– Обопрись на перила.
Я запрокинула голову, глядя на черное небо, сияющее тысячами далеких солнц, а он забрался под мою невероятно пышную юбку на кольцах, из-за которой мы даже танцевали на вытянутых руках, и там, под ней…
Пока он стаскивал с меня белые кружевные трусы зубами, я еще хихикала, а вот потом, когда он встал там, под юбкой, на колени, и его пальцы легли мне между ног, разводя мгновенно увлажнившиеся складочки, а язык самым кончиком дотронулся до узелка клитора, я могла уже только тяжело дышать и, может, иногда стонать, едва стоя на ногах.
Но и это было ненадолго – Антон закинул мои ноги себе на плечи, придерживая меня прижатой к тем перилам, и пока он вылизывал и посасывал, скользил сверху вниз и проникал внутрь, пока его пальцы трогали, терли, раздвигали, надавливали, вонзались, я судорожно сжимала перила ограждения онемевшими руками и моей выдержки хватало только на то, чтобы не орать на всю улицу от счастья и наслаждения.
А потом на соседний балкон вышла пара англичан лет пятидесяти.
Откуда я узнала, что они англичане?
Во-первых, по акценту. Во-вторых, по тому, что они моментально завели легкую беседу, начав ее с замечания о погоде, а потом вежливо поздравили меня со свадьбой. А в‐третьих, по тому, что выражение теплой вежливости на их лицах ни на каплю не изменилось, когда после слов «И мужу вашему тоже передайте, что мы за вас рады», мой муж вынырнул из-под вороха юбок с блестящими от моей смазки губами и вежливо поблагодарил.
Я поднялась на цыпочки, обвила его шею руками и слизала свой вкус с его губ. И так увлеклась – да и он тоже, – что не заметила, как наши собеседники ретировались.
Зато в этот вечер они больше не выходили на свой балкон, и мы барахтались там на креслах и кушетках до самого невыносимо-розового рассвета, так и заснув под утро в ворохе белоснежных кружев, переплетясь всеми конечностями, как потом засыпали все годы нашего брака. До самого конца.
Я шмыгнула носом и опустила взгляд.
И тут же увидела Антона, который не замечал меня, хотя стоял всего в нескольких шагах. Он, как и я чуть раньше, смотрел на верхние этажи отеля, и на лице у него была написана такая мука, будто ему распиливали зуб мудрости прямо в десне.
Отцы и дети
Не сводя с Антона глаз, я отступила назад на шаг. Потом еще. И еще. Я боялась отвернуться, словно именно в этот момент он бы меня заметил. Так, гипнотизируя его, я отходила все дальше и дальше. А потом юркнула за дерево и оттуда уже, прячась за всем, что попадется, поторопилась к отелю, в котором была назначена съемка.
Надеюсь, мой ужасный бывший муж не заметил этих маневров, очень уж глупо они выглядели. Но встречаться с ним не хотелось совершенно.
Наверное, мне стоило насторожиться, когда в лобби нужного отеля мне указали на «зал для торжеств» с очень сочувственным видом. Но я была выбита из колеи и не обратила внимания.
Зато, когда вошла туда, меня буквально оглушил визг.
Увы – это была не та красивая съемка, где детишки в белых одеждах играют с дизайнерскими игрушками на восточном ковре сдержанной расцветки, это был полноценный детский день рождения. С тортами, клоунами, толпой друзей, негласным соревнованием на самый громкий визг и самую заляпанную одежду, с измученными родителями, которые уже и не слышат этого визга, лишь бы их не трогали, и прочими прелестями.
Только тогда я поняла, что значила аккуратная оговорка «детская фотосессия с элементами репортажной съемки».
Знала бы – взяла бы беруши. После первых двух раз, когда я снимала детей в развлекательных центрах с игровыми уголками, я, кажется, стала хуже слышать и до сих пор до конца не восстановилась.
Мне издалека помахала симпатичная женщина за тридцать с очень яркой улыбкой, вблизи оказавшейся неестественной. Честно говоря, выглядела она такой усталой, словно вытерпеть это все помогают только какие-нибудь специальные вещества. Я сжалилась и не стала предъявлять претензии. Только отметила, что мне говорили про двух трехлеток – мальчика и девочку. А тут примерно двадцать штук носится.
