ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Освобождение
Мужа Ильмира встретила как честная жена.
– Я так соскучился по тебе, – сказал Ахмет, обнимая и целуя ее в отдельной комнате. – Ждала ли ты меня?
– Очень ждала. Просто спать ночами перестала, как истосковалась, – преданно ответила Ильмира.
– Я очень скучал. Поэтому сегодня ночью ты должна быть моей…
Одним словом, уже в первый же вечер муж запросил любви. Ильмира изобразила притворную радость, но на самом деле умело скрывала свое отвращение и к Ахмету, и к его ласкам. Она терпела лишь потому, что так было положено: всегда и во всем подчиняться мужу. Отказывать мужу она не имела права, поэтому в постели проявляла холодное равнодушие.
Когда Ахмет заснул, Ильмира покосилась на него злым взглядом… и прокляла тот день, когда встретила его, с ненавистью вспомнила об исламе. Потом уткнулась в подушку и заплакала.
Возвращение Ахмета никак не повлияло на отношения Ильмиры и Чернецова. Она все так же бегала к Сашке по ночам. Сначала ходила просто от скуки. Ходила тайком ото всех, осторожно, с оглядкой, виделась с Александром по предварительной договоренности. Он всегда ее ждал.
В первую ночь Ильмира пришла к Александру в расстроенных чувствах и растерянных мыслях.
– Ахмет приехал… Теперь он тоже интима требует. Давно, говорит, было, соскучился уже… Не представляю, что делать, если он заставит ублажать его в те ночи, когда я должна быть с тобой.
– Тебе видней, – как-то отчужденно ответил Чернецов. – Он твой муж, ты могла бы научиться угадывать его желания.
– Саша, если я вдруг не приду однажды в срок – знай, что я с ним. Надеюсь, ты не станешь ревновать меня к собственному мужу?
Но она быстро нашла выход из положения. Ахмет не просил ежедневного секса, а если вдруг так совпадало, что ей предстояло любить мужа в ночь, отведенную для Сашки, она имела интимную близость два раза за ночь – по очереди с мужем, потом с любовником. При этом обязательно соблюдалась предельная осторожность.
Так постепенно их отношения развились в полноценный роман, в котором было лишь одно неудобство: Александр никуда не мог вывести свою даму сердца. А она приходила стабильно три раза в неделю, даже по пятницам, а к утру возвращалась.
Она успевала еще обратно лечь в постель к Ахмету, так что утром Ахмет обнаруживал жену там, где и оставил накануне, – рядом с собой. Ахмет обычно крепко спал, просыпался лишь утром, а тогда Ильмира бывала уже в кровати, поэтому у Ахмета даже подозрений на неверность жены не возникало. Он и не предполагал, что по ночам его жена регулярно отсутствует, чтобы сладко провести время с другим мужчиной. Утром она недолго отсыпалась, а наличие множества женщин в доме прикрывало отсутствие в нем Ильмиры.
На очередную молитву Ильмира не явилась – не захотела.
– Где Ильмира? – строго спросил аксакал. – Почему ее нет?
– Она не очень здорова, просила не тревожить ее, – объяснила Рамина Салмановна. Ильмира предупредила свекровь, что плохо себя чувствует и не сможет быть на молитве. В общем-то, состояние здоровья, а точнее, нездоровья, являлось уважительной причиной, по которой верующий мог пропускать молитвы, пост и хадж.
– Тогда начнем без нее, – возвестил аксакал, и все семейство дружно прочло первую суру Корана – «Фатиху».
То, что Ильмира пропустила молитву, было связано не со здоровьем: это стало новым шагом на ее пути отступления от мусульманства.
В свои выходные дни Саша выбирался на служебной машине в Дербент, затаривался там в магазинах, а к ночи готовил ужин на костре. В этот день Ильмира пришла к нему в лагерь раньше обычного, Чернецов только-только закончил готовить ужин и разбирал кострище.
– Готовлю в первобытных условиях, огонь развожу посредством подручных средств, – горько жаловался он.
– А ты сходи в аул: у нас же есть и точки, и лавки, и магазины, поел бы там. Или ты думаешь, что в горах все безобразно и дико?
– Это привычка, – усмехнулся журналист. – У меня работа такая, что сегодня я в городе среди людей, а завтра окажусь, может, в какой-нибудь заброшенной пустыне или на необитаемом острове, где нет и в помине никаких следов житья человеческого, но в таком месте придется жить долгое время. Ко всему надо уметь приспосабливаться. Что я и делаю. Я перед тобой хотел похвалиться своим холостяцким умением.
– Тебе это удалось. Что у тебя варится?
– Пловом хочу тебя порадовать.
Ильмира попробовала варево.
– Неплохо. Соли достаточно, мясо хорошо проварено. Только мы в плов еще изюм добавляем. Хоть это и не обязательно, я в следующий раз принесу.
