Мужчина лежал в постели и вроде бы спал. Зуева наклонилась над ним и не услышала дыхания спящего. Она отпрянула, ей стало не по себе, шестое чувство подсказало, что в комнате покойник. Несколько секунд она стояла не двигаясь, словно заворожённая, потом на цыпочках опять приблизилась к кровати, обливаясь холодным потом. Ларичев – мужчина лет шестидесяти, в пижаме, лежал на спине с закрытыми глазами. Женщина взяла его руку и поискала пульс. Пульса не было.
Первой реакцией сестры-хозяйки было убежать, чтобы её не заподозрили в причастности к смерти постояльца, сразу же показавшейся ей неестественной. Но она быстро опомнилась и решила, что шум спозаранку поднимать не стоит и что первым делом надо сообщить о случившемся бухгалтеру Рубцову, который уже с неделю жил в корпусе и был с покойным, кажется, в приятельских отношениях. Про снятую трубку Зуева совершенно забыла. Она вышла в коридор и спустилась на первый этаж к комнате Рубцова, расположенной как раз под номером Ларичева. Остановилась перед дверью и приложила ухо к замочной скважине. В комнате стояла давящая тишина. Она постучалась, но ответа не получила. Её охватил испуг: «Все подряд, что ли, мрут в одночасье?!» Страх сковал её движения, но она всё же приоткрыла дверь, тихонько протиснулась в щель и, к своему удивлению, обнаружила Рубцова на ногах, одетым и выбритым.
– Я стучала… Извините…
Рубцов смотрел на неё молча, словно ничего не понимая.
– Вроде как бы помер господин Ларичев, – выдавила наконец сестра-хозяйка, но Рубцов, казалось, по-прежнему её не слышал. – Ларичев умер, говорю, – повторила Зуева громче, и её снова охватило неприятное чувство, как в морге.
– Да, да… конечно… сейчас пойдём, – глухо произнёс наконец Рубцов.
– Надо бы милицию вызвать, – подсказала сестра-хозяйка.
– Да… нужно вызвать милицию, – машинально повторил тот.
– Сказывали, что у Ларичева было больное сердце, – напомнила Зуева, чтобы разорвать тягостное молчание. Сестра-хозяйка много чего знала о постояльцах.
– Да, было больное сердце, – повторил Рубцов, как робот.
Они вышли в коридор и спустились в холл. Увидев на столе телефонную трубку, Зуева вспомнила про ранний звонок.
– Алло! – закричала она в трубку, но из аппарата доносились только прерывистые гудки.
Трясущимся пальцем она набрала номер милиции и, сбивчиво объяснив, в чём дело, получила указание ни к чему не притрагиваться в комнате покойного. Зуева хотела было сказать, что не прикоснулась бы и за деньги, но сдержалась. Едва она повесила трубку, как телефон зазвонил. Это был другой голос, на этот раз слышимый ещё хуже. Не иначе как звонили из другого подмосковного посёлка. Опять спрашивали Ларичева.
– Вы знаете… он не может… с ним… случилась неприятность, а кто спрашивает?
– А что случилось?
– Он… умер… от сердечного приступа… а кто спрашивает?
Ответа не последовало. Трубку на другом конце тут же повесили. Зуева постояла несколько секунд, оторопело глядя на телефон. Потом повернулась к Рубцову:
– Батюшки-светы, что делать-то, – запричитала она неестественно громким голосом. – У нас ещё никто не умирал. Только этого не хватало. Слава Господу, обходились без покойников до сих пор.
Рубцов вздрогнул, словно очнулся.
– Да, да… конечно же… надо что-то предпринять. Но что?
Буров заметил, что Лера старается излагать всё с точностью до деталей. Он прервал её.
– Откуда вам известны эти подробности?
– Мне рассказала сестра-хозяйка.
– Вы полностью верите её словам?
– И да и нет.
– Больше да или больше нет?
– Уверена, что Зуева здесь ни при чём. Не врёт. Просто всё не помнит.
Буров задумался.
– Мы скверно начинаем, скверно. Вам не следовало мне ничего рассказывать. Нужно было посмотреть и послушать всё по порядку, с самого начала, пользуясь только данными, содержащимися в деле, только материалами расследования. Не следует забегать вперёд.
И он нажал кнопку диктофона.