– Ну вот и снимайте только наших двоих! – с фальшивым энтузиазмом предложила женщина. – Я вам сейчас их покажу!
Среди толпы детей от трех до шести я, конечно, сразу узнаю двух незнакомых мне до этого дня спиногрызов!
Хотя, когда она показала мою цель, стала понятна и вымученная улыбка – именно эти двое носились и орали громче всех. Я запомнила клетчатую рубашку на мальчике и его дико громкую деревянную дуделку и девочку в полосатых носках, которая предпочитала извлекать звуки из окружающих, дергая их за волосы и щипая за бока.
Я вдохнула воздух свободы в последний раз и бросилась в гущу событий.
До начала работы фотографом у меня не было опыта с маленькими детьми. Я была единственным ребенком в семье, своих не завела, подруги пока ограничивались единичными экземплярами, с которыми справлялись сами. Но детские фотосессии – один из самых популярных видов съемок, и в районе тридцати мне пришлось без подготовки осваивать науку общения с бешеными оглоедами с трех до тринадцати. Не то чтобы я хорошо справлялась, но пока ни одного не убила, а меня не убила ни одна счастливая мать. Зато у меня было несколько секретов, как удержать на месте маленькие вихри, и пару раз мне доплачивали только за то, чтобы я их раскрыла.
Хорошо, что не стала наряжаться и пришла в свободных джинсах и водолазке! Через минуту я была перепачкана чем-то липким и блестящим, через пять растрепана, а объектив захватан пальцами, а через полчаса у меня на голове была креативная прическа с десятком косичек и хвостиков.
Меланхолично в очередной раз протерев объектив, я продолжала охотиться на клетчатую рубашку и полосатые носки, надеясь, что из огромного количества кадров найдется хотя бы десятка два приличных – эти двое были юркие, как пуганые ящерицы.
Когда детей сгребли в одну кучу и потащили есть торт в виде динозавра, я наконец выдохнула и присела на край дивана.
И тут ко мне началось паломничество родителей. Они все были уверены, что я точно запомнила именно их самое красивое чадо и у меня наверняка найдется много кадров с ним, которые они «купят за какие-нибудь символические деньги, можете даже не обрабатывать, все равно вам не нужно». Самое смешное, что такое поведение было в равной степени свойственно родителям из всех социальных слоев. Даже когда я снимала в элитных жилых комплексах, где даже на детской площадке, кроме нянь и мам, паслись суровые телохранители в черных костюмах, все равно обязательно появлялись те, кто считал, что нажать на кнопочку ничего не стоит. Правда, я научилась говорить, что, если сложить все время, пока открыта диафрагма фотоаппарата, получится секунд десять, так что мое время в пересчете на эти секунды стоит баснословно дорого.
Отдохнуть, короче, не удалось – пока дети упоенно кидались тортом, мы с их родителями так же упоенно торговались. Первый год работы фотографом я очень стеснялась и занижала цены, а часто снимала вообще бесплатно, так что сейчас меня было практически невозможно продавить даже аргументом «мой чудесный ребенок украсит ваше портфолио!».
Под конец подошел симпатичный смуглый мужик с черными глазами. На вид чистый грек, и я напряглась, переключаясь на английский. Но он оказался нашим:
– Я раньше тоже был фотографом и кое-что понимаю…
Устало закатила глаза – эти спецы в фотографии! Сколько я уже слышала историй, как они с батей в ванной снимки печатали – не то что сейчас! Как часто меня учили правильно фотографировать, хотя сами учителя снимали только на мобилу! А уж если у такого папаши – почему-то это всегда папаши – была зеркалка, то все, туши свет, моя школа дизайна и опыт не значат ничего!
Казалось бы, ну и снимал бы сам?
– Но вами просто восхищаюсь, так точно вы ловите самые живые моменты, прямо чувствуете, где самое интересное происходит. Уверен, снимки тоже будут на высоте, – продолжил свою фразу черноглазый, и я чуть камеру из рук не выронила. Даже стало стыдно, что я успела про него надумать всякого.
