Людка вцепилась в ружье, как фея в волшебную палочку.
Собрались, загрузились в вертолет, выбросились на реку. Поплыли двумя лодками. На первой – я и Баран, следом – Людка с картой на коленях и ружьем поверх барахла, вдруг утка над водой пойдет.
Вечером у костра, Людка еще раз строго пробубнила нам, что подъем завтра в шесть утра, быстро завтракаем, делаем створ, плывем дальше, через пять километров делаем еще створ, опять плывем… Мы понуро выслушали.
Утро порушило её планы. Бодро откинув полог палатки, она радостно прокричала:
– Уже шесть, подъём мальчики!
– Срыгни с раздачи! – не открывая глаз, зло в ответ рявкнул Баран.
– Дурак! – истерично выкрикнула Людка, и её сдуло.
Выползли мы из палатки около десяти. Людка обиженно сидела у костра. Не спеша позавтракали, сделали створ и поплыли.
Ружье перекочевало к нам в лодку.
***
Средняя Азия, прогноз землетрясений, ну я тебе уже рассказывал… Жарища несусветная, разгар лета. Пустыня ровная, как стол, укрыться негде. И посреди этой раскаленной сковородки торчит ржавый оголовок скважины.
Мы со Славкой занимались тогда изучением изменения уровня подземных вод, пытались привязать эти изменения к землетрясениям. Молодые были, горячие, да к тому же у Славки еще и мышление нетривиальное – вечно что-нибудь выдумает. Как следствие, возникла идея измерять коэффициент фильтрации. В первом приближении это параметр, который характеризует способность воды просачиваться сквозь породу. Значит надо либо откачать воду из скважины, либо наоборот – налить в неё воду. А где взять воду в пустыне? Правильно, негде.
И решили мы воду отчерпать. Взяли здоровущую ржавую трубу, что бесхозно валялась поблизости, и с одного конца забили деревянную пробку, а на другом – прикрутили проволочную петлю. Из подручных средств построили треногу и установили над скважиной. С помощью этой треноги опускали трубу в скважину, она заполнялась водой, а мы верёвкой тащили её наружу. И всё бы ничего, но отчерпать надо было много и, что самое веселое, делать это надо было достаточно быстро.
А вот теперь – картина маслом…
Задыхаясь и хрипя, перекинув через плечо веревку, мы по очереди бесконечно долго таскаем за собой по жаре железную трубу, наполненную водой. В одних трусах, головы обмотаны майками, чтобы не получить солнечный удар, в белых соляных разводах от высохшего пота на спине и груди – на такой жаре пот сразу высыхает, а солнце в самом зените и температура воздуха градусов тридцать пять – это уж точно, а может и больше. В общем, фрагмент триптиха Босха «Ад».
И вдруг посреди этой залитой солнцем пустоты замаячил, колышась в жарком мареве, столб пыли, издали приближающийся к нам.
Лихо подкатил уазик, открылись двери, и перед нами предстало высокое институтское начальство из Москвы во главе с заместителем директора – бывшим партийным функционером, брошенным в настоящий момент на руководство прогнозом землетрясений. В белых рубашках с коротким рукавом, в отутюженных брюках, портфели и папки в руках.
Мы хрипя бегаем, таская за собой железяку с водой на верёвке, прерваться не можем – эксперимент пойдет насмарку.
Постояли, посмотрели, что-то спросили.
Главный смотрел с какой-то, одному ему ведомой, тоской и презрением. Наконец, выдал знаменательную фразу.
– Рабий труд!
Загрузились в машину и отбыли восвояси.
Через месяц, появившись в родном институте, я увидел на доске объявлений приказ – мне подняли зарплату аж на пять рублей. И стал я получать сто двадцать пять рублей в месяц.
Знаешь, о чем мы мечтали тогда со Славкой?
Просчитать всё.
Приехать в Азию… Сесть в этой обжаренной солнцем пустыне на землю, на песок этот раскаленный, гребанный. Поставить перед собой бутылку теплого портвейна и ждать. И знать! Что вот сейчас, вот еще чуть-чуть и тряхнет! Упадет бутылка. Мы её вскроем, нальем в стаканы мутного пойла, выпьем и почувствуем – победили!
