– Ты видишь, – услышала она за спиной шёпот Алексея, – даже Гарри Поттер по сравнению с ней – леди Диана.
– Значит, так, – у Зинки кончалось терпение и сила руководителя, – теперь это твоя забота, – сказала она ошеломлённому Алексею, – не умеет есть, значит, учи её, деньги все хотят, она в том числе, значит, будет стараться.
Зинка разошлась, и у неё само собой получалось расставлять все точки над «и», почти как у деда.
– Матильда, ты хочешь деньги? – почти кричала Зина. Та испугалась такого напора и просто махнула головой. – Тогда прекрати есть руками, чавкать и слушай старшего товарища, – на этих словах она показала на Алексея.
– Ну ты же понимаешь, что невозможно за один день научить её быть леди, – попытался спорить тот.
– Если очень захотеть, можно обезьяну курить научить, – рявкнула Зина, устав быть деликатной. – Давай учи, вилки, ножи и тарелки с бокалами – всё для учёбы найдёте в буфете, дед же сказал, что мы особенные, значит, сможем и ты, и она, и я.
– А я? – вставил Эндрю, из-за скандала даже оторвавшись от экрана своего смартфона, ему, видимо, стало обидно, что про него снова забыли.
– И ты, – поправилась Зинка, – если мы, конечно, тебя по пути нигде не потеряем. – Всех жду через полчаса в кабинете, будем разбирать бумаги, – сказала она тоном, не терпящим возражений, и вышла из кухни.
– Что, нажаловался? – прошептала Мотя Алексею. – Ябеда, даже не могу представить, кто ты по гороскопу.
– Я Лев, – гордо ответил Алексей.
– Опозорил гордое животное, – сокрушалась Мотя, – между прочим, это мой любимый знак, и я от него такого не ожидала. Давай учи уже, я способная, мне так воспитательница в детском саду говорила.
– Ну это, конечно, обнадёживает, – грустно вздохнул Алексей.
Матильда положила еду на стол и, не найдя ничего рядом похожего на полотенце, вытерла руки о свою блестящую кофточку.
– Ну, во-первых, нельзя вытирать руки об себя, – устало сказал Алексей, – и ковыряться в зубах за столом тоже.
Эндрю, который как раз занимался этим, испугался и уточнил:
– И даже мне?
– А ты кто по гороскопу? – встряла Мотя в разговор.
– Стрелец, – непонимающе ответил Эндрю.
– Никому, Эндрю, – сказал Алексей, – ни Стрельцу, ни Близнецу, ни Льву, никому и никогда.
Шёл пятый час чтения документов. Матильда посапывала, свернувшись калачиком на кресле, с новой причёской и обновлённым имиджем сейчас, когда спала, она выглядела сущим ангелом. Её тиран и учитель, который полчаса кричал на неё в кухне, пока они изучали столовые приборы, оккупировав старый кожаный диван, делал вид, что слушает лёжа, на самом деле видел уже десятый сон, только Эндрю, периодически поправляя свои очки, монотонно читал вслух.
– Хватит, Эндрю, бесполезно, – вздохнула Зинка. – Они уже час как спят.
Зинка была на три года младше Эндрю, но оба внутренне чувствовали обратное. Может быть, это из-за скромного и тихого характера Гарри Поттера, как уже успели прозвать его вынужденные друзья, а может, из-за Зинкиного особенного воспитания. Именно сейчас, в экстренной ситуации она начала ощущать неординарное воспитание деда. Зина всегда старалась рассуждать и делать выводы, быть собранной в любых обстоятельствах и не всегда понимала, что это – скрупулёзное и последовательное воспитание, над которым день ото дня трудился дед.
Только один раз она позволила себе повести себя глупо и по-детски – это в отношениях с Шуриком. Зинка первый раз за день вспомнила про возлюбленного и в ужасе достала телефон из сумочки. Десять пропущенных. Ещё в адвокатской конторе она поставила телефон на беззвучный режим и забыла. А он звонил, волновался, возможно, даже извиниться хотел за вчерашнее происшествие, объясниться. Улыбка сама собой растянулась по лицу и была настолько глупой и счастливой, что Зинка, смутившись удивлённого взгляда Эндрю, который искренне не понимал, чему сейчас можно так радоваться, решила перевести разговор.
– Я целый день хотела спросить, – начала она, силой пытаясь спрятать счастливое выражение лица, – почему у тебя такое имя странное?
