Каким я был - Розофф Мег

Мег Розофф

Каким я был

Text copyright © Meg Rosoff, 2007

© О. Бухина, Г. Гимон, перевод на русский язык, 2018

© ООО Издательство «Альбус корвус», издание на русском языке, 2018

Издательство благодарит литературное агентство «Эндрю Нюрнберг» за содействие в приобретении прав на эту книгу.

Глава 1

К тому времени, как мы добрались до школы Святого Освальда, берег затянуло туманом. Даже вдали от моря туман казался непроницаемым. В свете фар было видно лишь, что не видно ни зги. Пригнувшись к рулю, отец осторожно продвигал машину на пару метров вперед и останавливался. Мы запросто могли съехать из Англии прямиком в море, если бы не мальчик, широкими зигзагами махавший фонариком у входа в школу.

Отец затормозил на стоянке у главного корпуса, вытащил мою сумку из багажника:

– Час пробил!

Возможно, ему казалось, что у него получается четко, по-военному?

Что за ерунда. Я смотрел на унылое викторианское здание. Наверно, отцы, отправляющие сыновей в безнадежный бой, в коварные горы, в русские степи, именно так и выражаются. Вряд ли здесь это уместно. Передо мной обычная тухлая школа, да еще и укутанная саваном тумана. Я ничего не сказал, меня шестнадцать лет усердно ругали за бездарность, но кое-что я усвоил, в том числе и пользу молчания.

Отец решил отправить меня в школу Святого Освальда, потому что ее древняя история и низкие стандарты полностью отвечали его запросам. Ему повезло, что нашлась школа, готовая принять такое ничтожество, ошибку природы, его сына, и сделать из него (меня) полезного члена общества, адвоката например, ну, или кого-нибудь еще, лишь бы в Сити работал.

– Пришло время определиться! Ты почти мужчина.

Трудно придумать характеристику, менее соответствующую истине. Я и на мальчика-то едва тяну.

Нас уже встречали. Отец пожал всем руки, словно будущий ученик – он, а не я. Еще несколько минут болтовни с директором и воспитателем. Ужасная погода… индивидуальный подход… а в будущем… мы сможем только…

Я слушал вполуха, наизусть я все это знаю.

Мы вернулись к машине, отец откашлялся и, глядя в сторону, выдал совет – воспользуйся случаем, реабилитируй себя после катастроф в двух предыдущих школах. Потом с безнадежным видом пожал мне руку, грубовато хлопнул по плечу и был таков.

Равнодушный староста привел меня в мрачноватый дворик, вокруг которого выстроились прямоугольные кирпичные здания. В темноте мой будущий дом подозрительно напоминал тюрьму. Как только мы вошли в Могг-хаус (воспитатель – Гордон Клифтон-Могг), девятнадцатый век всей тяжестью обрушился мне на плечи. Высокие кирпичные стены, узкие арочные окошки словно специально сделаны, чтобы пропускать как можно меньше света и воздуха. Цель архитектора очевидна – да, подавить человеческий дух, но хитро используя эффект размера и масштаба. Сразу понятно – в спальнях круглый год будет темно, зимой холодно, летом тесно и душно. Как выяснилось потом, школа Святого Освальда специализировалась на архитектурном садизме – даже новые научные лаборатории (гордость руководства) ухитрились выстроить из шлакоблоков, а в окна вставить затемненные стекла. 1958 год – вершина уродского бездушизма в архитектуре.

Три пролета вверх и вперед по длинному безликому коридору. Провожатый швырнул мою сумку на пол, постучал в дверь и удалился, не дожидаясь ответа. Через минуту я был допущен в тесную спальню, где трое мальчиков бесстрастно взглянули на меня, словно оценивая темную лошадку на ипподроме в Челтнеме[1].

Помолчали.

– Я Барретт, – представился туповатый на вид парень, стоящий в середине.

Он вытащил из кармана черную записную книжку и по очереди ткнул пальцем в двух других:

– Гиббон. И Риз.

