И въедливый червячок много повидавшей стервы глубоко спрятался внутри, позволив Зои поверить в сказку и в Гафта, попавшегося ей на жизненном пути в качестве принца. Разум хоть и отказывался верить в подобное, но сердце пропускало мимо доводы, что ТАК в жизни быть не может. Время другое: прагматичных мужчин и циничных женщин, которые рождены лишь для использования друг друга. И мегаполис только доказывал это день изо дня, когда подруги звонили и жаловались на обман мужчин, или хвастались своей победой над очередным недотепой. И, как заметил журналист внутри Зои, баланс изощренной пытки между мужчинами и женщинами соблюдался: отвергнутые одними, они отвергали и следующих, и так до бесконечности. И, лишь устав вести эту «войну», годам к сорока успокаивались и обзаводились семьей. Самое время было отключить телефон, или потерять «симку», что Каплан успешно и сделала, решив погрузиться в сказку с головой, сколько бы она не длилась, и чем не окончилась, ведь так мало сказочного в жизни осталось… А для нее жизнь превратилась в сплошную феерию: чудо не только случилось, но и продолжалось, несмотря ни на что. Поэтому девушка предпочла избавиться от подруг, своими бедами напоминающих, что где-то там, в низших слоях, остался другой мир.
А червячок подозрения о затеянных Гафтом непонятных планах по порабощению человечества несколько раз шевельнулся внутри и благополучно издох, подавленный волей Зои. Она лишь пару раз спросила: «А когда ты работаешь, дорогой?», на что вполне закономерно, получила правдивый ответ: «Я работаю головой, на остальное у меня целый штат сотрудников. Должны же они отрабатывать свой хлеб?» Влюбленной дуре казалось, что слова, льющиеся из уст Моисея, наполнены искренностью. И проверять это не хотелось.
И вот как-то необыкновенный сон сменился… нет, не правдой и не жестокой реальностью, как бывает у многих. Все оказалось намного хуже. Все закончилось сказкой, – да-да, – еще большей, чем начиналось. Моисей предложил Зои руку и сердце, и жизнь «бесконечную и полную любви и друг друга»…
Как-то теплым солнечным днем, он забрал Зои из загородного дома, где они жили последнее время: девушка бросила учебу и переехала к Гафту. Оказалось, что трёхэтажный дом в пять сотен квадратов полностью принадлежит Моисею. Родители, как ему исполнилось восемнадцать, решили, что сынок самостоятелен и, если он зарабатывает деньги, жить должен отдельно. А спокойному и уравновешенному Моисею только этого и надо было. Имея деловую хватку и деньги отца, он очень быстро сориентировался и создал с нуля инновационную корпорацию, которая занималась перспективными высокотехнологичными разработками. Чем и жил.
И вот усадив девушку на черный байк, Гафт вывез Зои из Москвы. Теплый ветер ласкал кожу, головокружительная скорость заставляла Каплан крепче цепляться за парня, а извилистая дорога среди буйной растительности леса не давала пищи для глаз: им просто не за что было зацепиться – деревья, деревья, деревья… Поэтому Зои останавливала взгляд на каждом рекламном щите, проскальзывающем мимо. Не смотря на большую скорость, она успевала прочитать короткие сообщения, напечатанные огромными буквами.
«Бесплатное жильё!»
«Работай на инновациях!»
«Стройка века!»
«Миллион рабочих мест!»
«1001 причина жить и работать в Атланте».
«Атланта – окно в будущее».
«Вместе мы сможем!»
И все в подобном духе. Зои хотела спросить Моисея, но он все равно не услышал бы, поэтому пришлось терпеливо ждать, пока они не выехали к высокому бетонному забору, оплетенному по верху колючей проволокой и уходившему далеко в стороны. Вдоль дороги стояли люди и что-то грозно скандировали, потрясая в воздухе плакатами, а несколько нарядов полицейских следили, чтобы те не заходили за ограждение.
«Гафт загрязняет окружающую среду!»
«Только Бог может столь высоко забраться!»
«Ты не имеешь права собирать армию!»