Запись показаний сестры-хозяйки
– Ваше имя, отчество, фамилия?
– Зуева Маргарита Тихоновна.
– Место работы и жительства?
– Сестра-хозяйка оздоровительного комплекса «Опушка», здесь и живу в основном, хотя в Москве есть двухкомнатная квартира. Дальше я знаю все вопросы.
– Что, уже были под следствием?
– Что вы! Упаси бог! Из книжек. Люблю детективы – вон их сколько сейчас продают. Все прилавки завалены.
– Вам нравится детективная литература?
– Очень. А что? Не розовые же романы читать в моём-то возрасте!
– А где вы раньше работали?
– В школе-интернате Министерства внешней торговли, здесь же, неподалёку, кастеляншей.
– Когда Ларичев прибыл в пансионат?
– В пятницу утром. Поездом в одиннадцать тридцать. Я дала ему лучшую комнату, мне звонили насчёт. Людей у нас тут пока негусто.
– В котором часу вы обнаружили труп?
– Сегодня утром, около шести.
– При каких обстоятельствах?
– Пошла его будить…
– Он просил об этом?
– Нет… Его позвали к телефону.
– Кто?
– Не назвались. Думаю, кто-то из Подмосковья.
– Почему вы так думаете?
– Связь плохая, треск сплошной стоял, с Москвой лучше… в общем, мне так показалось…
– Тоже детективные романы?
– Да при чём тут это…
– Это был мужчина или женщина?
– ???
– Разве не вы сняли трубку?
– Я-то я, но плохо было слышно… расстояние… знаете ли… я ж сказала, плохая связь… или неблагоприятные атмосферные условия.
– Дальше…
– Потом я пошла его будить. Постучала. Никто не ответил. Нажала на ручку – дверь открылась.
– Он часто приезжал сюда?
– Частенько. К нам ведь не только отдыхать приезжают. Многие работают здесь, залетают на пару-тройку дней – доклады, рефераты, отчёты, сами знаете.
– Ну и?..
– Значит, нажала я ручку, обёрнутую марлей…
– Почему марлей?
– Да так… знаете… дурная привычка…
– Что? Так принято в «Опушке»? Или здесь была эпидемия?
– Да нет же, не было никакой эпидемии. Просто одно из чудачеств Игоря Матвеича.
– Поясните.
– Он боялся микробов…
– Вы полагаете, эта боязнь у него проявлялась только в поездках или же была и дома?
– Дома тоже.
– Откуда вы знаете? Приходилось бывать у него?
– Нет. Никогда. Но он мне как-то излагал свою теорию насчёт микробов. Он и ключи держал в полиэтиленовом пакете.
– И ручку всегда оборачивал марлей?
– Да. Привозил с собой стакан, ложки, вилки – всё.
– Почему он, по-вашему, так поступал?
– Думаю, болел, ипохондрия, так, что ли, называется… Хотя поговаривали и что он боится смерти. То есть не только микробов, но и убийц. Но это, конечно, чушь собачья. Говорили также, что у него много врагов. Говорили, Игорь Матвеич был въедливый, дотошный ревизор. Требовательный и знавший все их хитрости. Вот те, у кого он обнаружил недостачу, и… Понимаете… Суд… Тюрьма… На казённые харчи кому охота, попросту выражаясь.
– То есть ходили слухи, что он боялся, как бы его не убили в отместку за разоблачение махинаций?
– Да… так говорили… я же думаю, что он был просто мнительным.
– Почему вы решили, что он мёртв?
– Обычно он спал чутко. Просыпался при малейшем шуме.
– Откуда вы это знаете?
– Я вам уже говорила, что он частенько наведывался к нам, всегда один, не как другие, и не раз просил меня его будить по утрам. Обычно он сразу же просыпался.
– Итак, вам показалось, что он мёртв. Что же вы сделали?
– Положила руку ему на лоб. Лоб был холодный.
– В комнате вам что-нибудь бросилось в глаза?
– Нет, ничего… То есть… не знаю… Игорь Матвеич был очень аккуратным, как «сама цифра» – это я где-то читала.
– Оставьте литературу. Он знал кого-нибудь из отдыхающих?
– Всех. Здесь чужих не бывает, все из одной конторы. Ларичев был на фирме одним из самых старых и уважаемых работников. Ещё со времён Главка. Его все знали, хотя и пошучивали насчёт… микробов.