Риз хмыкнул. Барретт что-то черкнул в своей книжке, потом повернулся к Гиббону:

– Даю ему два семестра. Что скажешь?

Гиббон, самый высокий, оглядел меня с ног до головы – вот-вот попросит показать зубы. Он вытянул две новенькие банкноты по фунту из дорогого кожаного бумажника.

– Три семестра.

С безразличным видом я выдержал его рыбий взгляд.

– Может быть, четыре.

– Решай уж, – нетерпеливо потребовал Барретт, держа карандаш на изготовку. Он скосил глаза из-под сползшей на лоб школьной фуражки. Прямо настоящий букмекер.

– Тогда три.

Барретт сделал запись в книжечке.

– А я скажу – четыре. – Риз покопался в кармане и извлек пригоршню монет, в основном пенсов. Он был самым невыразительным из всех. Казалось, этот ритуал его смущал.

Барретт взял монеты и обратился ко мне:

– Ты в деле?

Буду ли я держать пари на то, сколько продлится моя собственная академическая карьера? Не очень похоже на обычное приветствие новичка. Я протолкнулся мимо них, сложил свои вещи в железный шкафчик, подошел к узкой кровати, натянул как положено крахмальные простыни, нырнул под одеяло и заснул.

Глава 2

Надо вам сказать, я не из тех героев, что вызывают восторг своими внешними данными. Представьте себе мальчика, для своего возраста слишком маленького. Уши: оттопыренные. Волосы: как солома, но мышиного цвета. Рот: сжат. Глаза: настороженные. Думаете, подобные внешние изъяны не так уж редки в моем возрасте? Скажу по своему опыту: это не так. Взгляните налево, направо, вверх, вниз и по диагонали – в школе Святого Освальда во всех классах преобладает совсем другой тип. Мощные челюсти; прямые носы; густые волосы человеческого цвета; длинные, стройные руки и ноги; уверенные, открытые лица. Прирожденные таланты, унаследовавшие от родителей способности если не к политике, так к латыни или юриспруденции.

На таком фоне моя физиономия (размытая и невыразительная) кажется слегка придурковатой, глазки бегают, словно само лицо осознает, что я произвожу неважное впечатление, особенно когда птичка вылетает.

Я уже упоминал, что это моя третья школа? Первые две попросили меня (не вполне вежливо) покинуть их пределы в связи с ужасающим поведением и низкими оценками. В свою защиту я хочу заявить, что поведение мое отнюдь не было ужасающим, если под ужасающим понимать грубое, агрессивное, жестокое и асоциальное – поджог библиотеки, нападение на учителя или грабеж. Я всего лишь «не полностью посвящал себя учебе», «не очень компетентен в написании сочинений», «проявлял мало уважения к словам директора и попечительского совета». Мои довольно невинные поступки заклеймили неоправданно жестоко. Что, интересно, они скажут об ученике, открывшем огонь из автомата Калашникова посреди церкви?

Я не блистал, выполняя домашние задания, да и блекло выходил на фотографиях. Зато, когда дело доходило до убеждений, я был (и есть) как шпага Зорро – стремительная, резкая, смертоносная. Мои взгляды на среднее образование, к примеру, непоколебимы. По моему мнению, современные школы, в том числе и эта, просто задешево торгуют социальным статусом, так что мальчики из среднего класса, но без особых достоинств выходят из школы с непомерно раздутым самомнением.

Однако кое-чем школам я обязан. Без первой я не оказался бы во второй, без второй – не попал бы в третью. А без школы Святого Освальда не встретил бы Финна.

Без Финна не было бы этой истории.

Глава 3

Все началось на побережье Восточной Англии, там, где в устье реки Ор вода уже соленая. Кусочек земли сунулся вперед, как остренький крысиный нос, и образовал небольшой полуостров. На картах (старых картах) этот полуостров носит название Стела, в честь памятной плиты седьмого века, обнаруженной в 1825 году неподалеку от школы.