И почему-то приковало внимание одно: «Мы всё равно все умрем!» Девушка поежилась: даже под теплой кожаной одеждой ее пробрал холодок предсказания. Чем-то веяло от этой фразы, чем-то непонятным и мифическим, таинственным и сакральным, хоть и было кристально понятно, что это обычная правда – люди в любом случае умирают, от болезни либо от старости, или от несчастного случая, но нет ещё таких, кто смог перехитрить смерть. Так что это лишь глупые предрассудки.
Где-то гневные заявления, где-то глупые, но лица фанатиков перекошены злостью до единого: как же не присосаться к огромному денежному насосу? Ведь «стройка века» обязательно должна иметь богатых спонсоров, и лучше стоять и выкрикивать гневные лозунги, глядишь, и выйдет кто, бросит к ногам денежку, чтобы заткнулись. Ушлых халявщиков в двадцать первом веке только прибавилось: они как коршуны слетались к добыче и пытались правдами и неправдами урвать как можно больший кусок.
Моисей, не обращая внимания, проехал к массивным воротам, которые тотчас поползли в стороны. Толпа загудела и зашевелилась еще яростнее, но стражи порядка сумели сдержать натиск людей. А после шум изменился: ворота отсекли звуки толпы, но строительный шум наоборот завладел пространством, оглушая. Теперь они ехали по полутемному строящемуся помещению-туннелю, который переходил из одного в другой похожий, и мотоцикл то нырял вниз, то резко перестраивался на более высокий уровень. Что бы тут ни строилось, оно было громадным. Наконец, они въехали в ярко освещенную комнату из толстого стекла, пол и потолок покрывали стальные армированные панели. Гафт слез с байка и щелкнул кнопкой на панели сбоку. Тогда вся комната с высокой скоростью поехала вверх. Зои присела от неожиданности: грузовой лифт выскочил из строящихся помещений и вознесся ввысь, туда, где высокая башня оканчивалась еле заметным отсюда куполом. Огромные металлические троса растяжками удерживали ее от падения или колыхания. А внизу гигантская площадь, занятая под строительство. И люди-муравьи снуют, копошатся, строят исполинский муравейник, разрастающийся вокруг башни. Зои вплотную подошла к стеклу и прижалась лбом, стараясь охватить всю территорию, и у нее закружилась голова – так высоко уже вознес их лифт. Пришлось отойти и прижаться к Моисею.
– Впечатляет? – тихо спросил Гафт.
– Еще бы, – так же тихо ответила Зои.
– Это все наше. Твое и мое.
– Но… – попыталась охватить разумом все происходящее. – Столько людей… и все работают на нас?
– Нет, – мягко возразил Моисей, как бы прощая детскую неосведомленность Зои. – Они все работают на себя. За жилье, за еду, за безболезненную и вечную жизнь… Они построят этот город во что бы то ни стало, и они будут жить в нем.
– И неужели люди верят, что их ждет бессмертие?
– Да, – пожал плечами Гафт. – Ведь оно действительно их ждет. И те, кто трудились, кто поверили, получат его.
– Но это невозможно! – Зои вопросительно подняла глаза на мужчину в надежде, что он опровергнет свое заявление, но лицо оставалось невозмутимым.
– Возможно, милая, возможно! Об этом мало кто знает, но обладателям такой информации можно все.
– А как же свобода? – слегка отстранилась Зои.
– А что свобода? – переспросил Моисей. – Они полностью свободны в своем выборе: остаться там, за забором, в погрязшем в грехах мире, или прийти сюда – и начать новую, лучшую жизнь, где не будут испытывать ни голода, ни старости, не будут ни в чем нуждаться. Единственное ограничение – численность.
– То есть на рождение детей будут квоты?
– Почти, дорогая. Почти.
На этом Зои успокоилась. Почти успокоилась, все же какая-то тревожная нотка звучала в этом произведении, под названием «Атланта». Но шикарные апартаменты высоко над перистыми облаками и восхитительный вид, где Москва в отдалении представлялась лишь макетом, а не городом-агломератом, заставили девушку закрыть глаза на некоторые пока еще не озвученные вопросы. Да и Гафт сделал предложение руки и сердца как раз в тот момент, когда у Зои захватило дух от открывшегося вида. Небо здесь было настолько темное, что звезды проглядывали сквозь небесный свод даже в солнечный день. Казалось, отсюда можно взлететь и в несколько взмахов крыльями добраться до Луны.