Мы сделали то, что хотели!
***
Мы тогда под Краснодаром стояли. Километрах в восьмидесяти от Горячего Ключа. Всё лето. Жарища! Палаточный лагерь в заросшем лесом предгорье. Это тебе не Средняя Азия – здесь влажность…
Для начала нам выдали новые хэбэшные робы – штаны, куртка и шапочка-пидорка – абсолютно черного цвета, аж блестит. Зэки – один в один! Мы радостно нацепили.
Приходишь из леса, мокрый весь, потный, сдираешь эту униформу и начинаешь чесаться и снимать с себя клещей, по пятнадцать штук за раз. Они, оказывается, на тепло реагируют – форма-то черная, на солнце разогревается, вот они с листьев на тебя и скачут.
Ну, естественно, как только сообразили, так в старье переоделись.
Вообще, интересная была поездка. Было нас человек сорок. Люди разные, но уживались мирно. И все-таки разделились на два условных лагеря. Сейчас расскажу.
Пруд в лесу был… Озером назвать – язык не поворачивается. Маленький, грязный, заросший – метров двадцать в диаметре. Вода мутная, коричневая. Откуда он там взялся – бог его знает. А жара, духота, я уже говорил… Помыться-то негде.
Вот из-за этого пруда разделение и произошло. Часть народа радостно после работы бежала купаться. С мылом, с лежанием на бережку. Остальные крутили пальцем у виска – мол, идиоты, – там же сплошная зараза! Были и центристы. Один паренёк – Сашкой звали – так он целлофановый пакет на голову надевал, чтобы волосы не замочить, и только после этого лез в воду. Вот тебе пожалуйста – столкновение субъективных взглядов на чистоту и гигиену.
***
Ну и ещё вдогон… Интересный был случай, там же. Это уже под осень, народ разъезжаться по домам начал.
У шофера, что на «шестьдесят шестой», пассия в соседнем посёлке объявилась, он и зачастил туда ночевать.
Да какая там дисциплина, брось ты! Я же говорю, конец сезона.
Возвращается как-то утром, то ли с похмелья был, то ли просто зазевался, но в поворот не вписался – машина плавно ушла в кусты и встала там аккуратненько. Он на попутках до лагеря добрался – и в ноги к начальнику. А начальник у нас хоть и опытный был, но нервный. Засуетились, отрядили две машины, понеслись с начальством во главе. Успели. Милиция ещё не подъехала.
Подцепили, дернули… а все на нервах, всё скорее! Неприятности, огласка никому не нужны. Выдернули, поставили на дорогу. Шофер – за руль. Начальник в крик: «Уйди! Я сам!» – и прыг в кабину, дверью в сердцах – хлоп!
Покатил, а дорога под горку. И только он вроде как разогнался, так начала подниматься кабина. Ну, знаешь? Она у “шестьдесят шестой” вперед опрокидывается. Наверное, не защелкнули впопыхах. Начальник, на ходу, из кабины, на асфальт. Машина опять через кювет и в лес, но уже не так удачно – помяло.
Вот он – конец сезона. Машину на жесткую сцепку – и в Москву, начальника в гипс – и на поезд. Ногу он сломал, когда прыгал.
***
Вот представь себе. Север. Солнечно. Утро. Редкие облачка на небе. Настроение изумительное. Вертолет тарахтит на холостых. Летчики весёлые, что довольно редко случается, – лететь недалеко, что-то там забрать и вернуться. Расслабуха, одним словом.
Загрузились, полетели. А жарко… Пилот рубашку свою, выцветшую, застиранную, скинул, через плечо развернулся, повесил на крючок, за спину. Всё равно жарко! Раз – на себя окошко, шум и ветер по кабине. Рубашка из-за плеча, раз – и в окно!
Как он за ней не спикировал – я не знаю! В рубашке, в нагрудном кармашке – лётная книжка, партбилет, паспорт – вся жизнь в этом нагрудном кармашке на пуговку застёгнута.