В рекламных листовках, которые школа рассылает родителям будущих учеников, три четверти страницы занимает описание окрестностей. Расположение – главная фишка школы (соленый воздух укрепляет легкие и прочищает мозги). Изящным курсивом описывается, как обнаружили стелу, наполовину засыпанную землей. Огромную тяжелую плиту, скорее всего, доставили с Линдисфарна, острова близ побережья Нортумберленда[2]. Такие памятные камни нередки в этой части страны, но наш может похвастаться прекрасно вырезанным портретом святого Освальда, короля Британии седьмого века, и надписью на древнеанглийском языке – что-то вроде современного «Освальд был тут». Сама стела сейчас далеко, переехала в Британский музей.

Мужская школа Святого Освальда, о которой вы, наверно, не слышали, находится в двух милях от берега. От большого шоссе до побережья ведет прямая дорога, почти по всей длине параллельно ей идет тропа. У самого берега дорога сворачивает налево (к северу), а тропа – направо (к югу). Пешком можно дойти до Стелы минут за двадцать – по крайней мере, до глубокого канала, отделяющего полуостров от материка. Попасть на маленький полуостров можно во время отлива, всего несколько часов в день, когда открывается песчаная дамба. А вокруг соляные болота и тростниковые заросли, укрывающие болотных и водоплавающих птиц – куликов, крачек, бакланов, чаек. Некогда болота также служили убежищем для поселений кельтов, римлян, саксов и викингов.

За пару миль и миллионы световых лет оттуда – мое пристанище, Могг-хаус, четырехэтажное здание с комнатами для занятий (тесными, как гробницы) внизу, общими спальнями посередке и маленькими спальнями наверху. Ученики моего возраста размещались на последнем этаже в комнатах, первоначально предназначенных для двоих, по четверо – из-за страстного желания нашего казначея увеличить доходы. Уборные в самом низу, и до нынешнего времени я сохраняю исключительный контроль над своим мочевым пузырем – спасибо столь неудобным удобствам. Такое достигается лишь длительной практикой – как в занятиях математикой или музыкой.

Несмотря на жестокие зимы у холодного моря, отопления у нас не было. Тепло считалось несовместимым с укреплением иммунитета, и от нас ожидалась поистине сверхчеловеческая сопротивляемость холоду. Одно хорошо – в моей предыдущей школе, на двести миль севернее, было еще хуже. Там, чтобы не окоченеть, мы спали в одежде – шерстяные свитера, носки и брюки, а поверх – пижамы. Проснувшись утром, мы обнаруживали снежные сугробы под открытыми окнами и наледь в уборных.

В школе Святого Освальда мы вставали по звонку, пристегивали чистые воротнички (у кого были) к рубашкам, натягивали вчерашнее белье, фланелевые брюки, носки и тяжелые черные ботинки. Потом бежали на завтрак – серая овсянка и остывшие тосты. К тому времени продуктовые карточки уже восемь лет как отменили[3], но привычка к скудной, невкусной пище еще удерживалась в школьных кухнях по всей стране. После завтрака наступало время идти в церковь, потом следовали пять уроков подряд, без перерыва, потом обед (розоватые сосиски, зеленая печенка, бурое рагу, вонючая капуста, вываренная до полной прозрачности), потом спорт или скучнейшая муштра, потом ужин, потом домашние задания, потом спать.

Эта относительно четкая и понятная программа была на поверхности; под ней скрывалась мутная сторона школьной жизни. Разыгрывались настоящие драмы, тщательно разработанная иерархия устанавливала, кто победитель по жизни, а кто лузер, старательно ранжируя всех по какой-то неведомой системе. Как и во внешнем мире, социальная мобильность была очень низкой; будут ли школьные годы полны поражений или побед – с самого начала зависело от статуса. Я не могу припомнить никого, чья судьба за время учебы значительно улучшилась, хотя, быть может, память меня подводит.

– Эй ты!

