Достигнув немыслимой степени концентрации, Сана услышала голос Раисы Фоменко. Женщина звонила мужу, их разговор уже заканчивался, но стало ясно, жена узнала правду, никто от директора завода не требовал денег.
– Жди моих указаний, – закончил разговор Фоменко и через две минуты перезвонил жене. – Я сообщил Курашвили. Он уверен, действует тот же гад, который облапошил его. Курашвили уже выехал с двумя мясниками к тебе на помощь, они встретят мошенника и отправят его на фарш. Ты просто откроешь дверь, дальше действовать будут они.
Сана вцепилась зубами в руку, физическая боль ей потребовалась, чтобы обуздать всплеск душевного потрясения. Антон в опасности, ему приготовили смертельную ловушку. Как спасти его? Догнать Атона она не успеет. Кричать бесполезно, он самый обычный, почти глухой в ее понимании человек. Как предупредить любимого?
Она вспомнила премьеру оперетты, мужские разговоры в буфете и солидный голос первого секретаря крайкома товарища Лобанова. Главный чиновник по-свойски общался с начальником городской милиции, называя его Сан Санычем. Мелькнула мысль: просьбу такого человека Сан Саныч обязательно выполнит.
Девушка накинула верхнюю одежду, спустилась в звукооператорскую, нашла телефонный справочник для служебного пользования, который раздобыл Самородов. Здесь были прямые телефоны всех шишек города. Сана просканировала здание театра, вычислила пустой кабинет с телефоном, подхватила ведро со шваброй и ринулась туда.
Пальцы набрали телефонный номер начальника городской милиции.
– Привет, Сан Саныч! Это я. Узнал? – произнесла девушка голосом партийного чиновника.
– Добрый день, Василий Григорьевич, – откликнулся полковник милиции.
Отлично! Пробный тест пройден, можно переходить к делу.
– У меня проблема, Саныч. Дальний родственник моей супруги оболтусом растет. Молодой, ума еще не нажил. Мы машину ему сделали, белые «жигули», а он пьяный за рулем ездит. Проучить его хочу, как следует. Прикажи своим сотрудникам задержать балбеса, и посади его к себе в кутузку.
– Не слишком строго для первого раза? – усомнился начальник милиции.
– По-другому не отучить. И сделать это надо прямо сейчас.
– Как скажете, Василий Григорьевич. А где мы его найдем?
– Записывай адрес дома и номер «жигулей». – Сана продиктовала. – Срочно высылай наряд, пусть хватают его, как только подъедет. Чтобы он не говорил, как бы не оправдывался, задержи до моего распоряжения. У меня сейчас совещание, а потом я скажу, что с ним делать.
Белые «жигули» остановились около дома, в котором проживала семья Фоменко. Прежде, чем выйти из машины, Самородов вытянул шею, оценил свой новый облик в зеркале и остался доволен. Хорошо работать в театре, под рукой столько средств для изменения внешности – усы, парики, накладные животики. Но главное – стандартный костюм фабрики «Большевичка» и дурацкая шляпа превратили его в типичного служащего – в обычной своей жизни он ни за что такое не наденет.
Антон взглянул на часы – пора! Сколько денег скопилось в кубышке директора ликероводочного завода? Килограмм? Два? Он бы с легкостью подхватил и все пять! Какова будет физиономия чопорного индюка Фоменко, когда вечером тот узнает о пропаже. А нечего народное добро хапать!
Убедив себя в справедливости экспроприации нечестно нажитого, Самородов вышел из машины. Он не догадывался, что из окна квартиры за ним наблюдает жаждущий мести Курашвили, который уже дает указания двоим крепким подручным, как принять наглого гостя.
Однако Антон не успел сделать и десяти шагов, как во двор въехал милицейский «уазик» с включенной мигалкой. Самородов надвинул шляпу на глаза и вернулся к своей машине, но «уазик» перегородил ему путь. Двое выскочивших милиционеров бесцеремонно скрутили молодому человеку руки и запихнули в патрульный автомобиль. «Уазик» развернулся и выехал со двора. Один из милиционеров перегнал «жигули» к отделению милиции, куда доставили задержанного.
Антон лихорадочно соображал, как оправдываться, пытался возмущаться, но его не желали слушать. Со словами: «Заткнись, пьянь», его заперли в «обезьяннике».
