– Все прикидываются. Так проще жить. Особенно если тебя окружают сплошные тупицы и дебилы, мысли которых только об одном – получить лайк, купить шмот, потрахаться и нажраться. Самое прикольное, что мне это тоже в кайф. Раньше я думал, что мне просто не повезло с мозгами, но когда я попробовал так жить, стало реально проще, веселее.
Ларин хотел возразить, но подумал о себе – ведь он тоже овеществленный симулякр, жалкая пародия на самого себя – совершенного того, о ком он грезил, обретя способность мыслить и мечтать.
– Ты можешь поступить куда угодно. Вряд ли кто-то в школе решит такую штуковину. Станешь ученым. Программистом. – Ларин чуть не сказал «математиком», но язык вовремя остановился.
– А смысл? Ну поступлю, отучусь. Потом буду, как вы. Да? Хороший пример. Даже если…
Какой-то звук заставил Скокова замолчать. Он слегка пригнулся, скорее автоматически.
– Что? – спросил Ларин.
Скоков на цыпочках подошел к металлической двери, взял ее за массивную ручку и прикрыл, потом задвинул огромный железный засов.
Ларин покосился на дыру в стене. Через нее труп прекрасно виден, и если кто-то будет идти мимо или, что еще хуже, направится сюда, может заглянуть в единственное окошко, прежде чем входить, хотя бы для безопасности.
Они замерли. Шаги приближались. Внутри царила полная темнота, но у тех, кто там ходил, мог быть фонарик.
Нельзя исключить и шальной наряд полиции, в конце концов, все происходило в городской черте. Маловероятно, но камеры на выходе из метро могли засечь происшествие, как худой парень вырывает сумку у мужчины, и вызванный наряд проводил осмотр местности. Вряд ли они будут стараться, но для галочки могли заглянуть и в старый распределительный блок, стоящий на отшибе.
– Т-с-с, – прошипел Ларин.
Выхода не оставалось. В полной темноте, по памяти, Ларин слез с дивана, вытянул руки, нагнулся, ощупывая пространство перед собой. Когда руки коснулись одежды Поляка, сгреб тело в охапку и встал, покачиваясь.
Тот, кто полчаса назад выхватил его сумку с деньгами у метро «Теплый Стан», весил не более пятидесяти килограммов. Ларин даже удивился, подумав, что душа улетела, тяжелая душа, зато тело стало легким, как вязанка сухого валежника.
Он сделал шаг вперед, рискуя упасть вместе с трупом, голова, руки и ноги которого свисали и покачивались, мешая ступать. Ларин никогда прежде не носил трупы на руках, он ощущал полнейшую сюрреалистичность происходящего. Наблюдая себя со стороны (этому способствовала почти полная темнота вокруг), он подумал: «Дима, ты или свихнулся, или просто вчера перебрал в „Старой мельнице“ забористого ерша». Если тебя поймают с трупом на руках, следователь даже не будет выдумывать и приукрашивать, а просто напишет, как все случилось, и тебя упрячут лет на десять.
– Посвети немного, – прошептал он Скокову.
Тот чиркнул зажигалкой, прикрыв пламя рукой.
На полусогнутых ногах Ларин прошел к стене с дырой и положил труп в угол, здесь его увидеть было невозможно, даже если смотреть сбоку.
– Сумка! – шепнул Скоков, метнувшись к дивану. Он схватил сумку и опрометью кинулся назад. Звук легких шагов прошелестел внутри, но вряд ли был слышен снаружи. Когда он прижался к стене, дверь кто-то с силой дернул.
– Закрыта, – сказал мужской голос.
Ларин слышал, как бьется его сердце – прямо посреди пересохшего горла, и пытался понять, кто это мог быть. Если бомжи или наркоманы – не так страшно. Если полиция либо охрана комплекса – им конец.
В этот момент они услышали знакомый шипящий, потрескивающий звук.
Откуда-то издалека голос по рации произнес:
– Худой, лица не разберешь, он его спрятал за сумкой. Там всего одна камера была, на той стороне, и та старая, ни хрена не видно.
Глава 9
Виктор Бойко припарковал черный «гелендваген» возле высокого кирпичного забора загородного дома. Они жили в десяти километрах от Москвы по Рижскому шоссе в небольшом уютном и строго охраняемом поселке для особо важных руководящих персон Центрального банка.
