло на подобный шаг? Он ведь так и не объяснил…

Заведующая отделением посмотрела на молодого коллегу и усмехнулась:

– Не пытайтесь найти оправдание безумным поступкам.

– Но…

– Не пытайтесь! Даже если когда-то вы зачитывались книгами этого человека. Я говорила с его женой. В последнее время Андрей Николаевич вел себя не адекватно. Ни с того ни с сего набросился в магазине на несчастных рабочих мигрантов, обвинил их в оккупации России. Или вот еще: отнес на свалку новый телевизор. Якобы чтоб спастись от бесконечного преследования нашего вождя. Не глупость?

Талантливые люди часто являются нашими пациентами. Вы в этом скоро убедитесь… Кстати, никто не запрещает Фирсову писать. Все равно работа в стол. И это даже хорошо. С одной стороны, его не третируют: твори что хочешь. С другой – никто его писанину не прочитает.

– Елена Петровна, – осторожно спросил Павел. – А нельзя мне с ним побеседовать?

– Зачем? – спросила заведующая отделением.

– Хочу понять его.

После некоторых раздумий Елена Петровна ответила:

– Фирсов мой пациент. Только я работаю с ним. Но раз у вас такое желание…

Павел отправился в палату, где находился знаменитый писатель. Дежуривший неподалеку санитар сказал, что в случае чего он рядом.

– Думаете, мне потребуется ваша помощь?

– Скорее всего, нет, – рассмеялся парень. – У вас русское лицо.

– Он нападает только на нерусских?

– Ни на кого он не нападает, – махнул рукой санитар. – Может, когда-то сорвался… Или его спровоцировали? Сейчас с ним проблем нет.

Палата оказалась одиночной. Павел увидел человека не первой молодости, исхудавшего, но не выглядевшего сломленным. И в глазах у него прочитывался недюжинный ум.

– Здравствуйте, Андрей Николаевич! – приветствовал его доктор.

Писатель принял его слова безучастно. Павел сделал шаг и… остановился. Он не представлял, о чем можно беседовать в психбольнице с кумиром детства. Однако нельзя вечно играть в молчанку. Не для того он сюда пришел!

– Мне очень тяжело, что мы встречаемся при подобных обстоятельствах. Хочется вам помочь… Я вообще не понимаю, почему вы здесь, и готов сделать невозможное, чтобы только вызволить вас из этой… тюрьмы. Но помогите же и вы мне. Расскажите, как и почему это произошло на трассе?

Фирсов впервые посмотрел на врача долгим пронзительным взглядом и сказал:

– Зачем? Вы все равно не поверите.

– Поверю!

– Это только слова.

– Я прочитал не менее двадцати ваших книг. Вас называют фантастом, но именно вы говорите настоящую правду.

Искренняя горячность врача произвела на писателя благоприятное впечатление, взгляд его смягчился. Но потом Фирсов вздохнул:

– Мне уже приклеили метку сумасшедшего. Избавиться от нее непросто.

– Я вам ее не приклеивал. Мало того, я уверен, что вы здоровы. Но мое заключение должно иметь хоть какое-то обоснование. Расскажите, Андрей Николаевич…

Еще несколько минут непонятного ожидания. Павел повернулся, чтобы уйти, но писатель его остановил.

– Хорошо. Только это очень жуткая история. Готовы ли вы к такому?

– Кто-то же должен выслушивать и жуткие вещи.

– Тогда возьмите. – Фирсов протянул папку.

– Что это?

– Прочитайте. Меня здесь лишили выхода в интернет, но работать позволяют.

– И как мне потом с этим поступить?

– Вам решать. Я и так сделал что мог…

Андрей Николаевич упал на кровать, казалось, вновь потеряв к собеседнику интерес. Врач попрощался и вышел.

Сегодня у Павла было ночное дежурство. Совершив обход, он присел за стол. Рукопись лежала перед ним и словно призывала поскорее начать чтение. Однако было в том призыве что-то пугающее. Фирсов предупреждал, что история жуткая, Павел боялся, что прикоснется к тайнам, которые, может быть, лучше не знать?

Часы на стене тикали, предвещая приближение ночи. Обычно это понятие в психбольнице условное: никакого спокойствия ждать не приходится. Именно когда за окном господствует тьма, внутри некоторых больных просыпаются звери. Звери рвутся на охоту, но, видя запертые двери, бросаются на них и безумно голосят. Как ни странно, сегодня пока царило относительное спокойствие. Все подвигало Павла к тому, чтобы он поскорее начал чтение.

