– А что дальше? – спросила я, оглушённая такими новостями.
Господи!.. Сердце разрывалось от страдания за мою юную синьорину. Боже, бедная девочка предпочла наложить на себя руки, но не отказаться от любви. Вечная, самая сильная и самая хрупкая земная тема – любовь и преданность. Не могу поверить, что всё случилось в нашем доме! Значит, не Катерина она, Алиссия….
– Мать сошла с ума. Да… Отец почернел от горя. Он продал дом и увёз жену к морю. Куда пропал возлюбленный синьорины, никто не знает, – задумчиво сказал он. – У нас говорят, Алиссия Коваччи приходит к тем, кто не может найти свою любовь. Это старое дерево считается священным. Нужно идти в рощу, дотронуться до него рукой и попросить. Тогда она поможет, всегда есть какой-то знак.
– Почему ты ничего не рассказывал? – налетела на мужа синьора Фелиса и в сердцах отшвырнула ложку. – Почти пятьдесят лет здесь живу, ничего подобного не слышала!
– А тебе зачем? Ты не можешь найти свою любовь? – синьор Алберто соскочил со стула и широко взмахнул рукой, как бы показывая всю абсурдность вопроса его дражайшей половины. – Давай, отведу тебя в рощу, попроси себе молодого синьора!
На моих глазах, причём не в первой, горячая кровь закипала у супругов одновременно. Я вжала голову в плечи и сидела тихонько, ожидая, когда буря закончится. Странно, по нашим понятиям, итальянцы должны бурно ругаться и размахивать руками в громких долгих ссорах. Почему укоренился такой стереотип – непонятно. На самом деле всё заканчивается быстро. У этого народа не принято раздуваться по нескольку дней от обиды, молчаливым зверьком затаиться в углу и накручивать себя вплоть до кровавой вендетты. Пар выпускался и через некоторое время конфликтующие стороны щебетали, как ни в чём не бывало. Нам многому можно поучиться у темпераментных итальянцев.
– У меня уже есть один синьор, зачем мне ещё? Мы могли бы молиться за эту молодую девушку, упокой, Господь, её душу! – фыркающая, как раздражённая кошка, хозяйка подобрала ложку с пола и принялась вытирать липкое пятно.
– Я в Бога не верю, если бы он был, то мы бы жили лучше! – запальчиво сказал сосед, вновь усаживаясь на стул.
Они ещё немного побурчали и на этом ссора закончилась. Выждав, когда страсти улягутся, я спросила:
– Синьор Алберто, вы можете показать это место?
Все несколько минут неожиданной бури мои мысли были там, в старой оливкой роще. Как она решилась? Плакала или нет? Боже милостивый, совсем ребёнок, возможно, на то время Алиссия Коваччи была младше Сашки! О чём думала юная синьорина, когда вместо того, чтобы украшать вышивкой приданое, она вязала страшный последний узел в своей короткой жизни?
Итальянец кивнул:
– Конечно, когда? Это рядом.
– Сегодня, сейчас, если можете, – нетерпеливо сказала я. Отдала хозяйке деньги за прошлую неделю и попросила ещё продуктов.
Синьор Алберто пошёл собирать для нас фрукты, а его супруга складывала в корзину мои неизменные покупки – молоко и домашний сыр. Вдобавок к этому набору она положила банку почти горячего джема. Вот такие замечательные у нас соседи!
– Я тоже хочу пойти,– сказала синьора Фелиса, снимая фартук. – Через полчаса будем у вашего дома.
Я поблагодарила хозяев, потрепала по пухлой щёчке Мичелу, перепачканную шоколадом, и поспешила домой, нагруженная тяжёлой поклажей.
Гостьи накрывали на стол в беседке. Брит уверенно строгала салат и была увлечена этим процессом. Светик же таскала из дома только что изжаренные стейки из свинины и отварную картошку. Немка совсем не привередничала в еде и с видимым аппетитом поглощала обычную для простолюдинов еду.
– Ну, узнала что-нибудь? – спросила подруга.
Она уселась на скамейке и зорко вглядывалась в моё лицо. Как статью в своём журнале, Светик считывала с меня информацию:
– Что случилось?
Я водрузила ношу на стол и перевела дух.