Парень усмехнулся, видимо, этот вопрос был для него уже заезженной пластинкой и набил бедному оскомину. Нехотя, но он всё же ответил:
– У меня родители учёные-математики, знаешь, из тех, которые, решая сложную задачу, могут забыть поесть. – Вынужденные коллеги ещё в магазине договорились перейти на «ты», для простоты общения. Поэтому со стороны сейчас могло показаться, что беседуют старые друзья. Настольная лампа, ночь за окном, двое спящих людей и задушевные разговоры шёпотом. – Я, если честно, немного удивлён, как они ещё умудрились меня родить, но, возможно, мне на руку сыграла их молодость, которая плескалась и не давала до конца утонуть в науке, – видно было, что для молодого человека тема старая и больная. – Ну вот и сделай выводы сама, в честь кого могли назвать сына два фанатика-математика, естественно, в честь великого, по их мнению, человека, того, кто всё-таки доказал теорему Ферма.
К слову сказать, Зинка была абсолютный гуманитарий, вот если бы Эндрю сейчас спросил её, в каком году Анна Ахматова написала «Реквием» или почему Пушкин дал своему главному герою фамилию Онегин, она ответила бы без запинки и ещё бы могла немного подискутировать с ним на эту тему, приводя широко не известные факты биографии авторов и истории их творений, но математика для неё была тёмный лес.
Эндрю всё прочитал на её растерянном лице и сказал:
– Не переживай, это не обязательно знать всем, – и рассмеявшись добавил, – только моим родителям так не говори, они предадут тебя анафеме.
– Ну не то чтобы я не знала, – гордо ответила Зинка, – просто забыла.
Эндрю нравилась эта девчонка, у него никогда не было сестёр и братьев, даже двоюродных, но он всегда мечтал об этом. Почему-то эта рыжая, очень испуганная всем происходящим девушка симпатизировала ему какой-то братской любовью. Скорее всего, потому, что предательство, которое недавно ударило ему в спину, надолго отбило охоту смотреть на противоположный пол с другой, мужской, любовью.
– Есть такой учёный, Эндрю Джон Уайлс, – продолжил он, – на самом деле в математическом сообществе ничем не примечательный был профессор Принстонского университета. Но в 41 год он отличился, и 19 сентября 1994 года доказал «большую теорему Ферма», сформулированную Пьером де Ферма более 350 лет назад. Для всего математического мира это приравнивалось к победе над фашизмом, к изобретению антибиотиков и другим значимым событиям, которые изменили мир к лучшему. Поэтому, когда родился я, у простой семьи математиков Шишкиных не было иных вариантов имени, если бы их не остановила бабуля, за что ей отдельное спасибо, иначе моё имя было бы Эндрю Джон Уайлс Шишкин.
– У нас с тобой много общего, – сказала Зинка, – я тоже оказалась не нужна родителям, всю свою сознательную жизнь я оправдывала их тем, что они откупались от меня деньгами. Ну, что-то типа по-другому они не могут, а сегодня дед и это оправдание в их пользу отверг, мать, оказывается, не присылала мне никаких денег.
– Нет, у нас разные истории, – грустно сказал Эндрю, – у тебя был дед, а моя бабуля умерла, как только мне исполнилось десять лет. И вот с того самого времени я, ещё ребёнок, жил с двумя взрослыми детьми.
Зинке захотелось сменить неприятный разговор, тема родителей и их любви для неё была как кисель во рту, на вкус нормально, но общие ощущения склизкости отвратительные.
– Я же ещё не мерилась, мне Матильда должна была купить костюм горничной, пока мы с Алексеем ходили покупать ему одежду. Сейчас надену и приду хвастаться, скажешь, как из меня горничная, – крикнула Зинка и побежала в спальню, где стояли её пакеты.
Эндрю остался в кабинете и продолжил изучать документы. Сейчас перед ним лежало досье на племянницу хозяина, дочку среднего брата, Ванюшкину Василису Константиновну, двадцати пяти лет от роду. Молодая красивая девушка, одногодка Эндрю, улыбалась с фотографии искренне и очень тепло. Идеальные черты лица и уверенность, которую она излучала, говорили о многом, например о том, что это девушка-пантера, как в знаменитой песне старой рок-группы «Агата Кристи». «Она не знает слово “верность”, ибо это всего минуты предпочтения кого-то покруче», – пропел про себя Эндрю, вглядываясь в глаза красотки с фотографии, он вообще был фанатом старого русского рока и все группы типа «Наутилус помпилиус», «Агата Кристи» и, конечно, легендарную Земфиру знал, слушал и любил.