И он решился!

2

«…Началась эта история давным-давно, в последние годы существования Советского Союза. Я только что поступил в один из престижных вузов Москвы и, чтобы избавиться от напряжения вступительных экзаменов, был безумно рад сменить обстановку. Такая возможность вскоре представилась: моя мать, актриса театра оперетты, предложила поехать с ней на гастроли в Донецк. Я с радостью согласился.

Этот южный город мне понравился. Современные здания соседствовали с изумительными постройками старины, мчащийся поток машин – с благоухающими парками, застывшими в вечном спокойствии. По тротуарам центрального проспекта прогуливались толпы людей, слышались обрывки разговоров, шутки, смех. Никому бы из них и в голову не пришло, что наступит время, когда раскинувшееся над ними небо озарится вспышками войны, а ужас и страдания станут неотъемлемой частью их жизни.

Я быстро освоился в театре; несколько дней – и меня знали большинство ведущих актеров и актрис. На спектакли меня пускали бесплатно, я обычно поднимался на второй ярус и прятался в темноте ложи. Уже знал героев и сюжетные повороты основных оперетт. И, что самое главное, интерес к театру только возрастал.

Это было великолепное время! Утром – пляж и купание в реке Кальмиус[1], днем – прогулки по улицам города. А вечером – умопомрачительная музыка, героини в дорогих платьях, неистовые аплодисменты публики. Труппа приняла меня как своего, чему способствовала правильная политика общения. Ни слова о созданных сценических образах („Слишком далек от искусства“). С мужчинами – разговоры о политике или спорте, с женщинами – о местных достопримечательностях. Кстати, одной из настоящих достопримечательностей Донецка была красота местных девушек. Она поражала и восхищала. Точно проказник Лель своей игрой на дудочке заманил сюда первых прелестниц со всего славянского мира. Куда бы ни зашел – глаза разбегаются!

Однажды, в театральном буфете я с жадным интересом осматривал его юных посетительниц. „Ого, какая!.. Стоит познакомиться… А еще лучше с той, что расплачивается с буфетчицей…“

Но тут все они были позабыты, потому что вошла та, от которой перехватило дыхание. „Так вот каково оно, истинное совершенство!“, – подумал я.

Волны черных волос незнакомки ниспадали до пояса, черты лица были настолько пропорциональны, что сам собой возникал вопрос: сколько экспериментировал Создатель, чтобы добиться подобного результата? Фигура изящна и грациозна, от самого обычного покачивания головы по коже пробегал мороз, а дополнительную изюминку придавал слегка вздернутый носик, который она иногда морщила. Случайно я поймал ее взгляд, в нем соединились чарующий магнетизм и необыкновенной остроты ум, уверенность в себе и строгость, даже суровость, сопряженная с непонятной грустью.

Именно эти глаза не позволили мне подойти к ней сразу. Самоуверенный до невозможности, я вдруг засомневался: понравлюсь ли богине? Да и держалась незнакомка несколько вызывающе. Руки по-мальчишески засунуты в карманы модных джинсов. Рядом с ней была подруга, высокая и немного нескладная, которая суетилась перед красавицей, как служанка перед госпожой. А еще в их компании была очень пожилая, несколько тучная дама, возможно, мать или даже бабушка одной из девушек.

Нахлынувшая в буфет толпа помешала моему созерцанию незнакомки. Потом, перехватив бутербродов, все трое дружно покинули буфет. Я поспешил следом, ругая себя, что не решаюсь подойти, заговорить. Но… что-то упорно сдерживало.

Звонок, и это уже второй. Красавица со спутницами стали подниматься наверх. Ба! Они направились в ложу, куда я, как „сотрудник театра“, мог проходить бесплатно. Похоже, это судьба…

Погас свет, раздались первые звуки оркестра, и только тогда я решился появиться в ложе.

Я сразу заметил ее. Она сидела в первом ряду, облокотившись на край ложи. Позади было свободное место, и я пристроился там.

Закончилась увертюра, промелькнули первые сцены, когда служанка Айзенштейнов Адель договаривается с влюбленным в ее хозяйку Розалинду Альфредом пропустить его вечером в дом, получая в обмен приглашение на бал-маскарад к князю Орловскому. Действие оперетты быстро развивалось, а я никак не решался привлечь внимание незнакомки. Наконец появилась Розалинда, это для меня был отличный шанс:

– Ее играет моя мама, – шепнул я девушке.