Два дня мы искали его рубашку.
Он прилетел к нам в отряд белый, как мел, поговорил с начальством. Надо людям помогать… Прочесывали тайгу, хорошо еще, что он на карте место отметил, задирали головы вверх – осматривали верхушки деревьев, да разве в тайге найдешь…
История, конечно, смешная, а вот результат плачевный – списали мужика из авиации вчистую.
***
Вот смотрю я на этот снег… – за окнами седьмого этажа университетской высотки мотался белый занавес первых снежных зарядов, ударивших по Москве, – а перед глазами аэропорт в Анадыре.
Мы тогда еще на Ан-ах летали… Вместо шасси – лыжи. Полосу там тракторами укатывают.
Ночь. Идём на посадку, полоса блестит, лоснится в свете прожекторов. Белая, высвеченная, и мороз, прямо чувствуется, висит в воздухе.
Посадка на лыжи жесткая – сначала тряхнет хорошенько, борт подпрыгнет и только потом побежит, поскользит по снежной полосе.
Выходишь – темно, и только в свете прожекторов воздух искрится.
***
Сам знаешь, в деревнях сейчас, особенно в глубинке, мужиков раз-два и обчелся, да и те пьют в мертвую. А тут случилась незадача – помер кормилец, хоронить надо, могилу копать, на кладбище везти. А кому? На своих надежды никакой. Пошли люди к геологам, что рядом лагерем стояли. Так, мол, и так… помогите.
Ну это святое помочь в таком скорбном деле. Договорились на завтра.
А вечером в лагере гулянка, дым коромыслом до утра – то ли чей-то день рождения, то ли конец сезона, я уже сейчас и не помню. Но состояние с утра было волшебным – голову от подушки не оторвать, язык от нёба не отлепить, куда уж там ехать могилу рыть. И жара, как назло, ни ветерка.
Собрались с силами, обливаясь потом, могилу вырыли. Двое, радостно отдуваясь, побрели к лагерю, а вот третьему – Вовке, он у нас еще и за шофера был, – на грузовике, с гробом, на кладбище ехать. А солнце припекает… голова раскалывается.
И вот, представляешь, пустынная шоссейка в лесу, медленно и печально движется скорбная процессия. Солнце пробивается сквозь листву. Теневые пятна разбросаны по дороге. Тишина и умиротворение. Впереди медленно едет грузовик. Гроб в открытом кузове. Следом – жидкая процессия из односельчан, в основном женщины в черном. За рулем Вовка, облизывая сухие губы, рядом какой-то сильно подвыпивший мужичонка – дальний родственник покойного.
И только дорога чуть пошла под уклон, как из-за поворота навстречу газик, а в нем вся команда – в соседнюю деревню в магазин ездили, за портвейном. Увидели процессию, притормозили. Стоят на обочине, пропускают. Вовку заметили, бутылку в окно показывают.
И вот тут он не выдержал. Ну сил никаких нет, мутит его, потом обливается, а до кладбища еще километра полтора. Поставил рычаг передач на первую скорость, бешено рыкнул на мужика, чтоб ничего не трогал, и прыг на ходу из кабины.
В следующей за грузовиком процессии недоуменно завертели головами.
Вовка подскочил к газику и рванул на себя дверцу.
Следует отметить, что сидящие в газике его маневр поняли однозначно – мгновенно с бутылки была сорвана пробка, портвейн, пробулькивая, полился в стакан.
Единым махом Вовка опрокинул его в себя, сунул обратно в руки разливающему и получил взамен яблоко с коричневым лежалым бочком. Впился зубами. Мотнул головой, показывая, что полный наливать не надо, и так же молча влил в себя еще полстакана, после чего нелепыми скачками помчался вдоль скорбно бредущих догонять грузовик.
Обошлось… Нагнал, залез, довез. Никаких претензий – русский народ понимает, что такое «трубы горят».
Вернулся в лагерь вечером, одаренный за работу пятью бутылками водки.
***
Как-то лося подстрелили… Целая история.
Поначалу подранили крепко. Загнали в болото, там и достреливали.
