Алексей сделал вид, что разделяет мой оптимизм. Хотя и не произвольно подёрнул плечами.
– Почему меня не выпускают из палаты? – поинтересовался я.
– У Вас острая лучевая болезнь, Максим, мы стараемся оградить наших пациентов и работников от любых контактов с Вами, кроме того, стерильность палаты на начальном этапе лечения пойдёт только на пользу. И как только мы добьёмся положительных результатов, Вас перенаправят в другой медицинский центр.
– Зачем меня лечить? я же всё равно уже не жилец?
– Такова этика нашего правительства, – торопливо закончив разговор, Алексей, взглянул на приборы, сделал какие–то записи в блокноте и поспешил удалился.
Лучше мне не становилось, скорее, наоборот. Рвота с каждым днём усиливалась. В мозг пришло страшное желание поскорее отправится туда, где я смогу вновь обнять любимую семью, но, независимо от моего желания, судя по словам Алексея, этот день не заставит себя долго ждать.
В госпитале я провёл ещё около двух месяцев. Постоянное нахождение в палате, не имея даже малейшей возможности выйти на свежий воздух и поговорить с другими людьми, действовало на меня крайне угнетающе. С каждым новым днём чувство одиночества и внутренней опустошённости усиливалось. Через некоторое время мене дали разрешение посещать оборудованный специальными тренажерами спортивный зал, где я смог понемногу восстанавливать свою прежнюю форму. Хотя делал это исключительно лишь для того чтобы не на долго избавится от гнетущих мыслей и переживаний.
Персонал госпиталя крайне редко посещал меня, скорее всего, это было связано с тем, что какие бы силы и средства не тратились на моё лечение, исход будет непременно один. Используя сильно действующие препараты, удалось практически до нуля снизить передаваемый радиационный фон и я стал практически безвреден для окружающих. Несмотря на это чаще посещать меня не стали, видимо, больничный персонал просто не хотел лишний раз беспокоить ненужными процедурами, а, может, они просто не хотели общаться с умирающим человеком. И в этом я прекрасно их понимал.
С каждым новым днём, проведённым в этих стенах, я все больше начинал чувствовать себя потерянным и отрешённым от окружающего мира. Сидя на кровати в тусклом свете лампы ночного освещения, в голову не раз приходил один и тот же вопрос – "Каков смысл лечения, если мой жизненный путь практически подошёл к своему трагическому финалу?"
Проводя аналогию с людьми, больными самыми страшными и неизлечимыми болезнями, но все же борющимися до конца, я понял, что, скорее всего, чувство самосохранения, заложенное в сущности человеческого сознания, не даёт разуму осознать то, что исход уже предрешён и будущее не изменить.
По моей просьбе Алексей принёс в палату библию, которую я начал читать первый раз. Конечно, когда ты живёшь полной жизнью и не задумываешься о том, что рано или поздно она закончится, в голову даже не приходит мысль о том, что ждёт нас потом.
Так пролетали часы, дни, месяцы, но в один из таких серых и безликих дней мне принесли одежду и попросили как можно скорее переодеться, так как готовился мой переезд в специализированный медицинский центр, где я, скорее всего, проведу последние дни своей жизни.
Я быстро собрался, хотя чего уж тут было собирать. Из всех вещей, что у меня были – только одежда и средства личной гигиены. Единственное, что мне пришло в голову сделать – это сбрить бороду, которая росла на протяжении последних месяцев.
В палату зашёл Алексей, одет он был как обычно в белый, слегка затертый халат, на его лице светилась улыбка.
– Максим Анатольевич, машина ждёт Вас у комплекса. Вы готовы?
Перед выходом из палаты я ещё раз взглянул на себя в зеркало. Мне показалось, что за прошедшее тут время моё лицо постарело на десятки лет. Оставшийся пучок волос был практически седым, а в черных зрачках уже угасли те яркие, некогда сверкающие огоньки. Взгляд стал пустым и блеклым.
– Веди, – выдохнув, буркнул я, полностью повинуясь этому странному человеку.
Алексей вёл меня по бесконечным больничным коридорам, в которых навстречу тут и там попадались идущие по своим делам врачи, медицинские сестры и люди в больничных халатах.
Дойдя до главного фойе корпуса, Алексей остановился у стойки регистрации.
– Вам туда, – махнул рукой Алексей и принялся заполнять какие–то бумаги.
– А Вы со мной разве не пойдёте? – Мне что идти туда в одиночку? – удивился я.
