– Но почему она не взяла меня? Меня она не любила? Поэтому ты все от меня скрывал?
Как просто было бы кивнуть, но ответа и не требовалось. Франческо смотрел на свою девочку и вспоминал ту милую малышку, что каждый вечер бежала ему навстречу, когда он открывал дверь, и забиралась на колени, забалтывая его разговорами о цветах и демонстрируя многочисленные горшки, где расцвели ее любимцы. В глазах ее было столько света. Франческо было так жаль, что приходилось оставлять дочку одну чуть ли не на целый день. Он вспоминал ночи, когда он сидел у ее кровати, а Айрис металась от жара, вспоминал ее улыбки и дни рождения, которые они проводили вдвоем, не считая прислуги. У него перехватило дыхание, но он все же решился. Нет, он не сможет этого сделать. Пусть Айрис сохранит иллюзии о собственной матери.
– Нет, милая, мать тебя обожала, она очень любила вас обеих.
– Но тогда почему ты никогда не рассказывал мне о сестре? Что произошло?
– Все очень сложно. Я думал, что так будет лучше. Мы оба так думали.
– Но что стало с сестрой, когда наша мать умерла?
Франческо почувствовал, как пол уходит у него из-под ног. Как он объяснит дочери, почему лишил ее матери?
– Клаудия… Она не умерла, милая.
Айрис точно окаменела. Голову раздуло, точно ватный шар. В ужасе она посмотрела на Йонаса:
– Ты… Ты все это знал?
Хотя она уже сама знала ответ. И все же ждала, что он скажет, потому что очень надеялась, что все-таки ошибается.
– Да, знал.
Айрис не стала спрашивать, почему он ей не рассказал, почему столько раз она слушала историю, в которой не было ни слова правды. Нет, это было бы ошибкой. Ведь они с отцом старые друзья, было очевидно, что они все знали друг о друге. Это легко понять. Вот только как унять ощущение, что ее жестоко предали, распирающее изнутри?
Как они могли так долго ее обманывать?
Когда Франческо протянул руку, Айрис невольно отодвинулась в сторону. Она вскочила на ноги и побежала прочь, пока в глазах у нее не поплыло. Только тогда она остановилась. Горло горело, она не могла выдавить из себя ни звука, мысли проносились в голове.
Единственное, что было ясно как день, – так это то, что у нее есть мать, есть сестра. Не в силах справиться с собой, Айрис расхохоталась, в то время как по лицу ее катились слезы.
Слова, слова, не складывающиеся в образы. Как запомнить слова, если даже не понимаешь, что они значат? Если их не рассмотреть? Бьянка подняла глаза и прикусила губу. Она сидела одна в комнате, здесь никто ее не побеспокоит. Так сказал отец: «Ей нужно сосредоточиться и побыть в тишине».
Но это не помогло. В саду она могла запомнить хоть что-то, потому что запоминала растения и цветы, но здесь…
Локон упал ей на лоб, Бьянка вытянула губы и дунула на него, это ее рассмешило. Затем она стала смотреть на тени, которые скользили по деревянным стенам и сползали на мягкие ковры. Она развалилась на ковре и скинула туфельки. Нет, здесь ей не место. На стуле, за столом, куда более пригодное место для учебы. Однако здесь гораздо приятнее. Бьянка присела у камина и принялась смотреть на фигуры, возникающие из огня поленьев. Огонь танцевал, словно нежно поглаживая дерево. Бьянка вновь вернулась к тяжеленной и ненавистной книге, лежащей у нее на коленях. Достаточно одного движения, и ее не станет. Секунда – и она изжарится в камине вместе с поленьями. Через минуту она уже тянула руки к огню, стараясь выхватить рассыпающиеся в прах искрящиеся страницы.
«Папа совсем не обрадуется», – с ужасом подумала Бьянка. Сестра никогда бы не выкинула ничего подобного. Почему она не может быть как сестра?
Пламя пожирало бумагу, золотые цветы распускались и обращались в черные лоскуты, а затем становились золой. В комнате повис едкий запах дыма, от которого на глаза наворачивались слезы. Искры бежали за ней, забирались за ворот платья, касались кожи. Бьянка закричала. Когда распахнулась дверь, она едва не упала. Сильная мужская рука подхватила ее, прежде чем она оказалась в камине. Отец постучал по ее платью и погасил огонь. Запах стал еще сильнее, терпеть его не было мочи. Бьянка расплакалась, но отец крепко обнял ее, он тяжело дышал, сердце бешено колотилось.