– Ильмира, нам на неопределенное время придется прекратить наши свидания: нас послезавтра перебрасывают в Чечню – на замену военным корреспондентам. Я не знаю, когда вернусь. Как скажут…
– Жаль. У нас через неделю Навруз – мусульманский Новый год, я думала тебя пригласить, а ты бы пришел под видом прессы. Новый год – вкусный праздник, я сама его люблю.
– Что ж, наверно, не судьба…
– Да, наверно… А как Ахмет?
Она в недоумении посмотрела на него.
– С чего вдруг ты это спросил?
– Не знаю. Само как-то получилось…
– Ахмет отбыл на два дня в Дербент. Сначала не собирался, а тут вдруг резко сказал, что ему очень надо. Приедет завтра.
– Да-а… Это как в старом русском анекдоте: возвращается муж из командировки…
– Предположим, мне будет не до анекдота, если мои похождения, не дай бог, раскроются. Но я их не боюсь. Я приняла решение… – Она покосилась на палатку.
– Какое?
– А там скажу.
Они заползли в палатку и закрылись изнутри на «молнию».
– Я к тебе не за анекдотами сюда пришла! – нагло сообщила Ильмира, обвив цепкими пальцами его шею.
– Извини, Ильмира, – неожиданно выскользнул из ее объятий Александр, – я совсем сегодня не готов к близости.
– Почему? – она удивилась.
– Не могу объяснить. Встал, наверно, не с той ноги. У меня нет настроения.
Он и правда был каким-то чужим, Ильмира не узнавала его. Чужой и холодный, отверг ее, Ахметом интересовался… Странный он сегодня, это точно.
– Какое решение ты приняла? – лениво спросил он.
– Я хочу уехать отсюда. С этой земли с ее дикими обычаями, из этой местности, из дома, в котором живу… Моя старшая дочь Гузель тоже мечтает вырваться из этого дикого края. Она выказала желание учиться, чтобы получить рабочую специальность. Для этого нужно ехать в Дербент или Махачкалу – в общем, в большой город, потому что в нашем краю твоя специальность никому не нужна. Если получится, то ей придется в городе и оставаться, чтобы работать. Саша, а увези ты меня отсюда. Укради, как раньше по местному обычаю полагалось…
– А мне ваш старейшина сказал, что лезгины невест уже давно не крадут…
– Да, не крадут. Сегодня многие народы отказались от этого обычая. Похищение невесты теперь приравнено к уголовному преступлению. Но это если официально. У меня другая ситуация…
– Но кавказцы – народ мстительный, чем это для меня обернется? Да и как тебя можно украсть?
– А я тебя научу…
– Научишь потом, теперь нет времени… Извини, я сегодня очень устал и хотел бы лечь отдохнуть пораньше. Когда я вернусь из Чечни, я тебя сам найду. Не скучай и не грусти. – Он легонько поцеловал ее на прощание.
В пятницу, святой для всех мусульман день, Ильмира резко проснулась оттого, что почувствовала сильную тошноту. Она подскочила с постели, как ужаленная, и побежала в ванную ее обильно рвало, рвота сопровождалась головокружением. Ильмира испугалась.
«Господи боже мой, аллах, что же это делается? Неужели будет седьмой? Чей он? Того ли, этого, белым или черным родится?» В том, что тошнота объяснялась только беременностью, она не сомневалась: как-никак, это уже в седьмой раз.
Ильмира решила скрывать беременность до тех пор, пока не появится животик. Что ей эта отсрочка давала, она не знала, да и время уходило: ребенок мог оказаться от другого мужчины, а тогда ей нужно будет бежать, чтобы остаться в живых, и потом уже можно просто не успеть…
Своим положением Ильмира по большому секрету поделилась лишь с Заремой.
– Я не могу знать об этом одна, мне тяжело… Я с тобой поделилась, как с женщиной, и хотелось бы, чтоб ты меня поняла.
– Вряд ли я тебя пойму, но никому не скажу. Кто отец ребенка?
Ильмира встрепенулась:
– Что значит «кто отец»? Ахмет!
– Поклянись пророком.
– Клянусь Магометом, – спокойно ответила Ильмира, нимало не теряясь от того, что это может быть и не так. Ведь она твердо решила, что больше не будет жить в исламе, а постепенно вернется к православию, а потому пророк Магомет, основатель ислама, теперь ее не касался.
– Тогда почему ты ему рассказать не хочешь, если он отец?
– Ахмет задаст праздник, а я еще не совсем уверена… Надо подождать несколько дней…
Мусульманский Новый год наступает в начале декабря. Первые десять дней Навруза считаются особенно благословенными. В канун Нового года принято готовить традиционный кускус с бараниной, а в меню праздничного обеда включать суп из баранины и блюда из мяса. Особое внимание придается зелени, потому что зеленый цвет у мусульман считается священным. В то время, когда все семейство Рахмедовых угощалось за праздничным столом, Ильмира предпочла остаться в комнате и не выходить за общий стол. Теперь она относилась с презрением к Наврузу.