– Собирайтесь, в рощу пойдём. Пока ещё не переварила, но не знаю, что делать, – сказала я, рука машинально отщипывала лежащий сверху пыльный виноград. Мысли о том, имеем ли мы теперь право распоряжаться находками, не давала покоя.
– Объясни, что происходит? – спросила Света, отодвигая корзину. – Грязный, не ешь.
Ничего не понимающая, но чувствующая какую-то напряжённость, Брит прекратила свои кулинарные эксперименты и примостилась напротив Светы. Немка с интересом смотрела на меня и ждала рассказа.
Я изложила историю на двух языках. Обе женщины сидели потрясённые. Поздний обед был забыт, новость, как разорвавшаяся бомба, произвела сильное впечатление на всех.
– Синьора Наталья! – послышался громкий голос соседки.
Я опомнилась и побежала к калитке.
– Что с обедом-то делать, назад отнесу? – вдогонку выкрикнула подруга, сорвалась с места и потащила тарелки в дом. Брит, недолго думая, схватила миску с салатом и чашку с картошкой и устремилась следом за Светиком. Резвая, она всё-таки, дамочка, ни грамма заносчивости в ней нет! – с удовлетворением отметила я. – Наш человек!
Уже когда мы собрались у калитки, Бригитте спросила:
– Можно цветы сорвать?
Я кивнула. Умничка, какая ты умничка, фрау Майер!
Интернациональная группа из семи человек направилась вниз по улице. Первым важно выступал синьор Алберто, за ним его супруга с подпрыгивающей Мичелой, следом три женщины, замыкала шествие тень отца Гамлета, наспех успевшая натянуть шорты и футболку.
– Может, медальон с Мадонной, который мы нашли, этой Алиссии, как думаешь? – спросила подруга, забежав вперёд. Она с надеждой смотрела на меня, лицо выражало крайнюю увлечённость – и без того большие глаза расширились, зрачки уменьшились до точки, тонкие ноздри вздрагивали от возбуждения. Светик походила на гончую.
– Всё возможно, не знаю…. Медальон очень старый, может, от бабушки ей достался.
– Ну да! Я его дома на кровати на двусторонний скотч приклеила, перед сном всегда трогаю.
– Его не просто трогать надо, а молиться.
– А я и молюсь, как умею так и молюсь. Это же неважно, какие ты слова говоришь, главное суть, – она по понятной причине возлагала большие надежды на маленький невзрачный образ.
Я же вообразила, как молоденькая синьорина Алиссия Коваччи каждую ночь взывала к Мадонне, прося уберечь от ненавистного брака. Складывала тонкие руки к груди, склоняла головку и шептала одними губами «Спаси и сохрани»! Горестные слёзы скатывались тонкими горячими ручейками по нежному личику. Юное сердечко трепетало от отчаяния, но она надеялась до последнего, если решилась на такой шаг накануне свадьбы. Не спасла её Мадонна, не спасла! От этого видения я содрогнулась.
Мы миновали окраину Фьезоле и в полном молчании гуськом шли по обочине дороги. Маленькая Мичела устала и синьор Алберто взял её на руки. Его супруга семенила следом за ним, за ней Светик, потом я, за мной Бригитте Майер, крепко зажавшая в кулачке букетик цветов, последним Густав. Только изредка пролетающие мимо автомобили да насвистывания охранника нарушали возвышенную церемониальность процессии.
Полуденная жара спала и идти было нетрудно, да и недалеко. Взгляд мой кружил по окрестностям – милая сердцу Тоскана простиралась на триста шестьдесят градусов, заставляя на глаза наворачиваться слёзы. Думаю, ни одного человека не могут оставить равнодушными здешние пейзажи. Любовь – это то, что постоянно заставляет вернуться сюда. Бескрайние волны холмов, каждый поворот дороги, открывающий новые живописные картины, повергают душу в священный трепет. Я упивалась моей Тосканой в любое время года и в любую погоду.
Оливковая роща, конечный пункт нашего следования, находится на подступах к городу. Вскоре синьор Алберто повернул налево, на небольшую извилистую тропинку, и мы вошли в удивительное место. Вековые деревья с полыми, как будто запутанными толстыми стволами, походили на сказочных монстров. Некоторые из них были просто огромными! Гигантские кроны склонялись до земли, образуя серебристо-зелёный купол. Сезон сбора оливок ещё не начался и спелые плоды облепили тяжёлые ветви.