– Все хорошо? С тобой все хорошо?
Бьянка кинулась к нему на шею, слова так и летели с губ:
– Прости меня, я не хотела.
Но отец уже отстранился и потряс ее за плечи:
– Ты понимаешь, что наделала? Ты могла погибнуть, могла поджечь весь дом! Что ты задумала?
Ответа он ждать не стал. Передав Бьянку матери, отец быстро вышел и закрылся в библиотеке. Высокая и толстая дверь отгородила его от внешнего мира. Глаза отца были суровы и неприступны, как и эта дверь. Однажды мать сказала, что дверь эта стара, как и сам дом, в нем пахло стоячей водой и затхлыми листьями. Так что Бьянка старалась проводить время в саду, но сегодня шел дождь, играть тоже было не с кем.
Она любила лишь этот сад да свою розу. Однако она быстро вспомнила, что и в самом доме немало цветов. Сестра показала ей зимний сад. Когда сестры оставались вдвоем, они часто бродили по старому дому. Дом был огромен – самое то для игры в прятки. С сестрой было весело. Она знала так много интересных игр.
Бьянка кинулась за ней в секретный сад, стуча ножками по полу. Услышав скрип, она радостно улыбнулась. Тонкие пальчики толкнули дверь, и вот уже она на месте. Длинные виноградные лозы ползли по стеклянным стенам до самого потолка. В комнате стояли кресла, здесь мама разводила прекрасные орхидеи.
Бьянка гордилась тем, что запомнила их название. Достаточно вспомнить о бабочках, и оно само приходило на ум – фаленопсис. Тут были и другие растения с очень длинными листьями. Она помнила и имя желто-розового цветка – катлея и еще цимбидиум. Когда она проводила рукою по нежным листьям, Бьянке казалось, что между лепестков вот-вот покажется улыбающаяся фея.
Внезапно хлопнула дверь. Удивленная Бьянка спряталась за огромной вазой.
– Ты не можешь так поступить. Это всего лишь ребенок.
Почему мать была так взволнована? Бьянка хотела кинуться к ней, но строгий тон отца точно парализовал ее.
– Думаешь, мне это приятно? Но ей надо повзрослеть и понять. Она не может вечно оставаться ребенком, жизнь – не игра. Ей нужно научиться дисциплине. В школе ее обучат всему, что требуется. Ты подумала о том, что она может устроить в следующий раз? Инес, если бы я не услышал крика, она бы спалила весь дом, а сама… Ты понимаешь, что с ней могло случиться?
Мать расплакалась. Бьянка ненавидела, когда она плакала. Так сильно, что затыкала уши, чтобы не слышать этих звуков.
– Ты не можешь вынуждать ее делать то, к чему она не готова. С ней нужны терпение и ласка. Ты требуешь слишком многого. Бьянка не похожа на сестру.
– Думаешь, я не понимаю? Но ведь это ничего не меняет. Запомни, Инес. В нашей семье так принято, и я сделаю все, чтобы так и продолжалось впредь. Чтобы заниматься поместьем, обеим девочкам понадобятся знания, твердость и исключительные качества. Я обучаю их только необходимому.
– Они еще слишком малы. Времени для учебы еще много!
– А если со мной что-то случится?
– Не нужно вспоминать то, что случилось много лет назад. Это нехорошо.
– А вот и нет. Смерть Матильды показала мне, что нельзя воспринимать все как должное. Чем скорее они обучатся всему, что нужно, тем лучше.
– Война закончилась, Лоренцо, – вздохнула мать. – Всем было нелегко, но теперь она позади. Не стоит жить старой болью и старыми страхами.
– Разговор окончен. Моя дочь из семьи Донати, а потому она будет делать то, что следует.
6
Яркие цвета сада могут помочь преодолеть жизненные неурядицы. Фиолетовый цвет гиацинтов и анютиных глазок подарит смелость и силы, чтобы справиться с ударами судьбы. Анютины глазки растут в тени и цветут в любое время года. Они похожи на улыбку, сменившую слезы.
К ней подскочила белка и, встав на задние лапки, с надеждой вытянула мордочку.
