Чёрные вдовы - Владимир Волкович 7 стр.


* * *

Хозяин номера встретил Василия в дверях:

– Хочу сразу приступить к делу, я люблю Марию Николаевну, мы с нею любовники.

Тарновский побледнел. Не то что он был оглушён этим известием, но сама форма, в которой оно было изложено, откровенная наглость и выбранное место сильно на него подействовали.

– Как вы смеете так заявлять?

– Смею и ещё обещаю, что никому не позволю обижать эту женщину. Она рассказала мне о том, какому насилию подвергается от вашей персоны. Я взялся защищать её. Прошу немедленно дать ей развод.

– Это наше с ней дело, – опомнился Василий.

– Это и моё дело, потому что она моя любимая женщина. Если ты от неё не отстанешь, буду бить тебя смертным боем, как последнюю собаку. Я и сейчас хотел убить тебя, а потом себя, но передумал. – Боржевский вытащил из кармана револьвер.

– Предлагаю стреляться на расстоянии двух шагов.

Тарновский долго молчал, но наконец выдавил из себя:

– Если я разведусь, вы на ней женитесь?

– Ещё чего не хватало, мы и так с ней будем прекрасно общаться. Она любит богатство и роскошь, а я не настолько обеспечен, чтобы дать ей всё это.

Всю ночь Василий не спал, а обдумывал, как поступить. Он был труслив, слаб и малодушен, драться на такой дуэли – это заранее знать, что будешь убит. Кроме того, он всё ещё любил Марию и не хотел её терять. Тогда он решил сыграть простачка и на другой день написал Боржевскому любезное письмо: «Уважаемый С. З. Прошу Вас зайти ко мне на несколько минут». Как будто между ними так ничего и не случилось.

Стефан Здиславович ответил: «Милостивый государь! Меня очень удивляет, что после нашего вчерашнего разговора Вы сделали вид, будто такого разговора не было вовсе. Вы можете не придавать этому никакого значения, но я требую немедленный ответ – будете ли Вы со мною драться или нет?» Василий, в свою очередь, ответил: «Считаю, что наш разговор был простым недоразумением, и ничего серьёзного в нём не наблюдаю. Я со всей ответственностью заявляю, что отказываюсь драться с Вами, между нами не произошло ничего такого, что позволило бы Вам трепать дорогое для меня имя супруги. Посему я отказываюсь вести дальнейшие объяснения ни по этому поводу, ни по какому иному. Оставьте в покое меня и мою семью».

Тарновский очень не хотел дуэли, он смертельно боялся наглого и развязного бретёра, который не скрывал, что хочет убить его. Но Боржевский не собирался отступать от задуманного. Ситуация зашла в тупик.

И тут Мария Николаевна, организатор всей этой истории, решила сама взяться за её решение. Скандальное убийство мужа при таких обстоятельствах было ей невыгодно, она и так уже была «засвечена» в приличных домах Киева. И женой поляка она становиться не собиралась, у Василия ещё были деньги, и пренебрегать этим было бы глупо, а у Боржевского – нет, и при такой жизни не ожидались. Тогда и состоялся этот разговор:

– Ты не способен защитить меня, свою жену, ты трус и боишься Стефана.

– Я не трус, ты сама не желаешь с ним расстаться, и почему я должен из-за этого жертвовать жизнью?

– Ладно, я сама решу этот вопрос, чтобы всё оставалось на своём месте, – твёрдо заявила Мария и добавила тихо: – Пока.

От всех этих проблем, свалившихся на голову весёлого и беззаботного кутилы, каким был на самом деле Вася, у него начались головные боли, он был близок к помешательству настолько, что обратился за помощью к врачу.

* * *

В том году начало декабря принесло на древний город снег и ветер. Мощные заряды снега обрушивались на редких прохожих, заметали кучеров, сидящих на облучках своих саней в ожидании клиентов. Да кто рискнёт путешествовать в такую погоду, разве что нужда заставит. Вот и Василий Васильевич отправился в клуб, хоть немного развеяться от мучивших его кошмарных мыслей, коли врачебные микстуры не помогают. В клубе тепло, вина, коньяки, закуски… Женщины тоже были, но Тарновский не стал искушать судьбу. Завтра всё может узнать супруга, у неё знакомые в этих заведениях ещё от прошлых весёлых застолий, тогда последний козырь у него выбьет. Вернулся домой под утро.