Так прошло более часа. Задержанный терялся в догадках, думая о самом плохом. Где он прокололся? На чем? Что будет, когда его опознают потерпевшие? Постепенно крепло убеждение – его предала уборщица Шаманова! Только Сана знала о его планах, только она могла сообщить в милицию.
Лязг железной решетки для Самородова был подобен грому – за ним пришли. Так и оказалось, его вывели в коридор и подтолкнули в спину. Но вместо того, чтобы вести на допрос, дежурный вернул ему ключи от «жигулей», указал на выход и посоветовал: «Не пей за рулем, парень. Это плохо кончается».
Антон покинул отделение милиции, ничего не понимая. На улице его ждала Сана. Девушка кинулась ему навстречу, Антон удержал ее за плечи и вопросительно посмотрел в глаза. Сана изобразила растопыренными пальцами телефонную трубку и заговорила голосом первого секретаря крайкома Лобанова:
– Саныч, ну что, мой оболтус не буянит?
И сама себе ответила голосом начальника милиции:
– Смирный, Василий Григорьевич.
– Обделался со страху. Ладно, выпускай, это послужит ему уроком на всю жизнь.
Она объяснила Антону, что его ждала засада на квартире Фоменко, и она не придумала иного способа, как помочь ему.
В машине Антон чуть не расплакался, он порывисто поцеловал Сану в губы и признался:
– А я уже подумал, что ты меня…
Он не договорил. Она его поняла и пихнула кулачком:
– Дурак! Я же тебя люблю.
Она покраснела от вырвавшегося признания и вдруг вспомнила, что забыла нижнее белье на крыше. Смутилась еще больше, рассказала, оба рассмеялись, а когда вернулись в театр, не сговариваясь поднялись на крышу, и уже там стресс от пережитого трансформировался в бесстыдную страсть. Потревоженные птицы кружили над неистовой парочкой. Под его решающими толчками ей хотелось кричать от сладкой боли на весь город. Он почувствовал приближение разрывного финала, зажал ей рот, и только стон прокатился по крыше и след от ее зубов остался на его ладони.
8
Нешуточное потрясение действительно послужило хорошим уроком для Самородова, более года он не возвращался к мыслям о мошенничестве. Это время оказалось самым лучшим в жизни Саны Шамановой. Она по-прежнему работала уборщицей, но убедилась, что может петь не хуже известных артистов. Конечно, у нее не поставлено дыхание, нет опыта выступлений, а про внешность и говорить не приходится. С таким лицом торговкой на рынок не возьмут, о сцене можно и не мечтать.
И все-таки она слушала голоса гастролирующих певцов, запоминала их песни, смотрела из звукооператорской кабины, как артисты работают на сцене, и тихо подпевала им. Антон продолжал получать новые диски из Москвы и тиражировал их на аудиокассеты. Сана имела возможность через наушники прослушивать современные композиции западных певцов и рок-групп. Она с жадностью впитывала в себя новые мелодии и ритмы.
От фарцовки ширпотребом Самородова оттеснили шустрые оборотистые конкуренты. Его доходы упали, зато появилось свободное время. По выходным Антон катал Сану на машине. Такие поездке девушке нравились, зимой в салоне работал обогрев, а летом можно было опустить стекла и прокатиться с ветерком, слушая самую модную музыку.
В кафе они не ходили, Антон объяснял, что там дорого и неинтересно, но Сана чувствовала, что он ее стесняется. Ну и пусть! Она сама не хочет быть пугалом, ведь как не прячь шрам под челкой, официантка все равно заметит, шепнет коллегам, и начнется тыканье пальцем. Знаем, проходили, в первые минуты уродство притягивает любопытных, и ты чувствуешь себя, как диковинный зверек в зоопарке.
Зато Антон придумал уникальную игру. Они останавливались около многоквартирного дома, и он просил рассказать, что происходит в той или иной семье. Сана погружалась в состояние сверхчувствительности, и бетонные стены словно исчезали перед ней. Выбранная квартира оказывалась распахнутой для ее восприятия. Она слушала, пересказывала житейские разговоры, семейные скандалы и хихикала, изображая постельные сцены. Антон хвалил ее и загадочно улыбался. Особенно ему нравилось, когда девушка для обострения слуха расстегивала одежду.