На подъездной дорожке стоял новенький блестящий «лексус» Марго. Значит, она дома, – подумал Виктор. Потом он увидел царапину на водительской двери и нахмурился: вечно с ней что-то случается, дня не проходит, как попадает в различные переделки, решение которых отнимает у него уйму времени и нервов.
Но сегодня, направляясь к дому, он лишь вскользь глянул на царапину.
Марго сидела в баре, в ее руке застыл бокал джина с тоником. Розовый шелковый пеньюар подчеркивал сексуальную фигуру.
– Так рано? – удивилась Марго, вскинув брови. – Налить тебе?
Он хотел отругать ее за слишком раннюю выпивку, но потом передумал.
– Давай. Только виски. Неразбавленный.
– Как скажешь. Что-то случилось?
Виктор посмотрел в большое зеркало просторной прихожей. Толстый, лысый, зато… богатый, – подумал он. Такого она меня и любит.
Она его и правда любила. И не того, каким он был когда-то, – молодого, подающего надежды, возвышенного, романтичного юношу, а именно этого, в том самом виде, который отражало элитное зеркало фирмы «Капелетти».
Он закончил высшее командное училище, в эпоху перестройки торговал на рынке, потом позвали на государственную службу, сумел войти в колею, обеспечить семью, построить дом, посадить дерево, купить джип. С сыном, правда, не получалось. В центре семейного здоровья ему сообщили про бесплодие. Но он решил, что они ошиблись, а позднее и вовсе постарался забыть про поход в больницу.
Жене сказал, что с ним все в порядке, сунул ей поддельную справку, которую сам напечатал на работе, и решил, что пусть все остается как есть. Они будут пробовать так часто, как это возможно. Постепенно он уверился, что проблема не в нем, и, когда жена, обескураженная, спрашивала, в чем же дело, лишь разводил руками: «Мало стараемся, нужно больше».
И они старались как кролики, до седьмого пота, до дрожи в ногах, благо в отдельном доме их стоны могла слышать только овчарка по кличке Гресси, живущая в просторном вольере на улице.
Ничего не выходило.
Марго начала выпивать. Не то чтобы это сказывалось на их отношениях – в конце концов, спиртное всегда свободно стояло в баре, никто и не думал делать из выпивки табу, – пей сколько хочешь и что хочешь, только не забывай, что утром будет болеть голова и… для оплодотворения алкоголь не слишком полезен.
Он приезжал из конторы и заставал ее навеселе. Сперва это даже вносило некую изюминку, ему нравился запах дорогого алкоголя от ее влажных губ, но… всему свое время. Теперь он смотрел на нее и боялся сообщить новости. Скорее всего, она уже знала. Она не могла не знать, ведь жена брата, Света Ларина, ее ближайшая подруга.
– Днем ко мне заезжал Дима.
– Ларин? Брат, ты хотел сказать?
– Да, брат. Дима. – Он взял стакан с виски и сделал длинный обжигающий глоток.
– Вы, кажется, говорили про работу на дне рождения… он приезжал по этому поводу?
– Я тоже думал, что по этому.
– Ты хотел ему помочь… что-то не получилось? – Марго снова налила джина и дополнила стакан до краев тоником. – Мне показалось, вы нашли общий язык.
– Я предложил ему место аналитика, не старшего, конечно, но даже это на порядок лучше, чем работа учителем. Сегодня показал, как все устроено у нас.
– И что он ответил? Согласился? Вот Света обрадуется, когда узнает!
– Не обрадуется, – сказал Виктор. – Он отказался.
– Что?! Не может быть. Света говорила, он мечтает бросить работу в школе, денег нет, вечные кредиты… я не знаю, как они живут, если честно.
– Он просто сказал «нет».
– Он просто сказал… что? – удивилась Марго. – Может быть, ты его чем-то обидел? Ты ведь знаешь, иногда он слишком буквально все воспринимает. Твой брат – непризнанный гений… как и ты. Вы друг друга стоите.
Виктор плюхнулся на диван возле жены. Одной рукой он держал бокал, вторую положил на голую соблазнительную коленку Марго, принялся ее поглаживать, это его успокаивало.
– Он просил показать ему деньги, что мы конфисковали на прошлой неделе.