Стефан Здиславович, едва получив известие об отъезде хозяина, немедленно явился, в нетерпении занять своё место в супружеской постели. Вдоволь накувыркавшись и утолив свою страсть, они затеяли совещание:

– Ну что ты предлагаешь, Марьюшка, в отношении твоего тирана, хочешь, я просто застрелю его?

– Желаешь пойти на каторгу? Это непременно случится.

– Нет, на каторгу не хочу, лучше уж застрелиться. Но есть же какой-то выход?

– Выход есть, я предлагаю тебе примириться с Васькой, и оставим всё как есть.

Боржевский перевернулся и чуть не упал с кровати:

– Ни за что!

– Обожди, не кипятись. – Мария Николаевна погладила любовника по груди, животу, спустилась ниже, отвлекая его внимание на приятные сексуальные забавы.

Стефан Здиславович замолчал и часто задышал, почувствовав ласковые женские ручки внизу живота.

– Зачем нам сейчас дуэль, только привлекать внимание полиции и жаждущей до спектакля публики?

Мария убрала руку, чтобы любовник немного успокоился и стал способен воспринимать её доводы.

– А если он снова начнёт над тобой измываться?

– Нет, сейчас более того уж не будет, он испугался. А ты будешь по-прежнему навещать меня.

Последняя фраза Тарновской решила исход совещания, Боржевский согласился с её доводами.

– Когда и где произойдёт наше примирение? – поинтересовался поляк, вновь привлекая к себе такое манящее женское тело.

– А вот это нам с тобой и предстоит сейчас обсудить.

Но обсуждение состоялось уже поздней ночью, любовник не мог больше сдерживать свою страсть и набросился на женщину, как изголодавшийся хищник на добычу.

Ушёл он лишь в три ночи, Василия ещё не было.

* * *

День уже перевалил на вторую половину, когда за обедом Мария объявила мужу:

– Ну что ж, милый, я готова примирить тебя с Боржевским.

Она уже давно не называла Василия таким словом, поэтому он понял, что жена что-то надумала, ведь у Маришки ничего не бывает просто так.

– Как это я смогу с ним примириться, когда он хочет меня убить?

– Я всё решу, и сделать это надо при всех, чтобы по Киеву больше не ходили сплетни о нас.

Тарновский попытался заявить протест, но супруга властным жестом остановила его:

– Никаких возражений, как я решила, так и будет.

Следующий день, 7 декабря, стал для Василия самым мучительным. Он никак не мог найти себе места, ходил из комнаты в комнату, потом решил вообще уехать из Киева. И уже собрал саквояж, как появилась Мария, с утра ушедшая по своим делам.

– Куда это ты собрался, Васюк? – спросила голосом, не предвещавшим ничего хорошего.

– Хотел навестить усадьбу, посмотреть, как там идут дела.

– Какие дела зимой? Не выдумывай. Вечером мы идём в театр, а потом ужинаем в ресторане со Стефаном Здиславовичем.

– Нет, нет, – испуганно попятился Василий, – я не пойду.

– Как это ты не пойдёшь? Не хочешь мириться, желаешь, чтобы он тебя отправил на тот свет?

– Нет, не желаю, но и ехать в театр не хочу.

– А как же тогда примириться? Другого пути нет.

– Я не поеду.

– Поедешь, никуда не денешься, собирайся быстро, если не хочешь стать трупом.

Решительность жены, перед которой Василий робел и признавал её лидерство в семье, не позволяла никаких других вариантов.

Вскоре супруги направились в театр. С ними была троюродная сестра Марии Марианна Вишневецкая и другие знакомые. После окончания спектакля всей компанией поехали ужинать в ресторан гостиницы «Гранд-Отель».

