– Зачем?
– Пока не знаю.
– Что будем делать дальше? – Задает вопрос офицер.
– Искать.
Максим, дед Сирко и Игонькин входят в шинок. Игонькин и дед Сирко усаживаются на лавке у входа, а Максим проходит к хозяйскому столу, становится на табурет и прикрепляет на место муляж головы дикого кабана.
– Интересно, как это кабанья голова отсюда ко мне в постель попала? – Спрашивает Сирко, – Загадка. Без черного человека здесь точно не обошлось.
Закрепив на стене охотничий атрибут, Максим спускается вниз.
– Дед, когда я пошел спать, все гуляли в шинке?
– Не-а! – Отрицательно вертит головой дед Сирко, – Один я сидел до последнего. Все остальные раньше сдались. Сивуха всех покосила.
– Все быстро захмелели, – подтверждает Игонькин.
– Крепкая вчера у Исаака сивуха была, – облизывается дед, вспоминая вчерашнюю выпивку, – Как никогда. Даже псина упилась.
– Это та, что вчера сдохла? – Уточняет Максим.
– Ага, – кивает дед, – От сивухи и сдохла. Исаак бутыль с сивухой разбил, а пёс давай лакать. Налакался так, что сдох.
– А где сивуха разлилась? – Задает вопрос Максим.
– Аккурат там, где ты стоишь, – отвечает дед.
Максим приседает и исследует пол. Проводит по нему рукою, потом нюхает пальцы. Потом говорит деду Сирку:
– А позови-ка ты сюда Исаака.
– Это я могу.
Дед Сирко выходит из шинка во двор.
Во время дальнейшего разговора Игонькин внимательно наблюдает за действиями Максима, а тот проводит химический анализ. Набирает кружку воды и выливает её на пол, затем макает в неё кусочек черной тряпки. Тряпку просушивает над печкой. На черной поверхности ткани выступают белые пятна. Выяснив то, что нужно, Максим бросает тряпку в огонь.
– Максим, откуда ты грамоту знаешь? – Задает вопрос Игонькин.
– Оттуда, – отвечает Максим, проводя исследования, – У меня учитель был. Баллоном звали. Француз по национальности.
– Француз? – Удивленно поднимает брови офицер.
– Француз, – повторяет Максим, – Конечно, удивительно, что у простолюдина такой учитель. Но если бы ты знал мою жизнь, не удивлялся.
– Так расскажи, буду знать.
– Про плен ты знаешь? – Начинает Максим.
– Да.
– Так вот. Тогда часто татары на Украину заглядывали и уводили женщин и детей к себе в плен. Мне повезло. Попал я в Кафу. Там на людском базаре купил меня французский дипломат для своего сына, чтоб ему не скучно было одному постигать науки.
– И чему вас учили?
– Грамоте, математике, потом химии, физике и геометрии.
– На каком языке? – Интересуется Игонькин, – На русском? На украинском?
– На французском, – говорит Максим.
Игонькин крайне удивлен:
– Как на французском? Connais-tu le francais? /Ты знаешь французский язык?/
– Pas seulement./Не только/ Ещё турецкий, татарский и английский.
В шинок входит дед Сирко. За ним идет Исаак.
– Что панам надо от бедного Исаака? – Спрашивает хозяин постоялого двора.
– Знать, что ты делал вчера ночью? – Сообщает Максим.
– То, что все люди делают по ночам, – произносит Исаак.
– Всё, Исаак, зависит от возраста, – вставляется дед Сирко, – Кто спит, а кто другим занимается.
– Чем? – Удивляется Игонькин.
Дед Сирко качает головой:
– Молодежь! Детей делает.
– Я – спал, – отвечает Исаак.
– Кто это может подтвердить? – Уточняет Максим.
– Жена моя – Милка.
– А какую ты вчера сивуху гостям подавал? – Задает второй вопрос Максим.
– Какую? – Пожимает плечами хозяин двора, – Такую, как всегда. Могу дать попробовать.
– А где ты её хранишь?
– А зачем её хранить, она там сама лежит.
– Где?
– В кладовой.
– У кого ключи?
Исаак показывает на ключ, висящий у него за поясом.
– Вот он. Есть ещё два: У Милки и племянницы моей Хаи.
– Можно кладовую посмотреть? – Просит Максим.