Третий день в школе. Вынырнул из своих мыслей и встретился взглядом с надменным старшеклассником.

– Ты!

Да, думаю, я.

– Это что?

Он ткнул пальцем в нижнюю пуговицу моего школьного пиджака.

Сам знаешь, что там торчит, ты, гад ползучий.

Он посмотрел задумчиво, потом оторвал мою пуговицу. С большим трудом, прошу заметить. Получилась дыр-ка. В моем. Новом. Пиджаке.

– Нечего тут расстегиваться, – прошипел он. – Усек, тварь?

Молчу.

– Правильный ответ: «Да, сэр».

– Да, сэр.

Искусно подпустил чуток сарказма, но так, чтобы он не просек.

Он повернулся на каблуках и удалился, а я остался отыскивать в траве свою пуговицу. Мне даже не стыдно: вокруг полно таких мелких гадов-фашистов. Но не перестаю удивляться, зачем им это.

Наш мир вращался вокруг школьных правил, столь же запутанных и загадочных, как темные ватиканские интриги. Нижняя пуговица должна быть расстегнута или застегнута? Левая рука в кармане или нет? Двор надо пересекать по краю или по диагонали? По газону идти или бежать? Книги держать в правой руке или в левой? Чернила синие или черные? Фуражку сдвинуть на лоб или на затылок? Здесь нет шпаргалок и справок, нет книги с надписью «Правила», вытисненной на обложке. Правила просто вдруг всплывали на поверхность, словно дерьмо. Мы принимаем как должное, что они бесчисленны, жестоки и абсолютно случайны, мы подчиняемся, ведь правила – вот они, а мы новички, или слабаки, или мелюзга – где нам тягаться с мучителями? Не стоит наполнять наши головы более осмысленной информацией, ведь тогда появится желание критиковать, а это породит сомнения во всей системе. Дальше – социальный и экономический коллапс и конец привычной жизни.

Проще смириться.

Поймите, многие мальчики (популярные, ловкие, спортивные) прекрасно проводили время в школе Святого Освальда – просто я не относился к их числу. Мои главные качества – лицо, по которому ничего нельзя прочесть, и здоровое презрение к честной игре – пока что неплохо мне служили. Блестящих побед не обещаю, но и я не без достоинств.

Наши уроки проходили в главном школьном здании под гуд и лязг водопроводных труб девятнадцатого века. Потолки тут высокие, и вечный сквозняк. День за днем я сидел с серьезным, но туповатым выражением на лице, отлично зная, что это заставит учителя сразу же перей- ти к моему соседу слева. Не любят они объяснять по сто раз – впадают в уныние и начинают презирать самих себя.

Вопреки (а может, и благодаря) тому, что все это было мне уже давно и до боли знакомо, в школе я сразу прижился.

Глава 4

Примечательно (и я хочу сразу же отметить этот факт): берег тут размывается со страшной скоростью.

В середине двадцать первого века стало модно беспокоиться о подобных вещах, теперь почти все считают, что наша планета доживает последние деньки, хотя такое положение вещей в этой части суши сохраняется не меньше тысячи лет. А другое побережье, в Уэльсе, поднимается, и, значит, Англия медленно опрокидывается в море. Однажды восточный берег опустится пониже, а западный, наоборот, поднимется повыше, и вся страна, пуская пузыри, плавно съедет под воду, несмотря на официальный протест палаты лордов. С нетерпением жду тихого сползания к катастрофе и даже надеюсь, что это послужит нашей стране хорошим уроком.

Но в молодости все видится иначе. С одной стороны, я тогда не слишком интересовался геокатастрофами. С другой стороны, и я, и мои современники рассматривали будущее как большой чистый лист, на котором можно писать собственную версию истории человечества. Но прежде надо было закончить повседневную работу – каждый день оттачивать свою роль в школьной драме. Важно подавать свои реплики не раздумывая, – не возражай, уважай учителей, вежливо говори «сэр», уступай дорогу старшеклассникам.