Священное дерево увидели почти сразу. Она росло неподалёку от дороги и выделялось среди остальных яркими пятнами повязанных ленточек.
Безмолвная команда остановилась возле него, да и нужны ли были слова? Синьора Фелиса и Бригитте что-то шептали одними губами, Света как-то сникла, обняла себя руками и о чём-то думала. Синьор Алберто поставил малышку на землю и прижимал к себе. Девчушка, не осознающая происходящего, но чувствующая какую-то общую сосредоточенность, притихла, опустила тёмную головку и ковыряла землю носком красного сандалика. Густав прислонился к соседнему дереву и просто ждал. Я же думала о том, что вот эти зелёные исполины, окружающие жуткое место, и стали свидетелями страшной сцены. Более ста лет назад, в тишине, они наблюдали драматичный конец моей юной синьорины. Человеческие жизни исчезали под натиском войн, эпидемий и личных трагедий, а деревья, как немые очевидцы, впитывали в себя катастрофы без права высказаться.
И ещё одна мысль прорезалась через грусть – мы все, люди разных национальностей, совсем непохожих стран, стоим сейчас здесь. Пришли для того, чтобы отдать дань памяти девочке, так мужественно пытавшейся отстоять право на любовь.
Брит положила букетик цветов к подножию дерева, синьора Фелиса воткнула свёрнутую бумажку в переплетение ствола, Светик сняла резинку с волос и зацепила её на одной из веток. Я ласково погладила тёплый шершавый ствол. Нет, просить не о чем, у меня есть то, зачем люди приходят сюда, просто мысленно поздоровалась с Алиссией Коваччи. Может это и неправильно, но мне казалось, что нужно сделать именно так.
– Ну что скажешь, Лешечек? – спросила я. После изложенной поляку трагедии, разыгравшейся под крышей нашего дома, мучительно ждала его заключения.
– Ты видишь, моя дивчина, – ответил он и замолчал. Пауза затянулась.
– Ты здесь, Лешек?
– Да…, – голос на другом конце линии отозвался глубоким вздохом. – Мы правильно предположили, что все находки – приданое для невесты. Но люди умирают, Натушка, принимай это спокойно.
– Ты хочешь сказать, мы должны продавать? Разве это этично по отношению к ней? – я колебалась и не хотела, чтобы вещи Алиссии Коваччи ушли с молотка.
– Дело не в приличиях. Всё, что продаётся на антикварном рынке, имеет свою давнюю историю. Владельцы ценностей давно почили в бозе, но их предметы продолжают служить людям и приносить счастье настоящим ценителям. Думаю, ничего плохого в этом нет. Синьорина бы порадовалась, что её наряды будет кто-то примерять и любоваться ими. Ты только подумай… . Рано или поздно, всё перейдёт в тлен, время сделает своё дело и вещи умрут. Не переживай так, Натушка, это нормально для антикварного бизнеса, – спокойный и уравновешенный голос поляка немного притушил мои запутавшиеся чувства. – Как моя Светличка? Она не звонила несколько дней.
На всю оставшуюся жизнь влюблённый в Светку, Лешек перевёл разговор на предмет своего поклонения, в то же время мудро отвлекая меня от печальных мыслей. Я передала трубку подруге.
Мы отужинали в беседке разогретым обедом и выпили бутылку вина, каждая из нас предавалась каким-то своим размышлениям.
– Столько событий, – сказала Брит. – У вас всё время что-то происходит, как в кино.
– Это точно, нескончаемый сериал. Иногда думаю – лучше бы некоторые серии никогда не случались, – ответила я.
– Почему? Если бы не Александр, то мы бы не познакомились и я бы не приехала сюда. Просто сидела бы дома. Ну, позвонила бы такой же скучающей приятельнице…. Вот и всё. В моём кругу не принято ходить пешком по пыльной дороге, общаться с людьми из нижних слоёв, – она усмехнулась. – Эти итальянцы, соседи, приятные простые люди…. А я… я всю жизнь вынуждена играть роль добропорядочной послушной жены, принимать важных гостей и вежливо улыбаться.
Забыв об Алиссии, я с удивлением слушала этот негромкий, приправленный небольшим количеством алкоголя, монолог фрау Майер. Лёгкие хмельные пары в голове как раз располагали к откровенной беседе.