После застолья Рамина Салмановна решилась на разговор с Ахметом.
– Сынок, – сказала мать, – мне не нравится поведение твоей жены. Она стала пропускать молитвы, несколько раз я уже замечала, что она пытается снимать платок, а сейчас не вышла за общий стол, как будто это не ее праздник. Поговорил бы ты с ней, узнал бы, в чем дело. Что с ней случилось?
– Хорошо, мама, я с ней поговорю.
Ахмет сразу же пошел в гарем и нашел Ильмиру лежащей на кровати.
– Дорогая моя, что ты здесь делаешь? Почему оставила меня одного?
Здесь, где муж был ее господином и защитить ее было некому, Ильмира не отважилась соврать ему.
– Ахмет, у меня будет новый ребенок, – тихо вымолвила она. – Мне нехорошо, поэтому я не могу быть за столом.
И в седьмой раз Ахмет обрадовался, как мальчишка. Прямо сейчас же он готовился объявить это всем и задать шумный праздник.
– О аллах, как он меня любит! – шевелила губами Ильмира и это на самом деле было так.
– И по этой причине ты пропускаешь молитвы?
– Да.
– А платок почему не хочешь носить? Тебя, говорят, уже не один раз замечали, что ты пыталась его снять.
– Я исправлюсь, Ахмет, обещаю. Я больше не буду так делать.
Утром Ильмира спросила у Заремы, как ей быть.
– Я хочу все рассказать Ахмету, – решительно сказала она.
– Аллах… Он же тебя убьет!
– Муж мой господин, я перед ним виновата… Я не скажу ему всей правды.
– То есть…
– Я скажу, что изменила ему всего один раз.
– Это неважно: он вправе тебя убить.
– Я знаю. Но я перед ним виновата, – повторила Ильмира.
Но признаться во всем у нее не хватило смелости. Однако, пользуясь случаем, она спросила:
– Ахмет, а ваш мужчина может убить горячо любимую им женщину? (За годы жизни на Кавказе ей так и не довелось стать свидетелем того, как это возможно. Местные женщины все были верны и покорны).
– Может и не убивать. Но тогда он должен скрывать ее неверность ото всех, ибо навлечет на себя позор. И обязан будет убить ее по закону гор, во имя чести рода…
Чернецов не врал Ильмире, когда сказал, что уезжает в Чечню. На третий день после их последней встречи она пришла в палаточный лагерь и не обнаружила их на месте. А вот об их возвращении Ильмира узнала случайно: гуляя во дворе с младшими детьми – Мусой и Джамилей, она снова, как когда-то, увидела машину прессы, промчавшуюся мимо их дома.
Тогда Ильмира позвала Гульнару, подала ей сложенную аккуратным квадратиком записку и объяснила, куда ее надо отнести. Но на указанном месте Гульнара нашла только их водителя, рыбачившего на берегу Самура. Девочка подошла к нему сзади и легонько тронула за плечо.
– Дяденька, это вам, – она протянула записку и немедленно ушла. Обалдевший мужик даже не сообразил окликнуть девочку. А когда она скрылась из глаз, развернул записку и прочитал:
«Сашенька, – писала осторожным почерком женщина, – надо срочно увидеться: есть очень важное дело. Найди способ встретиться, имея в виду мое положение. Сама я пока ничего не могу предпринять, потому что вернулся Ахмет. Пока.
Целую и люблю
Ильмира».
Получив записку, Чернецов рассердился:
– Когда она оставит меня в покое, в конце-то концов? Что ей надо? Вот как мне ее увидеть? Хоть бы написала…
– А ты вызови ее на интервью… Ну, скажи, например, что программу готовишь… – подсказал Кустодиев.
– Да, а потом программа просто не выйдет в эфир… Интересно, что у нее там такое случилось? Похоже, дело и правда серьезное, если записку дочка принесла… Вася! – окликнул он водителя, – а девочка ничего про ответ не говорила?
– Говорю же: она немедленно ушла, будто исчезла.
– Понятно. Ну что, Боря, давай собираться… Сходим, узнаем. Но если дело пустяковое – вот так, кажется, своими руками удушу… – Сашка сжал кулаки.
Он пришел в дом Рахмедовых и сообщил, что ему из Москвы дали указание сделать репортаж о дагестанских женщинах. Именно о женщинах: об их хозяйственной деятельности, о материнской доле. Для передачи требовалась одна женщина от семьи…
– Ахмет Шамилевич, не позволите ли вы мне побеседовать с вашей женой? – лично к Ахмету обратился Чернецов. – Помните, как-то раз я был у вас в гостях, беседовал с Ильмирой Владимировной и остался очень доволен нашим разговором.
Конец ознакомительного фрагмента.