И действительно, после этих моих слов красавица обернулась.

– Да, да, она самая, – подтвердил я. – А меня зовут Андрей, я только что поступил в Московский институт международных отношений.

Теперь я заметил, что нахожусь под прицелом глаз не только красавицы, но и ее „свиты“…

Началась комическая сцена, где Генрих Айзенштейн вместе со своим другом Фальком пытаются повесить Розалинде на уши лапшу, мол, ее муж отправляется в тюрьму, хотя на самом деле они спешат на бал-маскарад. Я же вновь попытался завязать разговор с незнакомкой:

– С тем артистом, что играет Генриха, мы вчера пили…

Тут на меня зашипели соседи по ложе, пришлось замолкнуть до конца первого акта.

Зато, когда опустился занавес и вспыхнул свет, я запел соловьем.

– Обожаю оперетту, мой любимый жанр. А вам она нравится?

– Да, – просто ответила незнакомка.

– Я представился, а вы нет…

– Валерия. – Ее голос вдруг стал холодным и отчужденным.

– Приглашаю в буфет. И ваших подруг тоже.

– Нет, благодарю.

– Почему?!

– Мне… всем нам нужно в дамскую комнату.

– Это займет у вас немного времени, а потом…

– Увидимся здесь.

– Когда?

– В начале второго акта.

– А если приду раньше?

– Не стоит.

Долговязая подруга и пожилая женщина вдруг взглянули на меня со странной грустью. Я понял, что своей настойчивостью стану только раздражать их всех. Поэтому сделал приветственный взмах рукой и отправился в буфет.

Сказать, что Валерия мне понравилась, – не сказать ничего. Однако я чувствовал, что-то мешало ей продолжить знакомство. Причин могло быть две. Первая: я ей не приглянулся? „Нет!“ – сразу возразила моя самоуверенность. Вторая: у нее уже есть друг? Плевать, уведу! Правда, друг может быть сердитым и злым. Ничего, и я не робкого десятка. За свою любовь могу постоять.

„Как я сказал? Любовь? А ведь я, кажется, не на шутку влюбился!.. Глупости! Я на такое не способен!“

Однако более находиться в буфете я не мог, – и опять помчался в ложу. Валерии и ее свиты еще не было. В томительном ожидании заметался по коридору. Первый звонок сменился вторым. В голове пронеслась тревожная мысль: „Валерия ушла, поскольку не желает со мной встречаться? Но я не сделал ей ничего плохого!“

И все-таки она вернулась! Та же походка, так же спрятаны в карманах руки… Нет, на сей раз только одна рука – правая. Левой она расчесывала волосы, да так эффектно, что я невольно залюбовался игрой ее длинных тонких пальцев. Заметив меня, Валерия быстро убрала расческу:

– Опять вы?

– Но я же сказал, что приду сюда после первого акта.

– Сказали, – вздохнула она. И, не смотря больше в мою сторону, опустилась на свое место.

Заиграла музыка, появился князь Орловский. Желая хоть как-то привлечь ее внимание, я сказал:

– Знаете ли вы, что изначально роль князя – женская? Не удивляйтесь, она была написана для женщины.

– Опять вы! Потише… – раздались рядом возмущенные голоса.

Нам упорно мешали объясниться. Я боялся, что этого объяснения не произойдет и после второго акта, и после третьего. Валерия уйдет, и я ее потеряю. Разве можно отыскать эту девушку в огромном Донецке, когда через несколько дней я должен буду уехать и у меня нет никаких сведений о ней! Одно только имя. Да и ее ли это имя? Вдруг оно выдумано, чтобы отвязаться от надоедливого ухажера?

Может, отступить? Нет, я не мог!

Я тихо-тихо зашептал ей:

– Дайте мне всего минуту, чтобы объясниться.

Она замерла в раздумье, потом ответила:

– Хорошо.

– Но не здесь. Нам тут не дадут поговорить.

– Я пропущу арию.

– Всего одну минуту!

Она кивнула, жестом указала на дверь. Я вышел в коридор, через несколько секунд появилась Валерия.

– Так чего вы хотите?

– Быть вашим другом.

– Это невозможно.

– Почему?

– Не хотелось бы вдаваться в объяснения.

– Понимаю: у вас кто-то есть. Такая девушка не может быть одна… Но дайте шанс. Тысячную долю шанса…