– К сожалению, нет, мне нужно заполнить кучу бумаг, – торопливо пробубнил Алесей и небрежно махнул рукой в сторону выхода. – Вас там ждут, в моем присутствии нет необходимости, добавил врач и уткнулся в стопку бумажек лежащих на стойке регистрации.
– Ну и порядки тут! – выругался я. – То они с меня глаз не спускают, то отправляют чуть ли не на все четыре стороны.
Тем не менее, на душе чувствовался какой никакой эмоциональный подъём. Уже давно хотелось послать всё тут к чертям и сбежать на встречу призрачной свободе.
Окинув прощальным взглядом толпу неспешно шатающихся по центральному атриуму пациентов и врачей, я направился к выходу из главного здания, ставшего для меня скорее тюрьмой, нежели медицинским учреждением.
Оказавшись по ту сторону от входной двери сразу же почувствовалось, как же сильно я соскучился по не кондиционируемому воздуху, лёгким порывам ветерка, щебетанию первых весенних птиц и яркому свету солнца, в лучах которого утопал зелёный сад, раскинувшийся вдоль зданий больничного комплекса.
Территория комплекса была усеяна маленькими красивыми беседками, в которых сидели люди, облачённые в белые больничные халаты. Огромный парк окружал комплекс высотных строений, являющихся медицинскими корпусами госпиталя. Лучи яркого весеннего солнца отражались от стеклянных панорамных окон и освещали всё пространство вокруг, придавая картине поистине умиротворяющий оттенок.
На отгороженной площадке стоял фургон с эмблемой госпиталя и небольшой внедорожник сопровождения.
Четыре человека в костюмах сотрудников медицинского департамента, стоявшие возле машин, громко смеялись, обсуждая какую–то шутку. Подойдя к ним, я представился и они, осмотрев меня беглыми взглядами, начали расходиться по своим машинам. Старший сотрудник попросили меня занять место в кузове больничного фургона, а сам, заняв место в кабине, дал команду автопилоту начать движение по маршруту. Двигатель фургона тут же почти неслышно загудел, и мы тронулись, постепенно набирая скорость.
Глава 2
Машины ехали по холмистой лесной местности. За окном то и дело мелькали рощицы деревьев, кустарники и овраги. Под монотонный гул мотора и шуршание резины о поверхность идеально ровного асфальта я незаметно для себя начал погружаться в томительный сон.
Мне снилась девушка, указывающая пальцем на что–то позади. Она была похожа на Кристи, но цвет волос и фигура казались другими. За ней я увидел очертание маленькой девочки, играющей с куклой. Она внимательно смотрела на меня своими бездонными яркими глазами и широко улыбалась.
Вдруг сквозь сон до меня донёсся тонкий пронизывающий звук, будто комар пролетел рядом с ухом. После чего раздался громкий хлопок со стороны левого заднего колеса, и машина резко изменила направление движения. От стремительного манёвра меня выбросило из кресла и с чудовищной силой ударило о борт фургона. Секундой позже позади раздался оглушительный грохот, через задние окна я увидел на месте едущего в сопровождении автомобиля огненный шар и разлетающиеся в разные стороны металлические обломки.
Дыхание перехватило.
– Не может быть! – выкрикнул я, – да что же это!?
Я попытался окрикнуть старшего машины, но вместо вразумительного ответа услышал лишь сообщение автопилота о прекращении работы и передачи управления водителю. Там, где должна была быть видна голова рулевого, отчётливо виднелось красное пятно на лобовом стекле и маленькая паутинка трещин.
На огромной скорости фургон вылетел с дороги и совершив несколько головокружительных пируэтов замер, уткнувшись в густые заросли каких–то придорожных растений. От сильного удара головой сознание помутнело, и я словно вновь очутился в эпицентре той самой катастрофы, унёсшей жизни всей моей семьи.
Забвение оказалось на удивление не долгим, задние створки фургона с треском распахнулись, и яркий солнечный свет заставил меня прикрыть глаза ладонью. Весь мир казался окутанным в красную пелену, очевидно от крови, стекающей из посечённого лба.
Когда зрачки привыкли к яркому свету, я увидел здорового бугая с ломом и в бронежилете. Он стоял, вальяжно оперевшись на распахнутую дверцу фургона, передвигая окурок сигареты из одного уголка рта в другой.