– Молодой человек, – Алексей проснулся, потряс головой, словно стряхивая с себя остатки сна, – на каком члене семьи я задремал?
– Вы, Алексей, уснули на хозяине, – ухмыльнулся Эндрю.
– Ну, в своё оправдание скажу, – смутился аристократ, – что при стрессе у меня такое бывает. Который час?
– Одиннадцать вечера, детское время, – ответил Эндрю, продолжая читать досье.
– Я в душ.
– Зина выдала полотенца, они в коридоре на тумбочке, – крикнул Эндрю уже в спину уходящему Алексею. Буквы у него никак не складывались в слова, а красивая девушка с фотографии притягивала взгляд.
– Наверное, это мой рок – усмехнулся он фотографии, – и погибну я от руки красавицы.
В этот момент в комнату вошла растерянная Зинка, на ней была надета униформа горничной, только какого-то странного кроя. Юбка была неприлично короткая, так что при слабом наклоне будет выглядывать филейная часть. Вырез на груди тоже был неприлично огромный, а на спине и вовсе уходил глубоко вниз.
– Это что? – всё ещё ошеломлённо спросила Зинка, пытаясь разглядеть себя в старое зеркало, висевшее в кабинете.
– Ну, – стал тянуть Эндрю, пытаясь подобрать слова, – смело, конечно, но в целом мне как мужчине нравится.
– Ещё бы, – усмехнулась Мотя, она тоже проснулась и довольно наблюдала за показом мод, – это костюм из секс-шопа, я знала, что беру, ты будешь самая красивая горничная.
– Ты сдурела! – закричала Зинка. – Я что тебе сказала купить, я где тебе сказала купить! Как я полечу без костюма?
– Почему без костюма? – удивилась правда не понимающая такой реакции Мотя, – это самый лучший костюм. Ни один мужик мимо не пройдёт.
Зинка уже набрала побольше воздуха в лёгкие и вспомнила все ругательные слова, какие знала, а Мотя даже зажмурилась от предчувствия беды, как прозвучал звонок в дверь, такой спасительный для обеих. Зинку он удержал от нравственного падения, а Мотю – от бури, которая была готова обрушится на её голову. В ярости Зинка пошла открывать дверь, совсем забыв, что на ней надето.
На пороге стоял Шурик, она сразу поняла по его ухмылке, что он пьян. После смерти деда он частенько приходил к ней подшофе, рассказывал какие-то замысловатые истории о кораблях и пиратах и засыпал в гостиной на диване. Естественно, Зинку всё это радовало, во-первых, одной было очень грустно в пустом доме, а во-вторых, она любила его и все эти задушевные разговоры воспринимала как проявление его любви к себе.
– Привет, красотка, – оглядев её с ног до головы, сказал Шурик.
У Зинки сразу побежали мурашки, только он мог так называть её, вызывая при этом приступ нежности.
– Я очень переживал, ты не брала трубку, а ты, оказывается, мне сюрприз готовила, – взгляд у него стал масляным и каким-то туманным.
Зинка тоже расплылась, голова перестала работать, она даже на мгновение забыла, что у неё в доме куча гостей, и постаралась встать, как ей показалось, более выразительно.
В это время Алексей, приняв душ, понял, что всё-таки забыл взять в коридоре приготовленные заботливой хозяйкой полотенца. Он помнил, что, если открыть дверь ванной, до них будет буквально шаг, и решил рискнуть. Старые стены дома, которые строились на века, скрыли от него присутствие в коридоре людей, и Алексей, открыв дверь, выглянул в коридор, чтоб убедиться в безопасности операции. В этот момент пьяный Шурик как раз снимал ботинки – увидев голого мужика, выглядывающего из ванной, от неожиданности упал, но, быстро оценив ситуацию и сложив вместе костюм на Зинке и Алексея в неглиже, начал, не успев подняться, прям с пола извергать ругательства.
– Ты что, обалдела, дрянь, – закричал Шурик и, запустив ботинок прямо в голову Алексею, начал последними словами оскорблять растерявшуюся от произошедшего Зинку.