В большом зале ресторана было многолюдно, приехавшая компания расположилась за большим столом. Гости весело переговаривались, все выглядели со стороны как дружные, довольные друг другом люди. Рекою лилось шампанское, пустели бутылки с коньяком и водкой, даже сладкий ликёр – любимое питьё женщин – пользовался спросом.

Боржевский весь вечер был в ударе, шутил, смеялся, заказывал любимые Марией Николаевной цыганские романсы. Зато Василий испытывал неимоверные муки, сидя рядом с человеком, которого всею душой ненавидел. Наконец во втором часу ночи наступила пора покинуть гостеприимное заведение. Стефан, который никогда ранее не платил за себя, в этот раз не позволил Тарновскому даже достать кошелёк:

– Нет, нет, мой друг, я сегодня угощаю всех.

– Приглашаю для закрепления договора о примирении отобедать завтра у нас в два часа пополудни! – торжественно произнесла Мария.

– А потом, – подхватил Боржевский, – все поедем на охоту, которую любезно согласился организовать для нас мой друг, барон Владимир Сталь фон Гольштейн.

Поляк взял руку Тарновской и что-то нашёптывал ей на ушко, иногда прерываясь, чтобы поцеловать узкую кисть с длинными пальцами. Василия передёрнуло от отвращения. Он уже ничего не соображал от выпитого, ненависть к наглому бретёру переполняла его.

В вестибюле швейцар подал пальто Марии Николаевне, и она вместе со своей родственницей Марианной Вишневецкой, которая в последнее время сопровождала её выходы в свет, прошла вперёд. За ними шли Василий и Боржевский. Стефан остановил Марию, поцеловал ей одну руку, потом другую.

«– Я люблю тебя, я готов жизнь за тебя отдать», – произнёс он по-французски.

– Тише, пожалуйста, здесь люди, многие знают французский, нас могут услышать, – предупредила его осторожная Тарновская.

К подъезду гостиницы был уже подан экипаж. Стефан вышел вперёд и подал даме руку, чтобы помочь подняться в коляску. При этом наклонился к её лицу и поцеловал. У идущего сзади Василия потемнело в глазах, он и так весь день был на нервах и плохо себя контролировал. Выхватив револьвер, Тарновский выстрелил в Боржевского. Тот упал как подкошенный.

На звук выстрела выскочили работники ресторана и остающаяся в нём публика. Раненого подняли с земли и, поддерживая, повели в тот номер, который он занимал в этой гостинице. Мария Николаевна, забыв о своём супруге, шла рядом, сопровождая любовника, все окружающие сразу поняли, на чьей она стороне.

– Приготовьте мне, пожалуйста, номер, соседний с номером Стефана Здиславовича, – попросила она служащих, – я там буду ночевать.

При этом даже не оглянулась на понуро стоявшего мужа.

К раненому немедленно вызвали карету скорой помощи. Приехавший врач определил, что пуля попала в шею с задней стороны, но сонную артерию не затронула, хотя и засела глубоко в тканях. Он сделал перевязку, успокоив Марию, что рана не опасна для жизни, а пулю извлекут позже.

Тарновский вскочил в ближайшие сани и приказал извозчику:

– Немедленно вези меня в полицию, я человека убил.

Кучер потом на допросе показал, что пассажир выхватил револьвер и пытался застрелиться. Извозчику даже пришлось с ним побороться, чтобы выхватить оружие и убедить не делать глупостей.

– Он вёл себя как сумасшедший, – рассказывал кучер, – кричал: «Я совершил страшное преступление, я не достоин жить».

В два часа ночи подъехали к полицейскому управлению, и Василий в сопровождении кучера прошёл к киевскому полицмейстеру.

– Вот мой револьвер, возьмите, там осталось ещё пять пуль. Я убил человека, я преступник!

– Успокойтесь, Василий Васильевич, возьмите себя в руки. Расскажите всё по порядку о том, что произошло.

Прыгая с места на место, путаясь, Тарновский рассказал полицмейстеру о происшествии.