– Тот миллиард в целлофановых пакетиках?
– Да.
– И ты…
– Я показал. – Виктор откинул голову на мягкую спинку дивана. – Может, это его убило? Может, он подумал, что никогда в жизни не заработает такую сумму и у него крыша поехала? Все в жизни хотят достатка, красивый дом, машину… а у него – что есть? Драная хрущевка.
Марго хотела сказать, что у него есть дети, но решила промолчать. Она уже достаточно выпила, ссора с мужем не входила в ее планы. Тем более он не виноват. Справка из центра планирования семьи черным по белому разъясняла: проблема не в нем. Значит, проблема в ней.
– Света сегодня рожает, – сказала Марго, покачивая бокал с джином в руке. – Она написала СМС. Еще она беспокоится, что Дима не поднимает трубку.
Хорошо, что она первая сказала это и ему не пришлось отводить взгляд, сообщая жене о родах невестки. Поэтому и напилась, подумал он. Принимает близко к сердцу. Наверное, стоило сказать всю правду с самого начала. Хотя… какую правду? В анализах наверняка ошибка – сколько мужчин ставят на себе крест из-за врачей, потом не вылазят от психотерапевтов, а то и вовсе попадают в дурдом или заканчивают самоубийством. Он не из таких.
– Он смотрел на тот миллиард как человек, который не ел месяц и теперь видит перед собой кусок пахучего черного хлеба. Я даже испугался.
– Но с ним все в порядке? Он же не закатил истерику? Никогда не поверю, что Дима на такое способен.
– Истерику? Нет. Он просто отказался у нас работать и ушел совершенно счастливый, словно унес этот миллиард с собой в кармане.
– Может, он хотел попросить у тебя в долг?
– Марго… я же не телепат, ты знаешь, я всегда помогу, если попросят.
– Да. Ты всем помогаешь. – Она поставила бокал на стойку и прильнула к нему. – Только вот…
– Что? – он посмотрел на голову жены, лежащую у него на плече.
– У них уже второй. А у нас…
– Марго…
– …ни одного. Только вонючая собака в вольере! И каждый день я приезжаю в этот пустой дом!
– Марго, не надо!
– Чертов дом! На хрена он мне, на хрена все эти ремонты, все эти кардены, «лексусы». – Она заплакала, спрятав лицо в ладонях.
Он отстранился. Встал.
Она любит его, но ее тоже можно понять. Света рожает и счастлива без копейки денег. И Дима будет летать на небесах, когда увидит лицо ребенка.
Сжав зубы, он прошел в коридор, открыл дверь в подвал, зажег свет. Медленным шагом, стараясь не упасть от выпитого, Виктор спустился по лестнице. Здесь находилась еще одна дверь, скрытая невзрачным деревянным штакетником. Тяжелая сейфовая дверь. Он открыл ее, приложив палец к сенсору, и вошел. Автоматически включился свет. В комнате, представляющей собой изолированный бетонный бункер, на стеллажах, прилегая одна к другой, лежали плотные пачки денег. Рубли, доллары, евро, фунты, в разной упаковке и разного достоинства. Он знал, что здесь больше миллиона долларов. Виктор сел на табуретку, стоящую у стеллажа, взял плотную пачку стодолларовых купюр и поцеловал ее.
Марго может говорить что угодно. Только вот что имеет настоящую ценность. И больше ничего.
Но теперь он был в этом не уверен. Совсем не уверен.
Глава 10
– Окунь, – сказал голос снаружи. – Будка, похоже, закрыта намертво, вряд ли внутри кто-то есть.
– Я слышал от третьей смены, что там наркоманы собираются, иногда их можно развести на деньги, но обычно проблем больше, – сказал второй голос, тоже молодой, но более начальственный, строгий. – Правда, это было в прошлом году, летом. По весне холодно, они по подвалам сидят.
Внезапно железная дверь будки содрогнулась от сильного удара, металлический гул разнесся по пустому помещению, едва не заставив Ларина вскрикнуть от неожиданности и звуковой волны, резанувшей по ушам.
– Черт! – вскрикнул снаружи голос. – Ах, бл… как же больно!
– Железная, идиот! Это же распределительная будка, в них чугунные двери стоят, не пробьешь!
Полицейский снаружи растирал ногу, покряхтывая.