Как-то раз ей досталась квартира, в которой болел шестилетний мальчик. Уставшая замотанная жена упрекала мужа, что он вечно на работе, а на ее плечах все бытовые хлопоты и больной ребенок. Муж объяснял, что сберкасса для удобства граждан работает по вечерам и по субботам, а он, как недавно назначенный заведующий, должен вникнуть в текущие процессы, чтобы не ударить в грязь лицом перед начальством. Жена опять зудела про больного Сашеньку, муж в ответ про сберкассу – тоскливая семейная сцена.
Однако через неделю Антон вновь попросил прослушать эту же квартиру. Теперь его интересовало, чем именно болеет мальчик Саша, как обращаются супруги Андрей и Ольга друг к другу. Слушать пришлось долго, Антон не торопил. У Саши оказалась хроническая астма с периодическими серьезными обострениями.
А через несколько дней Самородов привез Сану днем к одной из сберкасс. Они вошли внутрь, и Антон шепнул:
– Здесь работает тот самый Андрей Иванович Игнатов. Слышишь?
В служебном помещении заведующий отдавал указания кассиру, и Сана узнала голос отца больного мальчика.
– Как ты узнал? – спросила она.
– Васьков проследил, – не без гордости ответил Антон.
Сану задело его бахвальство. Она поняла, какой урок Антон извлек из того случая, когда чуть не попал в лапы мстительных мясников. Помимо умственных способностей, которыми он без сомнения обладал, ему требовался физически сильный помощник. Крупный малоразговорчивый Виктор Васьков хорошо подходил для этой роли. Ранее Васьков работал проводником на поездах дальнего следования и участвовал в сбыте кассет. Его поперли с работы за рукоприкладство, и Самородов устроил Васькова в театр рабочим сцены. Теперь сильный, умеющий драться Васьков был в любой момент на подхвате у Антона.
– Ты что надумал? – спросила Сана, когда они вернулись в машину.
– Здесь денег больше чем у любого мошенника, – мечтательно ответил Антон.
Сана насторожилась, заметив разгорающиеся азартные огоньки в глазах друга, и испугалась:
– Ты не сунешься сюда!
– Сюда нет, – согласился Антон, объехал на «жигулях» здание банка и кивнул: – Нам подойдет служебный вход. А про семью заведующего мы все уже выяснили.
Сана пихнула его локтем в бок, взывая к разуму:
– Это не квартира взяточника, это сберкасса!
Антон обхватил ладонями ее лицо, сдвинул волосы, обнажив шрам, снял с девушки очки, с минуту разглядывал ее, будто любовался, и нежно поцеловал в губы. У Саны навернулись слезы.
Антон наклонился через нее, распахнул дверцу и предложил жесткий выбор:
– Ты поможешь мне или уходи навсегда.
– Антон! – взмолилась Сана.
Она искала слова, чтобы отговорить друга от неверного шага, но он настоял:
– Выбор за тобой, я не держу.
Сана отвернулась. Сквозь слезы она смотрела в открытую дверцу, один шаг – и она останется одна. Антон не шутил, он уедет и больше никогда не обнимет ее, не пригласит гулять и даже не заговорит с ней. Он вычеркнет ее из своей жизни. Она никогда не услышит ласковое «мой Уголек» в минуты близости, потому что не будет никаких близких отношений. Она не сможет просто так зайти к нему, рассмотреть обложку нового диска, надеть наушники и обрушить на себя водопад красивых мелодий. Она разом лишится любимого друга и любимой музыки.
Самородов газанул на холостых оборотах, намекая, что время для принятия решения на исходе. Сана захлопнула дверцу и сжалась в кресле. Машина тронулась, и пока они возвращались к театру, Антон изложил ей свой новый план.
9
Каждый день Сана приходила к сберкассе. Она прогуливалась рядом, подслушивала разговоры сотрудников, изучала их служебные обязанности, вникала в телефонные звонки и обо всем докладывала Антону после вечернего спектакля в звукооператорской кабине. Тот давал ей указания, на что обратить особое внимание.
Прошло десять дней, и в первых числах марта Самородов услышал то, что хотел.
– Деньги для пенсий привезут послезавтра в первой половине дня, – рассказала Сана. – Выплаты начнут с двух часов, после обеда, чтобы все успели получить до праздника, до 8 марта.