Присмотрелась повнимательнее – а симпатичный! Быстрый взгляд на руку – кольца нет.
Он поймал этот взгляд и улыбнулся, ошпарив меня стыдом второй раз за пять минут:
– Нет, я не женат, хотя вон тот маленький человек, отгрызающий ногу динозавру, – мой. Взял на месяц у матери, пока она в отпуске, пусть отдохнет.
Какой годный мужик! Я улыбнулась, на секундочку забыв, в каком я виде. Он окинул взглядом мою прическу и прыснул.
Черт! Вот и флиртуй тут!
– Вам тоже фотографии? – жалобно спросила я. Зачем еще делать комплименты фотографу?
– Если найдется что-то симпатичное с моим парнем, с удовольствием заплачу. Но я сомневаюсь, что в этой толпе он выглядит достаточно пристойно. Лучше закажу как-нибудь отдельную съемку.
Похоже, это намек…
– Вот мой номер…
– Вот мои координаты…
Мы одновременно протянули друг другу визитки и рассмеялись. Надеюсь, на свидание он все-таки придет без ребенка.
– А теперь фокусы! – завопил чудовищно малиновый клоун в огромных штанах, и дети ломанулись к нему, сбивая на пол тарелки, стаканы и остатки торта.
– Я работать! – Я помахала рукой своему новому знакомому и, не глядя, сунула его визитку в задний карман.
В бой!
Пока я снимала восхищенные, перемазанные кремом мордахи, пока отмывала тот же крем с себя, пока собирала свои вещи – все уже разошлись, забрав детей.
Ну и мне было пора уже возвращаться, чтобы успеть переодеться к концерту и дискотеке. Сегодня мне нужно быть отвязной и крутой. Красивой, чтобы все посворачивали головы и не было времени на воспоминания и грусть.
Только благодаря Антону я вспомнила, что эта привычка – флиртовать и знакомиться со всеми подряд, почти не задумываясь, и ходить на все тусовки, возникла у меня не просто так. В браке я была нежным котиком-интровертом, но после развода быстро поняла, что рискую сойти с ума, если ничего не сделаю с перманентным желанием лежать в кровати и скулить.
Я сознательно каждый день выходила из дома, нарядившись и натянув улыбку, забивала свой день встречами с друзьями и свиданиями, всегда отвечала согласием на любое предложение и поставила себе правило – не меньше одного свидания в неделю. Не пригласили – ищешь и приглашаешь сама. Хватило всего нескольких месяцев, чтобы стать совсем другим человеком.
Если бы это не было так больно, а мой бывший не был бы таким садистом, я бы даже поблагодарила его за такой личностный рост. Но ни одному коучу не посоветую прокачивать так своих клиентов. Слишком высокий процент брака и смертность. Зато те, кто выживает – вот как я – те могут закадрить любого зеленоглазого миллионера с полным набором кубиков на животе.
Так что я знаю отличный способ не вспоминать прошлую жизнь и не страдать. И буду им пользоваться!
Танцы
Любимое зеленое платье – шерстяное, обтягивающее и льстящее моей фигуре совершенно непристойным образом.
У меня большая грудь, есть талия и широкие бедра. У платья – треугольный вырез, вытачки, мягкая тягучая шерсть – и просто грудь превращается в очень соблазнительную грудь, от которой не отвести глаз, а по изгибу талии самой хочется провести руками и продолжить дальше, к бедрам. А если в декольте висит золотой кулон с крошечным, но чистым изумрудом, мои болотно-коричневые глаза становятся по-настоящему зелеными с мерцающими в глубине искрами.
Даже длиной это платье было ровно до того места, где начиналась самая красивая часть моих ног.
В общем, это было второе и последнее мое торжественное платье, в котором я всегда была смертельно сногсшибательна.
Это немного меня утешило, когда выяснилось, что так торжественно оделась только я. Остальные решили, что вчерашней официальной части достаточно, сегодня можно не выпендриваться, и влезли обратно в джинсы.
Ну, зато головы в мою сторону сворачивали не только мужчины, но и женщины.