В Алексее несколько секунд боролись два чувства: стыд за свой вид и злость за ботинок, который отпечатался на лбу. Но решили всё ругательные слова Шурика в сторону Зинки, которых она, по мнению Алексея, не заслуживала. Девушка вызывала у него уважение и даже страх, по крайней мере, характер у неё был сильнее Лёшиного. Если быть откровенным до конца, Алексей ещё полгода назад не знал такого разнообразия ненормативной лексики, рос он в интеллигентной семье, в образцово-показательном дворе и дружил с точно такими же ребятами, но спасибо нынешнему соседу, который снимал соседнюю с ним комнату в квартире, он в полной мере ознакомил маменькиного сынка Алёшу с данным сленгом.
– Ты как с девушкой разговариваешь?! – зарычал Алексей и, схватив свою трость, которая стояла тут же у гардероба, одним ударом вырубил орущего гадости молодого человека. Затем гордо взял полотенце с тумбочки и молча удалился обратно в ванну.
Мотя и Эндрю, которые выбежали на крики из комнаты, стояли с открытыми ртами. С обожанием глядя в дверь закрывающейся ванной комнаты, Матильда сказала:
– Вот видишь, Зинаида, а тебе мой костюм не понравился, из-за тебя мужики подрались, нет, зря я поменяться согласилась, надо было мне горничной оставаться.
Глава 6
Самолёт или жизнь
Зинка спала очень глубоко, так, когда непонятно – сон это или явь. Ей снился итальянский Сан-Ремо, любимый курортный городок деда. Раз в год они обязательно отправлялись туда. Если это было лето, то нежились на шезлонгах синьора Рикардо, чья семья уже сто лет держала в пользовании кусочек пляжа. Там все были друг с другом знакомы, знали, какой кофе предпочитает синьор Савелий и его дочка, Зинку все воспринимали дочерью этого приятного русского мужчины. Но не всегда удавалось посетить этот душевный городок в сезон тёплого моря, и тогда они просто прогуливались по променаду. Там до сих пор стояли пальмы, подаренные городу царицей Марией Александровной, супругой нашего царя, в качестве своего благоволения – за это она была удостоена небольшого памятника на набережной в тени своего подарка.
– Мы, друг мой Зинка, ничем не хуже царской семьи, – говорил дед, как всегда улыбаясь одними глазами.
По пути они обязательно заходили в православную церковь Христа-спасителя, ставя свечки своим небесным покровителям и отправлялись в главное место развлечений, старое казино Сан-Ремо. Там, получая приток адреналина в кровь, они с лёгкостью проигрывали несколько сотен евро.
– Ты не считай деньги, – смеялся дед, видя, как Зинка расстраивается проигрышам, – просто получай удовольствие от игры, в этом весь смысл казино. Сюда необходимо приходить, имея в кармане несколько лишних купюр, именно лишних. Нормальные люди приходят сюда для развлечения, а не для заработка. Кто же приходит сюда выигрывать, обязательно всё оставит в кассе, те же, кто приходит получать удовольствие от азарта, без вариантов останутся в плюсе.
И вот сейчас ей снилось казино, большой стол с зелёным сукном, разноцветные фишки и дед, по обыкновению сидевший напротив. Зинка с замиранием сердца смотрела на шарик, летевший по кругу над цифрами, ей так нужно было двадцать четыре, число, на которое она поставила все оставшиеся у неё на сегодня евро, что до боли стиснула пальцами краешек стола.
– Сколько раз тебя учить, – назидательно сказал дед, сдвинув брови, – не тянись за выигрышем, получай удовольствие от игры. Слышишь, Зин, – глядя прям ей в глаза, сказал дед, – помни, твоё расследование – это тоже игра.
В ту же секунду поняв, что она спит, а дед, который чересчур внимательно сейчас смотрел на неё, умер, Зинка в страхе проснулась. Но она не спешила открывать глаза, двигатели самолёта мирно гудели, а рядом она услышала возмущённые голоса своих коллег и решила ещё немного побыть спящей.
Со вчерашнего вечера её настораживал выбор деда, она ни на миг не сомневалась в его компетенции, да честно сказать, сразу поверила в то, что он придумал какую-то особенную систему, но то, что эта чудесная система именно сейчас дала сбой, она тоже не сомневалась. Компания подобралась странная и уж точно ни на что не годная: что эти личности не способны на совместные действия, а тем более на серьёзное расследование, в этом Зинка была уверена на все сто процентов.