– А что там смотреть? – Разводит руки в стороны Исаак, – На мышей, которые мой хлеб жрут?
– На сивуху, – говорит Максим.
– На неё не смотреть надо, – улыбается хитро хозяин сивухи, – а пить!
С места оживает дед Сирко, до этого сидевший молча.
– Золотые слова сказал! Дай тебе Бог здоровья!
– Сначала посмотрим, а там видно будет, – заканчивает разговор Максим.
Исаак снимает с пояса ключ и открывает кладовую. Максим заходит внутрь.
Максим зажигает свечу и плотно закрывает дверь перед любопытным Исааком. Принимается осматривать кладовую.
На столе находит остатки растертой в порошок травы. Пробует её на вкус. Принимается изучать полки перед собой. Поднимает кринки, выставленные в ряд. Одна из них оказывается легче других. Он открывает её и смотрит содержимое. В кринке находит завернутую в тряпку траву. Он прячет траву назад, задувает свечу и выходит из кладовой.
Все постояльцы, гости и хозяева постоялого двора сидят, облепив биндюгу со всех сторон, и следят за действиями Максима, Игонькина и деда Сирка.
Максим подходит к поленнице и берёт полено. Дед Сирко видит на нём кровь.
– Ого! Это кого тут кончили?
– Дьяка ночью кто-то по голове стукнул, – объясняет Максим.
– Черный человек. Это точно, – делает вывод дед Сирко.
Максим машет рукой Скорику. Скорик отделяется от группы и подходит к ним.
– Что ты ночью делал, Скорик? – Спрашивает у него Максим.
– Сначала с Иваном в кости играл, – вспоминает тот, – а потом спать пошёл.
– Сивуху ты разбавлял?
Скорик испуганно смотрит на Максима.
– Какую сивуху?
– Ту, которую вчера гостям подавали.
– Что ты! – Машет руками Скорик, – Мне этого не надо. Это Исаак в неё траву разную подсыпает. Чтоб крепче была. Не я это! Я не виноват!
Скорик опускается на колени. Игонькин подходит к нему и поднимает за плечи.
– Успокойся. Бывший солдат не должен бояться.
– Правильно! – Поддерживает его дед.
– Где ты служил, Скорик? – Спрашивает офицер.
– Бомбардиром у генерала Салтыкова, – сообщает бывший солдат.
К ним подходит Максим.
– Так ты с белым генералом янычар у Туртукая бил?
– А как же! – Кивает Скорик.
– А знаешь, почему Ивана Петровича Салтыкова «белым генералом» прозвали? – с неподдельным интересом смотрит на него Максим.
Скорик теряется, не зная, что ответить, но быстро находится.
– За то, что он светлый был.
Максим понимает, что Скорик врет, но улыбается ему в ответ.
– Верно!
Игонькин и дед Сирко сидят за столом в шинке. Максим изучает помещение: заглядывает в камин, под хозяйский стол, на котором готовят еду; рассматривает глиняные полы; исследует стены, в поисках тайника.
Дед Сирко и Игонькин наблюдают за ним, ничего не понимая.
– Скорик не виноват, – говорит дед, – Бывший русский солдат не будет на русского офицера нападать.
– Полностью с тобой согласен, дед, – кивает Игонькин.
– Конечно, при одном условии, – останавливается Максим.
– Каком?
– Если он был солдатом.
– Что ты этим хочешь сказать? – Спрашивает дед.
– А то, что каждый солдат, который воевал рядом с генералом Салтыковым, – поясняет Максим, – знал, почему его называли «белым».
– Почему?
– Потому что Иван Петрович имел привычку всегда перед боем появляться на белом коне в белом кителе и белой фуражке.
Входит Милка и принимается возиться у хозяйского стола. Максим лезет в карман и достает заколку.
– Милка, иди-ка сюда. Я тебе что-то покажу.
Милка садится за стол. Максим кладет перед ней заколку.
– Это твоя заколка, Милка?
– Моя! – Отвечает она, – Я её вчера во дворе потеряла.
– Когда?
– Да ещё днём, – машет рукой Милка.
– А ночью куда ходила?
– Никуда. Дома спала, – пожимает плечами она, – Исаак может подтвердить.
– Он уже подтвердил, – кивает головой Максим.
Милка облегченно выдыхает.