Почему случайно?
Изначально была задача завалить, чтобы мяса на весь сезон хватило.
Мы в четыре лодки шли. Первый – Генка. На него этот лосяра и вышел. Они же любопытные страшно – обязательно надо поглядеть, что за шум на реке. Генка говорит: «Плыву, вдруг шум, треск, повернулся, а из прибрежного месива зелёнки, чуть ли не над лодкой, – морда здоровенная, рога как лопаты, и смотрит – интересно ему!» Бабахнул с ходу. Видел, что попал.
Лосяра – вверх по склону, кроша мелкие деревца. Генка причалил и за ним. Тут остальные подплывать начали – лодки бросают, ружья в руки и следом.
Он в болото ломанулся и встал без сил – Генка его хорошо зацепил.
Там и добили. А как вытаскивать? Болото, а он здоровый, как две коровы.
Жара! Ни ветерка. Мошка, комар – жуть! Оводы ещё… Пот в три ручья.
Освежевали, порубили и на слегах по частям к лодкам вынесли.
Мы с Пашкой ногу тащили – насилу подняли. Бредём, слега прогибается, нас от тяжести из стороны в сторону мотает. Целый день возились – умучились, ты не представляешь!
Зато вечером – свежая печень на костре, только чуть обжаренная – чудо, за уши не оттянешь! Натрескались от пуза. Утром просыпаюсь, ну и пописать… От страха чуть не обделался – струя зелёная! Не зеленоватая, а ярко зелёная, как зелёнка! Жуть!
Это мне уже потом рассказали, что свежая лосиная печень дает такой эффект.
А черт его знает, почему такое действие…
С лосем-то? Вертолет вызвали, загрузили лосятину, тушенки наделали. Так не только этот полевой сезон с мясом были, но и почти весь следующий. Здоровый был лосяра!
***
Чернобыль… Про это надо говорить отдельно…
Самому не довелось, а вот ребятишки из нашего отдела съездили.
Я поехал уже осенью, на машине, в район Гомеля, недалеко от Припяти. Поразили совершенно темные без единого огонька деревни, мимо которых проезжали, и колодцы, полностью замотанные зловещей черной полиэтиленовой пленкой. Наш водила по вечерам, пока мы копались в вечно барахлящей аппаратуре, усаживался у нас за спиной на свернутый спальник и планомерно выпивал бутылку водки, твердо веря, что спирт спасет его от излишков радиации.
Сейсмостанция, на которой была установлена наша аппаратура, обслуживалась молодыми ребятами. Вот им-то как раз и досталось. Майские праздники выдались жаркими, все повалили на берег Припяти – загорать. Девочки, шашлыки… Как результат – у всех серьезные проблемы с щитовидкой.
На этой станции у нас проводились долговременные наблюдения – ездили туда летом, из года в год. В мае вклинился Чернобыль – плюнул радиацией, и она неравномерно растеклась, размазалась, проникая и заражая всё и вся.
Мы к тому времени уже обзавелись счетчиками, поэтому поначалу мерили, где только можно, потом бросили – бессмысленно. Почему? Ну например, ставим палатки на поляне, предварительно замерив фон – в пределах допустимого. Я, как ярый индивидуалист, отодвигаю свою палатку под деревья на краю леса – расстояние от остальных двадцать метров, не больше. Совершенно случайно замеряю фон – уже намного выше.
Или идем на Припять купаться, счетчик, естественно, с собой. На берегу – пощелкивает, но если недолго, то ничего страшного. Опять же случайно, кто-то из нас измеряет «бечевник» – самый край берега возле воды, там, где река вынесла водоросли и разный мусор. Полоска-то шириной всего в полметра… Мама родная! Зашкаливает!
Ну ладно, это всё прелюдия, я сейчас не про это хочу рассказать.
Сразу предупреждаю – за что купил, за то и продаю. Как услышал… От себя ничего не сочиняю, а уж правда или нет – с меня взятки гладки.
Так вот… Грянул Чернобыль. Страна вздыбилась, поднялась на борьбу с бедою. Засуетились и у нас в институте. Собрали команду…