Компания разорилась аж на три музыкальные группы для дискотеки: одну из девяностых, чей расцвет большинство хоть и застало, но в весьма юном возрасте, одну из двухтысячных, еще недостаточно забытую, чтобы сходило за ретро, но достаточно надоевшую, чтобы расценки и райдеры были поскромнее. Третья была начинающей и, судя по слухам, играла здесь бесплатно. Но преподносили ее как звезду за секунду до начала.
Я слушала совершенно другую музыку, поэтому большую часть времени протусовалась в холле, где было неплохо со звукоизоляцией, а заодно с баром и закусками. И была даже стойка с высокими барными стульями, на которых я смотрелась немного эффектнее, чем на креслах-мешках, наваленных в чилл-зоне. Да, я попробовала и то, и другое, и выбираться из такого мешка в обтягивающем платье то еще удовольствие.
Без Антона, разумеется, не обошлось. Он был бы не он, если б пропустил такой роскошный повод для нетворкинга – обойти всех, со всеми перезнакомиться, перезнакомить всех с другими всеми, прослыть своим парнем, посплетничать и притереться под конец к самым полезным и высокопоставленным.
Впрочем, это я злобствовала по старой памяти. Сейчас-то он был одним из тех, с кем стремились знакомиться такие же, как он в былые времена, молодые акулята.
Завидовала я ему всегда, вот что. Даже сейчас, научившись не упускать ни единой возможности, я так не умела. Когда я еще мечтала стать настоящим фотохудожником, как большая, а не просто фоткать чужие дни рождения, я думала, что мне страшно повезло – мой муж был бы идеальным агентом. Он бы решал все официальные вопросы, обо всем договаривался, выбивал галереи, гонорары и публикации, а я бы просто творила! Увы, увы… Когда я наконец всерьез взяла в руки камеру, его в моей жизни больше не было.
Бесплатные коктейли, что-то шумное и ритмичное из зала, хорошие люди рядом – атмосфера становилась все приятнее и теплее. Кто-то уже начал танцевать под что придется – то ли под глухие ударные из зала, то ли под телефонный рингтон, и бармен быстро сообразил включить нормальную музыку.
Выходящие с концерта слушатели с удовольствием вливались в разврат. Я вытаскивала танцевать всех этих красивых задротов, которые уверяли, что никогда-никогда-никогда ни один мужик в их гордом роду не занимался такими ужасными вещами! Но всем в итоге нравилось, особенно Егору, который долго притворялся самым бестолковым, но потом ненароком выдал себя слишком ловкой связкой и вынужден был признаться, что до самого окончания школы занимался современными танцами.
Я уже почти устала и намеревалась все-таки упасть в мягкие кресла и гонять кого-нибудь из сегодняшних поклонников за добавкой коктейлей, когда на полпути меня сцапал… Конечно, Антон.
– А мне танец? – нагло затребовал он и потащил в гущу толпы, не слушая возражений.
Мы очень любили сорваться куда-нибудь потанцевать – даже неважно, куда. Районный клуб? Уроки сальсы? Дружеские вечеринки? Все подойдет.
Я обняла его, касаясь чуть ли не впервые за шесть лет. Если не считать того поцелуя в кладовке. Руки сами легли на плечи таким же движением, как всегда – если не вспоминать, что это «всегда» было много лет назад. Меня саму пугало, как легко включились, казалось, давно демонтированные механизмы, привлекающие меня к нему, все эти реакции и жесты. Будто только и ждали условного сигнала.
И вот сейчас начинается какая-то латина, я уже и не помню ни черта, и одна не станцую – а с ним – помню. Вот так повернуться, прижаться спиной, сползти по его ногам, повернуться и бросить яростный взгляд. Уйти – вернуться, стукнуть каблуками…
В этом месте раньше мы начинали творить совсем непристойное безумие – он прижимался сзади, клал ладони на низ моего живота и начинал медленно тащить вверх и так довольно короткое платье, вжимая пальцы прямо между ног и чувствуя-зная, что белья на мне нет. И то, что кто угодно мог повернуться и увидеть это, заводило невероятно.
Ну кому я вру – сейчас, когда он ничего подобного не делает, лишь символически обозначает это движение, когда ловит мой ответный жест, тоже оборванный на половине, меня это тоже заводит.