– Можешь идти, Милка, – разрешает он, – И позови к нам сюда дьяка Омелька.
Милка берет свежее полотенце, кувшин с водой и выходит.
– Какая баба! – Восторгается дед Сирко, – Что она в этом Исааке нашла?
– Деньги, – говорит Игонькин.
– У неё не спрашивали, когда замуж выдавали, – возражает Максим.
– Максим, где ты заколку взял? – Спрашивает офицер.
– Вчера ночью возле поленницы нашёл, – сообщает Максим.
– Ну, Исаак и Милка убить не могли, – делает вывод дед, – Они ночью спали.
– Согласен, – поддерживает его Игонькин.
– Как сказать… – Говорит Максим, – Заколку, которую она потеряла днём, я видел на ней вечером, когда она приносила нам сивуху.
В шинок входит дьяк Омелько.
– Ищите? Не там ищите!
– А где искать, батюшка? – Задает вопрос офицер.
– В покаянии, – поучает дьяк, – Вот где нужно искать суть вещей.
– Мы потом с тобой, Омелько, поговорим о сути вещей, – перебивает его Максим, – а сейчас расскажи, что с тобой вчера произошло?
Дьяк Омелько выравнивается и демонстративно отворачивается:
– Исповедь держать буду только перед духовником на смертном одре.
– Да хоть перед самим господом Богом, Омелько, – говорит ему дед Сирко, – Тебя не исповедаться просят, а рассказать, как тебя по темечку поленом вчера одарили.
Дьяк Омелько прикладывает руку к перевязанной голове.
– В полночь это было. Вижу: черный человек идёт из дому в сторону кузни…
– О! А я что говорил! – Вставляет Сирко.
– Я за ним, – рассказывает дьяк, – Он возле поленницы остановился, поискал что-то на земле и дальше пошёл. Я на поленницу, чтобы посмотреть, что он там искал, а меня поленом по голове.
– Занятная история! – Качает головой дед.
– Спасибо, – благодарит Максим.
Дьяк Омелько поднимается и выходит из шинка.
Максим, Игонькин и дед Сирко направляются на сеновал. Открывают дверь. Изнутри раздается выстрел. Игонькин успевает оттолкнуть Максима, но сам получает пулю в плечо.
Максим нагибается и заскакивает на сеновал. Дед Сирко бросается к Игонькину.
Максим обнажает саблю и, ожидая нападения, осторожно продвигается по сеновалу. На сеновале никого не находит. Обыскав все помещение, Максим прячет саблю в ножны и выходит из сеновала в дверь, ведущую в дом.
В шинке тоже никого нет. Максим проходит по шинку. Сверху на него падает массивный муляж головы быка, но он успевает отойти в сторону. Голова быка рогами глубоко врезается в деревянную столешницу, пробив её насквозь.
Максим переворачивает стол и осматривается. Замечает в окне темную тень черного человека. Быстро выбегает из шинка во двор.
Максим останавливается у окна и принимается обследовать место, на котором стоял черный человек. На земле находит отпечаток обуви. Сравнивает величину отпечатка со своей ногой. Отпечаток больше.
Затем направляется к сеновалу, где в окружении постояльцев постоялого двора лежит раненый Игонькин.
– Да! Жара! – Произносит Крутиус.
– Видать Максим близко к нему подошел, – говорит Чуприна, – если он палить из пистолета начал.
– Офицера треба в хату перенести, – предлагает Скорик.
Исаак поворачивается к Ивану:
– Чего стоишь? Неси офицера в мою комнату. Милка, помоги ему!
Максим обращает внимание на обувь всех, кто находится во дворе. Все мужчины, кроме деда Сирка, обуты в сапоги.
Иван поднимает Игонькина и вместе с Милкой заносит офицера в дом. Следом за ними идут Крутиус, Чуприна, Скорик, Омелько и Исаак. Во дворе остаются Максим и дед Сирко.
– Поймал? – Спрашивает дед.
– Нет, – отвечает Максим.
– Он же мог нас убить!
– Мог.
– Скажи, Максим, а меня ты чего не подозреваешь? – Задает вопрос Сирко, – Я ведь тоже здесь был, когда письмо пропало.
– С чего это ты взял, дед? Подозревал, как и всех, – сообщает Максим, – До этого времени.