– Рассказывайте по порядку. Увидев, что он мёртв, что вы сделали?
– Перво-наперво я сообщила об этом господину Рубцову.
– Почему именно ему?
– Они были друзьями. Давними друзьями.
– Кем работает Рубцов?
– Павел Сергеич? Бухгалтером. Уже двадцать лет. С перерывом в год.
– Почему с перерывом?
– Как вам сказать… Эта история… в общем, бумаги оказались не в порядке… год пришлось ему отсидеть. Потом вроде бы установили, что произошла ошибка или что-то в этом духе. Кто-то подстроил так, чтобы виновным выглядел Рубцов. Через год его взяли опять в министерство, но уже простым бухгалтером… Вы же знаете… пятна даже бензином не всегда оттираются… Может, ты и не виноват, но раз уже тебе такое к делу подкололи… не вылижешь, как говорил один мой знакомец…
– Итак, первым вы известили Рубцова. Вы отправились к нему в комнату и разбудили его?
– Нет, я его не будила. Я постучалась, ответа не было, мне показалось это странным, и я вошла. Он был одет, уже на ногах, посреди комнаты.
– Собирался уйти?
– Вроде того. И казался рассеянным. Я же вам сказала – даже стука моего не услышал. Смотрел на меня и, похоже было, не видел.
– Как он воспринял весть о смерти друга?
– Разволновался, стал озабоченным.
– Разволновался, услышав известие?
– Нет. Я таким его уже застала.
– Почему вам так показалось?
– Всё, что я говорила, он повторял, как эхо. Это его состояние меня крайне озадачило. В общем-то он симпатичный человек, хотя тоже немного чудной.
– Вы не спросили его, не болен ли он?
– Нет, не спрашивала. Он сам сказал, что всю ночь не мог уснуть из-за головной боли, точнее, мигрени.
– Что вы ещё заметили необычного в поведении Рубцова?
– Что заметила? Да ничего… Только что он повторяет, как попугай, мои слова… Но…
– Вы что-то хотите добавить?
– Его поведение показалось мне странным. В комнате пахло дымом, в этой комнате есть камин, там дымилось.
– Огонь, что ли, горел?
– Нет. Дни стояли тёплые, так что разводить огонь не было нужды.
– Но вы же говорите, дымилось?
– Да… Мне не хотелось бы… Понимаете… Пахло горелой бумагой…
– Что вы сделали после того, как сообщили Рубцову о смерти ревизора?
– Позвонила в милицию. Потому что считала своим долгом…
– Вы сказали, что кто-то спрашивал Ларичева по телефону?
– Да, но между делом я об этом забыла. Когда же пошла звонить в милицию, то увидела снятую трубку и вспомнила. Но там трубку уже повесили.
– Потом снова кто-то звонил?
– Да, звонили опять как бы из Подмосковья. Когда я сказала, что Ларичев умер, трубку тут же повесили, так и не назвавшись.
– Вы повторили, что из Подмосковья. Откуда вы это знаете?
– Слышимость плохая, такая с Москвой не бывает.
– Вы спросили, кто это, но вам не ответили?
– В общем-то я даже не успела толком спросить, едва я сказала, что Ларичев умер, раздался щелчок. Коротко и ясно.
– Вам показалось, что разговор резко оборвали?
– Точно не могу сказать… То есть… вот именно… резко оборвали… Припоминаю… потому что я стала кричать «алло»…
– Но связь не возобновилась?
– Нет.
– Вы можете сказать, кто ещё живет сейчас в корпусе? В частности, кто находился здесь с пятницы?
– В пятницу здесь были господин Рубцов, он приехал ещё в понедельник. К обеду прибыли Ларичев и Вера Прохина, она работает в финотделе. К вечеру подъехал господин Жаркович, замдиректора фирмы, с женой.
– Когда прибыла Прохина?
– В одиннадцать тридцать. Одним поездом с Ларичевым. Но она оставила чемодан в комнате и тут же скрылась.
– Куда?
– Бог её знает. Мало ли здесь рядом дач. Она вечно колобродит и всё никак не прибудет к месту назначения. Как кошки, когда их ночью жара одолеет…
– В сторону неуместные шутки… Эта дама сейчас разве не здесь?
– Нет, ещё не возвращалась. Объявила, что отправляется на экскурсию и вернётся сегодня к обеду.