– Привет, малыш, – сказала Виола Донати и порылась в сумочке, выискивая там что-то для крохотного зверька. Кормить белок было запрещено, но она уже и без того нарушила все правила. В последнее время она вела себя так, словно весь мир стал с ног на голову. И в общем-то так оно и было. Белка схватила миндальный орех и юркнула куда-то, Виола проследила за ней взглядом. Она сидела в той части парка, где нередко проводила время в детстве. Здесь мать, Клаудия Бруни, учила ее кататься на велосипеде, здесь же она познакомилась с первыми друзьями, здесь отмечала дни рождения, важные события жизни, сюда приходила, когда на нее обрушивались разочарования.
Она скрутила длинные волосы в пучок и заколола их подобранной веточкой. Зачем она здесь? Верит ли она в то, что эта аллея, зеленая поляна и синее небо над головой успокоят ее душу?
В детстве она верила в то, что солнце восходит здесь, в Гайд-парке, прямо из озера Серпентайн. Мать с улыбкой поддерживала ее теорию, и Виола не переставала так думать даже после того, как в школе ей показали карту Солнечной системы. Но ведь, если солнце вставало где-то еще, отчего же тогда озеро так блестело?
С тех пор так и пошло: Виола знала правду, но продолжала строить иллюзии и жить ими. Иначе как она могла справиться с тенями, восстающими из прошлого?
Прошлого у нее толком и не было. Никаких родственников, ни одной живой души – только она, Виола Донати, да мать. Об отце она никогда не слышала, разве что знала, что он давно умер. Каждый раз, когда она заводила этот разговор с матерью, Клаудия становилась грустной и меняла тему. Виола знала, что отец был итальянцем, что брак родителей был несчастливым и продлился недолго. Этого мать не говорила. Но отчего же тогда она всегда тихонько плакала, стоило только Виоле упомянуть об отце? Должно быть, матери было очень тяжело о нем вспоминать, отец причинил ей много боли. Мать вела тихую и замкнутую жизнь, друзей у нее не было, но в то же время она была самым отзывчивым человеком, какого только знала ее дочь.
Виола снова и снова спрашивала себя, кем могла быть та девушка, с которой она столкнулась на выставке, и как завести об этом разговор с матерью.
– Привет, – послышалось вдруг.
– Уильям? А ты что здесь делаешь? – удивилась Виола. Она никому не говорила, где будет, поэтому его появление было более чем неожиданным.
Парень улыбнулся, засунул руки в карманы и отвел глаза: «Хочешь узнать правду или сойдет отмазка?»
– В каком это смысле?
Он сел рядом с ней и принялся теребить кустик травы:
– Если я скажу тебе все, как есть, ты решишь, что я с ума сошел, но вообще-то нет.
Виола насупилась:
– Почему ты вечно говоришь загадками?
Он раскинул руки, сдаваясь:
– Ладно, ладно, не надо злиться. Все из-за тебя.
– Как это?
– Ты уже несколько дней ходишь какая-то хмурая, смотришь в пустоту, точно потерянная.
– При чем здесь мой вид и твое появление? – не поняла Виола.
– Тебе не приходило в голову, что я за тебя волнуюсь? – улыбнулся Уильям.
– Что? Так ты следил за мной? Совсем с ума сошел?
Уильям пожал плечами:
– Ну вот, я же тебе говорил! И все же я не сошел с ума.
Он помолчал и смущенно посмотрел на нее:
– А разве ты поступила бы иначе, если бы человек был тебе небезразличен?
– Небезразличен? – от злости Виола могла бы наговорить сейчас много лишнего, поэтому она предпочла молчать. Сколько они уже знали друг друга? Они снимали квартиру на пятерых. Кроме них еще были Оливия, Дженнифер и Руфус Олаф, крепкий норвежец. Вот только между Уильямом и Виолой сразу пробежала какая-то искорка избранности. Именно поэтому Виола старалась его избегать, в то время как Уильям, наоборот, стремился видеться чаще. С другими девушками он был робок, однако так и крутился вокруг Виолы. Высокий, темноволосый, глаза его всегда словно над чем-то посмеивались. Надо было давно поставить его на место, вот только каждый раз Уильяму удавалось ее удивить или рассмешить. Разумеется, в некотором роде он ей даже нравился. Очень нравился. В этом-то и была главная проблема. В молодости Виола совершила серьезную ошибку в отношениях, и шрамы еще не зажили.
– Ну правда, Ви, скажи, что с тобой такое? Ты всегда спокойная, как скала, я просто не могу видеть тебя в таком состоянии.