– А сейчас что изменилось?
– Ты размерами не вышел, – говорит Максим, – Посмотри, какой сапог у того, кто в нас стрелял.
– Где? – Вертит головой по сторонам дед Сирко.
Максим показывает ему под ноги. Рядом с ногой деда на земле виден такой же отпечаток сапога, как и под окном.
– Выходит, он только что был здесь, – удивленно произносит дед, – Кто ж это?
– Будем искать, – подмигивает ему Максим.
Иван укладывает Игонькина на кровать. Приподнимает офицера, а Милка подкладывает под него подушки, чтобы голова была выше туловища. Затем укрывает его одеялом. В комнату входят Максим и дед Сирко.
– Как он? – Спрашивает Максим.
– Пуля прошла навылет, – отвечает Игонькин.
– Уже улыбается, – говорит Малка.
– Значит, жить будешь.
– Извини, Максим, – Стонет Игонькин, – Я тебе уже не помощник…
– Ты лежи, офицер, – машет ему рукой Максим, – Я потом зайду.
Максим собирается выходить, но у двери останавливается.
– Спасибо, Серафим. Ты мне спас жизнь.
Максим и дед Сирко выходят. Милка перевязывает рану Игонькина.
На постоялом дворе Максим и дед Сирко беседуют с кузнецом Иваном. Огромный Иван постоянно чешет затылок.
– Сам не понимаю, чего я на него набросился.
– Когда это произошло? – Задает вопрос Максим.
– Сейчас вспомню, – задумывается кузнец, – А! После четвертого захода. Исаак тогда такую крепкую сивуху принёс. Я, как выпил, сразу загорелся. А больше я ничего не помню.
– А после ужина, что делал?
– Спать пошёл. Кто куда ходил – не знаю. Ничего не видел.
Максим удовлетворенно кивает:
– Скорика ты давно знаешь?
– Давно, – говорит Иван, – Годков двенадцать.
– Как ты с ним познакомился?
– На ярмарке, – рассказывает кузнец, – Он тогда только с армии пришёл. После ранения.
– Какого ранения?
Иван не знает, что сказать, опять чешет затылок:
– Смертельного… В ногу.
– Где же он это ранение получил? – Интересуется дед Сирко.
– На войне с туркой.
– Каким туркой, Иван? – Хмыкает дед, – Он не воевал вовсе.
Иван растерянно смотрит на Максима и деда Сирка.
– Так вы знаете?
– Что он не солдат? – Произносит Максим, – Знаем.
Иван тяжело вздыхает и виновато смотрит на Максима.
– А теперь давай сначала, Иван, – просит Максим, – Как вы с ним познакомились?
– Скорик – беглый каторжник, – сознается кузнец, – Сбежал и ко мне на ярмарке прибился.
– А ты его через Милку сюда устроил?
– Да.
– Это он поленом дьяка наградил, когда тот за Милкой следил? – Спрашивает Максим.
Иван, молча, кивает.
– А Милка к тебе приходила?
– Да, – подтверждает кузнец, – А Скорик не виноват. Он боялся, что дьяк Исааку расскажет. Он за меня и Милку беспокоился.
– Каторжанин, говоришь, – делает вывод Сирко, – Такому убить человека проще простого.
– Нет, – возражает Иван, – Он не мог. Честное слово. Он всё время со мной был.
– И свечку держал, когда ты с Милкой любовничал? – Не сдается дед.
– Нет. Не держал.
– Значит, мог, – утверждает Сирко.
Максим и дед Сирко отходят в сторону.
– Выходит, сивуха покрепчала после того, когда офицер объявил, что едет от Суворова с секретным письмом, – говорит Максим.
– Выходит, – соглашается дед.
К ним подбегает одноглазая старуха.
– Я жду, а вы меня не спрашиваете. Всех уже опросили, одна я осталась!
– Не трещи! – Останавливает её Сирко, – Дойдет и до тебя очередь.
– Когда дойдет? – возмущается она, – Когда рак на горе свистнет.
– Да говори уже, что хотела, – разрешает дед.
Старуха теряется, не зная, к кому обращаться.
– Кому говорить-то?
Дед Сирко показывает на Максима.
– Вот его своими байками мучай.
Одноглазая старуха приближается вплотную к Максиму и понижает голос до полушепота.