– Милая Зои, – произнес он, встав на колено и протягивая красную бархатную коробочку, в которой горела звезда – девушка не видела еще до этого настолько красивого камня. – Прошу: стань моей женой, раздели со мной вечность, и новый мир, созданный для нас с тобой. Мы будем первыми людьми, осознавшими необходимость перемен, первыми, подобными богам, которые донесли людям огонь, научили жить по-новому. Мы останемся для людей теми самыми богами, всего лишь один раз прозорливо взглянув в будущее, которое подарит не только нам, но и остальным людям свет. Новый свет! Тот свет, что они не различают ещё из-за зашоренности и узкости взглядов, и навязанных сильными мира сего стереотипов. Прошу: будь моей музой, музой всего нашего будущего, которое еще не построено, но будет. Будет!
Зои обезумела от счастья, выкинула из головы все неудобные вопросы. Ведь это и было то, что она так сильно желала и добивалась. Как быстро человек забывает что-то, когда получает, что хотел. Но один вопрос все же беспокоил Зои.
– Только мы с тобой? – взволнованно переспросила девушка. – И все?
– Ну да. – Моисей опешил, не понимая, к чему клонит любимая. – Ты да я…
– А дети?
– Какие дети?
– Да наши! Наши с тобой дети, Мосик, – Зои уперла руки в бока, – или ты о них не думал? Или на них твои планы и твой мир не распространяются?
– Не! Что ты! Распространяются, конечно! Распространяются! – поспешил уверить подругу Гафт. – Я даже не думал об этом! Тьфу! То есть, наоборот, думал, но ведь это еще не скоро случится? Так ведь?
– Пока нет, – хитро улыбнулась Каплан, чувствуя, что ей вновь удалось смутить Моисея. Ничего: пусть слегка поволнуется – полезно для профилактики. – Но мы же над этим поработаем?
– Конечно, милая! Будем работать, не останавливаясь, – и Зои счастливо скользнула в объятия Моисея, забыв про все страхи и предрассудки. Вопросы проще будет задать, будучи женой Гафта. А сейчас… Имеет же она право на счастье? И совсем не важно сколько это продлится.
***
– Дорогая! – экран вспыхнул и показал лицо мужа, наклонившегося к видео сенсорам. – Хватит дрыхнуть, все на свете проспишь. Давай, начинай процедуры, а то я уже беспокоюсь, не испорчен ли твой красивый образец.
– Ты убил меня, – прошептала с ненавистью Зои, продолжая лежать на холодной койке. – Ты убил нашего сына!
– А ты чуть не погубила наш проект!
– Твой проект! – выдавила девушка из себя с усилием.
– Наш, – возразил Гафт, – ты была в курсе происходящего!
– В курсе, поэтому и написала статью…
– Которая чуть нас не погубила! Правительство ополчилось на нас, пришлось отбиваться от стянутых к Атланте войск всеми имеющимися средствами! Слава богу я успел закончить силовое поле. Что нам всем было на руку: появился повод сделать Атланту закрытым городом. Так что не терзай себя, дорогая, – вред, нанесенный тобой нашему проекту, оказался минимальным.
– Вред? Да от тебя вреда оказалось в сто тысяч крат больше! – крикнула девушка, задетая словами мужа. Злость, что переполняла ее, заставила подняться на койке. – Ты собрал всех здесь! Ты и тебе подобные уничтожил остальной мир! Ты потом убил меня и нашего сына!
– Стоп! Сына не я убил, а нестабильный термоядерный реактор, который разрушил Атланту-2 в Омске. Тогда все делалось впервые, и ошибки были возможны!
– А кто отправил его туда?
– Прости, милая, но я не мог позволить тебе заразить своими революционными идеями его неокрепший разум. Он должен был видеть новую эру по-новому, а не с позиций пенсионерки, которой старый мир дорог и которую не устраивает новый, красивый и правильный мир будущего, не такого, к которому она привыкла.
– Ты поработил этих людей, забрал у них ценности, разделил на женщин и мужчин, заставил навсегда забыть друг о друге, и это твой новый мир?