Кое-как успокоив возбуждённого Василия, которого хорошо знал, полицмейстер, сочтя его обезумевшим, спросил:

– Есть ли у вас, где провести ночь, какие-нибудь друзья, родственники?

– Да-да, прошу отвезти меня к моему другу Михаилу Воронцову.

– Конечно, мы сейчас проводим вас.

Сопровождающий полицейский рассказал Михаилу о происшедшем и попросил попытаться успокоить друга. Но Тарновский был так возбуждён, что, несмотря на все старания, его не смогли утихомирить до утра.

На следующий день весь Киев только и говорил о случившемся, обсуждал участников этой драмы, хорошо известных в городе.

Часть вторая. Развязка

Тарновская

(Сонет с кодой)

По подвигам, по рыцарским сердцам,

Змея, голубка, кошечка, романтик —

Она томилась с детства. В прейскуранте

Стереотипов нет её мечтам

Названья и цены. К её устам

Льнут ровные «заставки». Но – отстаньте! —

Вот как-то не сказалось. В бриллианте

Есть место электрическим огням.

О, внешний сверк на хрупкости мизинца!

Ты не привлёк властительного принца:

Поработитель медлил. И змея

В романтика и в кошечку с голубкой

Вонзала жало. Расцвела преступкой,

От электрических ядов, – не моя!.. —

Тарновская.

Игорь Северянин
Веймарн, 1913, август

Глава первая. Барон Владимир Александрович Сталь фон Гольштейн

Старинная приморская крепость Акра[10] глядела своими окнами-бойницами на морскую гладь. За 5000 лет со дня основания она пережила множество завоевателей. Во время третьего Крестового похода два года осаждал её Ричард Львиное Сердце, пока, наконец, в 1190 году жители не вынесли ему ключи от города. Акра стала столицей Иерусалимского королевства крестоносцев. Здесь немецкими паломниками был создан госпиталь для лечения раненых и больных соотечественников. Немецкие купцы организовали на базе госпиталя братство, которое взял под своё покровительство герцог Фридрих Швабский и ходатайствовал о получении на него папской грамоты. Это братство впоследствии получило военный характер и стало известно под именем Тевтонского ордена.

Через сто лет Тевтонский орден стал владельцем крупного немецкого города Нюрнберга и продолжил расширяться. К концу XIII века орден укрепляется в Восточной Европе, захватывает польский Гданьск и всё Восточное Поморье, выходит к границам Литвы. Немецкие рыцари-крестоносцы, поселившиеся в Ливонии[11], образовали Ливонский орден, который объединился с Тевтонским и вошёл в его состав, сохранив свою автономию. Местом пребывания магистра стал Венденский замок[12]. В 1343 году между Тевтонским орденом и Польшей был заключён мир, который открывал немецким рыцарям дорогу в их набегах на Литву.

После ряда войн в 1525 году государство Тевтонского ордена на территории Пруссии перестало существовать, перейдя в вассальную зависимость от Польши.

Ливонская же часть ордена была разгромлена и ликвидирована в 1561 году войсками Ивана Грозного.

Но ещё в середине XV века появляется в Прибалтике барон Иоанн Сталь фон Гольштейн, род которого зародился в германской области Вестфалии в XII веке. Он вступает в братство рыцарей Тевтонского ордена и вскоре становится фогтом[13]. После его смерти в 1515 году потомки постепенно секуляризировались, вышли из орденского братства и стали землевладельцами и торговцами.

В 1629 году Ливонию завоёвывают шведы, и многочисленные ветви семьи Сталь фон Гольштейн стали служить шведским королям.

В 1709 году, после поражения шведского короля Карла XII под Полтавой, балтийские провинции становятся частью Российской империи Петра I. Царь, по своему обыкновению привлекая иностранцев, подтвердил права и привилегии ливонского рыцарства и предложил балтийским немцам руководящие должности в Российском государстве.

Постепенно, в течение XVIII–XIX веков, бароны Сталь фон Гольштейны становились полковниками, генералами и фельдмаршалами, командовали гвардейскими и гусарскими полками и корпусами, были учёными, членами императорского совета, генерал-губернаторами, послами.

Назад Дальше