– Пятка болит, – проскулил он. – Ступать не могу… ай, черт! Придется больничный брать. Я ничего не сломал, как думаешь, Окунь?
– Мозги ты себе сломал. Причем давно, – голос того, кто звался Окунем, двигался по периметру строения.
– Здесь дырка в стене, – сказал голос после некоторого молчания.
– Залезть можно?
– Нет, на два кирпича.
Скоков, стоявший ближе к отверстию в стене, услышал сопение и даже ощутил запах дешевого курева, ворвавшийся внутрь. Полицейский топтался возле дыры, стараясь заглянуть внутрь. Потом он чиркнул выключателем и выругался.
– Твою мать, вчера же работал. Батарея села в фонаре.
– Возьми мой, – сказал второй полицейский.
Прижавшись локтями друг к другу, Ларин и Скоков замерли. Кажется, они даже прекратили дышать. Внезапно Ларин вспомнил про недопитую бутылку водки на столике и стоящие стаканы на одной из табуреток, и у него взмокла спина. В животе заныл тягучий, как горькое лекарство, страх.
Если их сейчас обнаружат, они не смогут объяснить происхождение трупа, версия о самообороне выглядит смешно, и не потому, что она правдивая, а потому, что никому из полицейских такой исход не нужен. Суд и вовсе посмеется над их рассказом. Нужно быть наивным дураком, чтобы доверить жизнь и судьбу слепой Фемиде.
Луч фонаря прорезал темноту распределительной станции. По очереди он выхватывал скудный антураж помещения – грязный покосившийся диван, политическую карту мира на кирпичной стене позади него, правее – небольшой столик с бутылкой водки, издалека непонятно, пустая она или нет, две табуретки возле стола, грязные стаканы на одной из них, под столом – пустые смятые пачки сигарет, шприцы, множество окурков… потом луч прошелся по углам, обнаружив в одном из них метлу, лопату и рваные резиновые сапоги, в другом – жестяную тару из-под пива с картонкой наверху и висящий на гвозде черный халат.
Луч двинулся по левой стене, на которой отпечатались белые прямоугольники демонтированных трансформаторных щитов. Из стен торчали толстые обрубки кабелей, концы их блестели распушенной фольгой. Правая стена выглядела совершенно голой, не считая нескольких неприличных слов, написанных черной краской или куском смолы.
– Кто-то здесь все-таки бывает, – заключил Окунь. – Вряд ли живет, но… нужно взять на контроль. Почему мы раньше сюда не заходили?
– У нас маршрут, – сказал второй. – Что нам тут делать?
– Ну да. – ответил Окунь. – Только… запах какой-то странный оттуда идет. Не то одеколон, не то еще что-то… Надо на всякий случай вызвать наряд, чтобы вскрыли дверь и проверили. На нас же потом и повесят, чуть что. Вдруг там террористы взрывчатку делают?
Ларин в эту секунду проклял себя за то, что пользуется дорогим одеколоном BVLGARI, который ему подарила жена на день рождения.
– Ну сейчас там никого нет, – взмолился второй полицейский. – Просто в рапорте укажем. Ты же не собираешься ее ногами ломать?
– Один уже сломал, – засмеялся Окунь. – Идиот.
– Я же не думал… Там вон картонная дверь болтается, я решил, что вторая такая же.
– Эх… ладно… идти сможешь? Сейчас уже поздно вызывать, темно. Напишем рапорты, пусть сами решают, ломать или строить.
Человек за кирпичной стеной закряхтел, охнул, потом ответил:
– С трудом, постараюсь…
Зашипела рация.
– Ничего нет, – сказал Окунь кому-то. – Проверили массив, тут закрытая трансформаторная будка с металлической дверью. Пустая. Хлестов ногу повредил, хотел выбить дверь. Возвращаемся на базу.
– Вас понял, двенадцатый, – ответила рация.
– Идем, – сказал Окунь напарнику, – давай помогу, а то копыта переломаешь оставшиеся. И я с тобой калекой стану. – Голоса удалялись.
Как по команде Ларин и Скоков опустились на корточки.
– Фу-ух, – сказал Ларин шепотом. – Кажется, пронесло.
– А вы молодец, – сказал Скоков.
В темноте Ларин повернул к нему лицо, но увидел лишь белки глаз.