– Да, – буднично пожал плечами Гафт, – Мир, в котором перенаселение планеты невозможно! Мир, в котором окружающая природа свободна от губительного воздействия человечества. Мир, где человек победил свои амбиции и стал…
– Рабом системы! – перебила Зои, адреналин от наполнявшей ее злости заставил подняться на ноги и, шатаясь от слабости, подойти к монитору ближе. Голое тело, покрытое капельками влаги и мурашками, казалось вдвойне соблазнительным. – Рабом, заключенным внутри города, которым управляет КИРА. И этот муравейник ты называешь домом? Да это тюрьма! Самая настоящая садистская тюрьма!
– Ой, ну опять начинается… – протянул Первый, закатив глаза. – Хорошо. Тебе еще пол часа на все про все, а потом врубаю воду. Иначе времени нет: у нас сегодня важное событие! Наконец-то решена генетическая задача века!
– Пошёл ты, – выдавила из себя Зои, на что Гафт махнул рукой и отключился. А Каплан потянулась за одеждой. Так или иначе, ей не удастся избежать жизни. Ее опять реинкарнируют. Но можно бороться изнутри. Она пока еще не знает, как, но шанс представится! Обязательно представится! А воспоминания придадут ей ненависть и достаточно силы, чтобы выдержать все что угодно и решиться на любое безумство.
Глава 3
Мир теней и машин агрессивных,
Рассвет Мертвых и диких зверей,
И людей совсем глупых, наивных,
Снизошедших до стрел и камней.
Мир, безумия полный и страха,
Мир упадка, отсталости, тьмы,
Человек человеку тут плаха,
И смерть скорая возле стены.
Голиафы мыслительной силы,
Что создали божественный дом,
Остальных чумою скосили,
На костях теперь выстроен сон…
***
Антон сломался. Он не чувствовал себя таким беспомощным с того момента, когда его жалкого, мокрого и без сил, но наполненного знаниями предшественников, извлекли из камеры ускоренного роста. Биоин был испуган и дезориентирован. Не смотря на ясное понимание происходящего, – репликам еще в капсуле роста внедряли информационную матрицу предшественников, – он не мог говорить и самостоятельно двигаться. Абсолютно все мышцы приходилось тренировать заново. Тогда еще молодого, двадцатилетнего и только что рожденного Власова поместили в изолированную «детскую» и возились с ним не меньше месяца, пока молодой человек учился управлять мышцами и говорить, применять весь объем знаний и опыта, который впихнули в голову новоиспеченному Шестьсот Первому. С проекции на стене с Власовым постоянно разговаривал молодой человек, учил правильно произносить буквы, складывать в слова, пока лицевые мышцы не усвоили весь набор движений. Далее начались силовые тренировки. Антон заново учился управлять мышцами: ходить, бегать, плавать, координировать движения. И постепенно юноша обрел, наконец, власть над телом. Странно оказалось осознавать, что он все это знает и умеет, но почему-то ничего не получается. Так же и с электронным интерфейсом. Ни с первого, ни со второго раза ничего не вышло. Даже когда биоина начали вводить в курс его непосредственной работы – знакомые схемы и модели ДНК никак не связывались воедино. Целостность информации оставалась за гранью понимания, пока он сам не вник в суть вещей. И лишь когда новоиспеченный молодой человек был подготовлен полностью, Антона выпустили в общий мир. Но и тогда асоциальный образ жизни ввел его в глубокую депрессию. К встрече с обществом он готов не был. И затворился внутри себя на долгое время. Дом-комната – работа, и ничего больше. Только со временем чувство одиночества развеялось, знакомство с сотрудниками позволило обрести немногочисленных знакомых, и Власов начал постигать окружающий мир с его развлечениями.
Теперь же как будто все повторилось. Словно его только что выкинули из камеры роста, выдернули из общего организма, выщипнули будто атом из мироздания и оставили одного. Голос КИРЫ больше не появлялся, цифровой интерфейс, давно воспринимаемый частью внутреннего мира, умер и не воскрешал, сколько Антон ни просил и ни стучал пальцами по запястью. Это походило на ампутацию, когда человека лишают одной из важных частей тела, ноги ль, руки, или другого органа. Интерфейс вживлялся еще в капсуле роста, и в течение жизни единица общества настолько привыкала к взаимодействию с ней, что не замечала. Это как подсознательное знание: ты ходишь, но не думаешь об этом, кушаешь, не замечая как, или ощущаешь потребность в чем-то необходимом. Так же срастается с человеком и его сознанием интерфейс.