– Не стоит так меня звать, я этого терпеть не могу. И я совсем не понимаю, что ты имеешь в виду.
Уильям улыбнулся:
– Слушай, Ви, скажи, что случилось, и обещаю, что отстану.
Виола прикрыла глаза, в ней боролись смешанные чувства:
– Обещаешь?
– Честное слово, хочешь, поклянусь?
Виола пронзила его обжигающим взглядом, хотя ей хотелось кинуться к нему в объятия, хотя этого она никак не могла себе позволить. Томас, ее бывший друг, все еще жил в сердце, словно не прошенная тень. Эта тень напоминала ей о былых глупостях. И о том, что не стоит доверять мужчинам.
Группа купальщиков плыла вдоль берега озера, бороздя водную гладь мерными взмахами рук. Семейка уток спешила к берегу, где дети крошили хлеб. Троица лебедей с любопытством присматривалась к месту, куда направлялись утки.
– Я встретила девушку.
– Думаю, ты ждешь от меня каких-то умных фраз, философских размышлений. Но я попал в королевскую академию по чистой случайности, ты же знаешь, – через какое-то время произнес он.
– Естественно, а то как же, – улыбнулась Виола. Уильям Стюарт был одним из самых молодых и многообещающих пианистов Великобритании. Перед ним бы распахнулись двери любого учебного заведения. Если бы он еще сменил эти старомодные очки и стал помоднее одеваться, ему бы не пришлось бегать за девушкой.
– Я видела девушку примерно моего возраста, которая была невероятно похожа на меня. Не просто похожа. Я бы сказала, что это была моя точная копия, понимаешь?
Уильям долго смотрел на Виолу:
– Ты с ней познакомилась?
Виола покачала головой.
– А семье рассказала?
– Нет.
– Если я посоветую сделать это как можно скорее, ты сочтешь меня банальным? Знаешь, мне бы хотелось произвести на тебя хорошее впечатление.
Он набросил куртку на ее оголенные плечи.
– Ты что это? Заболеешь еще!
– Это я-то? Да ладно тебе, сегодня ужасная жара. Ты просто придумываешь предлог, чтобы уйти от темы. Почему ты не поговорила с родными об этой встрече?
Виола долго смотрела на него:
– У меня нет родных. Только мать, и больше никого на свете, понимаешь? Я не помню своего отца, он умер, когда я только родилась.
– И вот так вдруг ты встречаешь незнакомку, точь-в-точь похожую на тебя. Тут не нужно быть гением. И все же должно быть этому какое-то объяснение. Тебе стоит поговорить с матерью, Ви. Спроси у нее как бы невзначай, что она думает об этой странной встрече? Быть может, у твоего отца были еще дети?
Виола прикусила губу:
– А что, если она расскажет мне что-то, что мне совсем не понравится?
Уильям снял очки и протер их краешком футболки:
– Не верю, Ви, ты совсем не такая. Ты не прячешься от трудностей.
– Думаешь? И какая же я по-твоему, Уильям?
Он медленно повернулся к ней. Виола до сих пор не замечала, какие бездонные и выразительные у него глаза:
– Ты как необычайная мелодия, как полная сюрпризов шкатулка. Ты очень смелая, добрая, а еще невероятно красивая.
У Виолы подступил ком к горлу. Она встала со скамьи и направилась к выходу из парка. Уильям звал ее, но она не обернулась, куртка полетела в траву.
– Ты ничего обо мне не знаешь, совсем ничего.
7
Важно все, даже воздух, которым мы дышим. Он важен как для сердца, так и для ума. Чистый воздух способствует ясности мысли и зрения. Герань, хлорофитум и эпипремнум очищают воздух, облегчают головную боль и помогают собраться с мыслями.
– Привет, Лучио, – Айрис села за стол, уставившись на свой амариллис. Уже два дня, как она не появлялась на работе без всякого предупреждения. А что, если Дольф ее уволит? По спине пробежал холодок, она закрыла лицо руками. В довершение всего оставалось только пустить свою жизнь под откос. Айрис вздохнула и погладила растение. Гладить шелковые лепестки было так успокаивающе. Как всегда, таким образом она пыталась загородиться от реальности. Ей показалось, что на душе полегчало, словно растение ей улыбалось, наполняя силой. Словно амариллис пытался утешить хозяйку.