– Кайф! – вырвалось у Антона. Он вскочил из любимого кресла, позабыв, что надо перевернуть пластинку, встал перед Саной и уточнил: – Деньги привозят в опечатанных мешках, и главный кассир их пересчитывает?
– Да. Запирается в кассе, пересчитывает и готовит для каждой сотрудницы отдельную подотчетную сумму.
– И никого в кассу в это время не пускает?
– Только заведующего.
– То, что надо! – Лицо Антона прорезала хитрая улыбка. – Если ты попросишь из-за двери голосом заведующего, она ведь откроет?
– Как я попаду в служебное помещение? – недоумевала Сана.
– Сначала мы выманим оттуда заведующего, а потом ты принесешь им праздничные плакаты к 8 марта для оформления витрин. Забыла? Заведующему звонили из управления, обещали доставить наглядную агитацию.
– Они запомнят меня, – ужаснулась Сана.
– Не дрейфь, я тебя загримирую. Сделаю из тебя неприятную тетку, состарю на двадцать лет.
– Уверен?
– Стопудово!
Через день они приехали к сберкассе в девять утра, к открытию. В машине их было трое, место рядом с водителем занял угрюмый Виктор Васьков. Присутствие нового человека нервировало Сану. То, что раньше походило на рискованную игру двух влюбленных, превращалось в грубый налет.
Самородов припарковал «жигули» в стороне от банка, но так, чтобы был виден служебный вход. Около одиннадцати к служебному входу подъехали инкассаторы. Дверь им открыл заведующий сберкассой Игнатов, двое мужчин внесли в банк два специальных опломбированных мешка. Вскоре они уехали.
– Твоя партия, Уголек, – скомандовал Самородов.
Сана вышла из машины и направилась к ближайшему телефону-автомату. Она позвонила в кабинет заведующего сберкассой и истеричным голосом его жены сообщила:
– Андрей, у Саши приступ, ему очень плохо. Приехала скорая, нас везут в больницу. Врач сказал, если не достать какое-то особое лекарство… – Сана изобразила рыдание, хлюпнула носом и продолжила скороговоркой. – Приезжай срочно в больницу. Достань это ценное лекарство! Или тебе наплевать на нашего сына, и ты будешь торчать на работе пока он умирает? Сделай хоть что-нибудь, Андрей!
Сана повесила трубку, прислушалась к происходящему в банке и вернулась в машину. На молчаливый вопрос Антона: как прошло? – ответила:
– Сейчас он выйдет. Предупредил только главного кассира.
Они вместе наблюдали, как заведующий отделением впопыхах покинул сберкассу.
– Кайф! Первое действие «на ура». Твой второй выход, Уголек, – подбодрил Сану Антон.
Девушка взяла свернутые в трубочку плакаты к Международному женскому дню, проверила, как сидит на ней парик, сохранился ли толстый слой грима на лице, не съехал ли накладной живот.
– Все в порядке, – заверил ее Антон и подмигнул: – Они запомнят сорокалетнюю мымру.
Сана обошла здание и вошла в сберкассу через главный вход. Служащие банка были отгорожены от посетителей перегородкой из крашенного стекла с полукруглыми окошками.
Бесцеремонным голосом курящей женщины, Сана обратилась в окошко с самой длинной очередью:
– Я из отдела наглядной агитации, принесла плакаты к празднику.
– Сейчас позову заведующего, – пообещала операционистка.
Но Сана ее остановила, добавив нотки недовольства начальника над подчиненным:
– У вас клиенты, обслуживайте! Я сама пройду. Игнатов должен расписаться.
– Пожалуйста. – Перед Саной открыли дверцу в перегородке.
Она прошла в служебное помещение, прикрывая лицо рулоном плакатов. Ежедневное прослушивание сберкассы позволило ей без труда ориентироваться в незнакомом пространстве. Слева по коридору за запертой дверью она слышала шуршание купюр, пересчитываемых старшим кассиром. Справа пустой кабинет заведующего. Больше здесь никого не было. Сана миновала короткий коридор, свернула к двери служебного выхода и отодвинула засов. Васьков, ждавший за дверью, тут же юркнул в банк. Вдвоем они прошли к главной кассе.