– Кто ещё живет в пансионате?
– Во дворе, в пристройке, живет уборщица, пожилая женщина, Ефросинья Петровна.
– Ларичев проверял когда-нибудь ваше хозяйство?
– Да, дважды. Один раз даже обнаружил недостачу, в тысячу рублей. Простыней не хватало. У меня удержали из зарплаты. Хотя пусть меня разразит гром, если я…
– Когда вы в последний раз видели Ларичева?
– Вчера вечером, за ужином.
– А Рубцова?
– Тоже вчера вечером. Он спустился вниз вместе с Игорем Матвеичем, вместе и ужинали.
– Спасибо за информацию. Просьба не покидать корпус. Вы ещё можете понадобиться.
– С превеликим удовольствием. Долг – он для всех долг.
Буров выключил диктофон. Дело «Опушка» начало, как в фильме, раскручиваться перед ним. Фильм был не очень захватывающим, а может, всё портил вид нагромождённых железяк во дворе. Он взглянул на девушку и почувствовал, что та вся погрузилась в события, стоившие жизни её отцу.
– Что ж… вот мы и на месте преступления, товарищ «специалист», – попытался пошутить Буров, но понял, что некстати, и закашлялся. – То есть… я хотел сказать… – Присутствие девушки его немного сковывало. Он предпочёл бы сейчас говорить совсем о другом, хохмить, проверять свои мужские чары. – Прошу вас снова, насколько возможно, забудьте, что у вас есть личные мотивы, и постарайтесь быть абсолютно беспристрастной. Иначе мы не сможем работать вместе. – И добавил с усмешкой: – Помните, что субъективизм опасен.
– Я постараюсь, – кротко, но с ехидцей ответила Лера.
– Тогда я ставлю первые вопросы. А вы попробуйте выступать как адвокат. Нас интересуют прежде всего сведения о душевном состоянии Ларичева. Сестра-хозяйка утверждает, что Ларичев боялся.
– Он был ипохондриком.
– Да, его привычки подкрепляют это предположение. Столовые приборы из дома, свой стакан, марля на дверной ручке… Всё это, однако, не исключает второй гипотезы: он боялся заразы или покушения на свою жизнь?
– Я считаю, что Ларичев был просто ипохондриком, и всё.
– Чем подтвердите? Что у вас есть? Я имею в виду, из тех данных, которыми мы располагаем сейчас.
– Кое-что есть, – утвердительно кивнула Лера. – Как вы, видимо, заметили, Зуева утверждает, что Ларичев спал с незапертой дверью.
– Ну и о чём это нам говорит? – Буров сделал вид, что не понимает справедливого замечания девушки.
– Ну как же? – воодушевилась она. – Это привычка всех людей, которые боятся, как бы с ними чего-нибудь не случилось во сне. Тяжелобольные, особенно сердечники, не запирают дверей, потому что боятся приступа.
Буров оценил про себя доводы и наблюдательность напарницы, но продолжал ровным голосом:
– Кто мог звонить Ларичеву в половине шестого утра? И зачем его искал неизвестный в такое время? Может быть, чтобы проверить, жив ли он ещё или нет? Значит, этот неизвестный что-то знал?
Буров вытащил несколько отпечатанных на машинке листов из папки и, прежде чем перейти к чтению, бросил:
– Пометьте себе. Проверить, была ли в действительности Вера Прохина на экскурсии и не ехала ли она в одном вагоне с Ларичевым.
Он ещё не закончил фразу, как понял, что этот вопрос преждевременен, его лучше было приберечь до окончания расследования. И он снова нажал кнопку диктофона.
Показания Павла Сергеевича Рубцова
– Когда вы приехали в пансионат, господин Рубцов?
– В понедельник утром, поездом в одиннадцать тридцать. Это самый удобный, попадаешь к обеду.
– Вы приехали сюда по служебным делам?
– Нет, провести свой законный отпуск.
– Вы были в приятельских отношениях с Игорем Матвеевичем Ларичевым?
– Да.
– И давно вы его знаете?
– Много лет. Вместе учились в Плехановке. Потом работали в одном министерстве, в Главке, теперь на фирме.
– Вы работали в министерстве с самого начала вашей карьеры, без перерыва?
– Нет, перерыв был… один год. Судебная волокита… люди злы, а закон суров, одним словом.