– Лучшие отели, курорты…. Это не даёт удовлетворения и не приносит радости. У меня нет врагов, но и друзей, по большому счёту, тоже нет. Этот глупый случай с посудомоечной машиной…. Не помню, когда последний раз так громко смеялась. Вы живёте другой жизнью. Ежедневные дела, заботы, веселье, дружеское тепло…. Может и пафосно звучит…. Но… я постоянно наблюдаю за вами. У вас есть всё, чего мне так не хватает в моей обеспеченной жизни. Так получается, я должна быть благодарной, что нашего сына похитили.
– Глупости! А если бы кто-то другой нашёл его, не мы? Всё бы сложилось иначе. Видимо, нам суждено было пересечься в пространстве и времени.
– О чём вы? – спросила Светик. Она окончила разговор с Лешеком и от нетерпеливости потихоньку стучала под столом по моей коленке.
– Да, на жизнь жалуется, приключений ей не хватает.
– Зато у нас чересчур, пусть присоединяется, сообразим на троих. Ты ей про остров, про остров… может, остынет. Пойду, вина ещё принесу, раз уж у нас девичник.
– Неси две, что туда-сюда бегать.
Света сгоняла домой, наполнила бокалы и подняла тост:
– Давайте, девочки, за нас!
Мы лихо чокнулись и выпили без остатка. Бархатистый напиток, впитавший Тосканское солнце, идеально лёг на задушевную обстановку. Я начала рассказывать немке о нашей робинзонаде, но Светик постоянно отвлекала, чтобы встроить свои воспоминания. Сопровождалось это бесконечными – а сейчас что? А сейчас? В итоге я перевалила на подругу и бремя повествования и лавры остроумного сказителя. А уж она постаралась! В мельчайших подробностях описывала перипетии островной борьбы за выживание, включая ржавую бочку, муравьёв и не пойманную рыбу. Удивительное свойство памяти – она переигрывает всё, отметает страшные и ужасные эпизоды и оставляет только славное прошлое. Из Светкиной новеллы следовало – мы героини, а не безмозглые тетери.
Брит слушала с немым восхищением, с перерывами разражаясь возгласами – батюшки мои! Просто не верится! Поразительно! Она сопереживала всей душой – возбуждённо потирала руки, хмурилась, смеялась вместе с нами. В конечном итоге немка не только не остыла, а воспылала страстью с головой нырнуть в какое-нибудь, пусть самое махонькое, бледное, как картофельный росток, но приключеньице.
– А если муж узнает? – осадила я её.
– Не узнает, – воинственно отрезала фрау Майер, боевой настрой немки неуклонно возрастал с увеличением концентрации алкоголя в организме.
– Вот и хорошо, осталось только его найти, – сказала Света и впала в задумчивость, вероятно, разрабатывая квест для Брит.
– А что искать, мы завтра во Флоренцию собираемся, пусть с нами едет, – предложила я, под хмельными парами совершенно не заботясь, что роль старьёвщицы ей совсем не подходит.
– Конечно! – с воодушевлением ответила немка после перевода.
На том и порешили. И выпили за успех завтрашнего предприятия. Потом закрепили ещё одним бокалом и нечаянно вспомнили по какому поводу сегодняшняя вечеринка. Загрустили, помянули Алиссию Коваччи, и сделали закономерный вывод – все беды от мужчин. Приложились снова и окончательно запечалились. Каких-то веских оснований для страданий не было – все живы-здоровы, дом цел, сами на месте, не горим, не тонем, но так захотелось потосковать…. Сообща погрузились в уныние. Обстановка сложилась настолько тёплая и располагающая, что каждая выкладывала наболевшее.
Брит жаловалась на переизбыток денег, которые мешают жить и свободной, но бедной газелью скакать по лесам и лугам, на тотальный контроль мужа, а с ним и верноподданного Густава. Можете представить, девочки, как это тяжело? И серьёзно подпившие девочки согласно кивали – да, да, ещё как мучительно и жестоко!
Светик наоборот сетовала на недостаточные капиталы, но газель она была независимая, только вот с тугими путами на ногах в виде матери, Виталика и работы. Из под мужского управления выскользнула давно, но…. Ты знаешь, Брит, как иногда хочется, чтобы кто-то рявкнул, топнул и озаботился твоим благоденствием? И в ответ сочувствующее – ферштейн, ферштейн!