– Клиент тут! И даже, вроде, живой ещё, – бросил кому–то бугай. – Тем хуже для тебя, – уже обращаясь ко мне, сквозь зубы процедил он.
Их было человек семь или восемь, все были одеты в одинаковую чёрную форму и имели схожее снаряжение. В руках хищно поблёскивали штурмовые плазменные винтовки с голографическими прицелами.
Один из нападавших открыл дверь фургона. Безвольным мешком оттуда вывалился труп водителя, плюхнувшись на асфальт с глухим неприятным звуком. Тут же стало очевидно, что я остался последним выжившим из людей, находившихся в этих автомобилях.
Меня поволокли к стоявшим на обочине фургонам, не имеющим опознавательных знаков, в том числе номерных. Чёрный цвет и наглухо тонированные стекла не предвещали ничего хорошего.
– Кто вы такие? – начал я, как бы попытавшись завязать диалог с целью разузнать их требования, но вместо ответа хороший удар прикладом винтовки отправил меня досматривать так бесцеремонно прерванный в сон.
_____________________
Маленькая девочка, смотрела на меня глубокими озёрами широко распахнутых глаз и тихонько похихикивала.
– Папа, – ласково произнесла она, протягивая ко мне свои руки, – папа, ты ведь никогда меня не бросишь? – тихим нежным голосом, словно журча крошечным ручейком, спросила девочка, пристально глядя мне в глаза.
Но вдруг женщина, стоящая рядом с ней, одёрнула меня за плечо и холодно спросила: – Максим Анатольевич?
– Опять это чувство, черт бы его побрал, – ругнувшись, я попытался открыть глаза, но из–за яркого пучка света, направленного прямо в лицо, сделать этого не удавалось.
Нежный женский голос начал искажаться, и вот он уже не такой ласковый и мягкий, он превращался в грубый мужской бас. – Я ещё раз спрашиваю, ты Макаренко Максим Анатольевич?
Резкая и звонкая пощёчина заставила меня приложить максимум усилий к тому, чтобы поднять веки и хотя бы своим видом показать, что я слышу вопрос.
– Да, – с трудом пробурчал я.
– Какие у Вас планы на Луне? – грубый мужской голос старался как можно быстрее донести вопрос в мой просыпающийся мозг.
– На Луне? – я промямлил себе под нос, пытаясь понять суть вопроса.
Очередной шлепок по щеке не дал мне много времени на обдумывание ответа.
– Я, я не понимаю, о чем речь, – попытался собраться с мыслями и дать хоть какой–то ответ.
Приоткрыв глаза, я попытался осмотреться. Помещение, в котором я оказался, напоминало маленькую конуру. Ни одного окна. Я был пристегнут пластиковыми наручниками к стулу, который в свою очередь оказался намертво приварен к полу. Вторым атрибутом мебели являлся табурет у противоположной стены. Помимо меня в комнате находились ещё трое вооружённых людей в сером камуфляже и с чёрными масками на лицах.
– Нет нужды врать, Максим, – произнёс человек, стоявший чуть поодаль от моего стула, – нам доподлинно известно, что Вы хотите проникнуть на объект корпорации «ArmStrong» и помешать планам профессора Кромвеля.
– Неужели ты думал, что твой глупый план просто так легко воплотить в жизнь? – с усмешкой спросил второй человек в маске. – Все члены твоей шайки будут обязательно пойманы и уничтожены.
Говоривший боец снял маску и подошёл ближе ко мне. Он не был высокого роста, не казался грозным боевиком или политическим деятелем, представляющим интересы тех или иных корпораций, хотя и имел крепкое мускулистое тело, очертания которого было видно даже через плотный камуфляж. В его черных глазах не отражались практически никакие эмоции, свойственные обычному человеку. Его страшный и в то же время пустой взгляд напомнил мне взгляды людей, прошедших тяжёлый жизненный путь, страшные войны, последствия катастроф. Казалось, в его глазах до сих пор тлеют остатки воспоминаний пережитой им трагедии. Невольно, сам не зная почему, но я его понимал, наверное потому что уже видел такие же пожирающие огоньки в отражении своих глаз.
– Итак, я ещё раз спрашиваю – где остальные члены твоей банды?
– Я правда не понимаю о чем Вы, я простой человек!
– Я прекрасно знаю, кто Вы, Максим, – мужчина поставил напротив меня табурет и сел.
– Но, Вы ведь не будете отрицать, что знаете профессора Кромвеля?
– Знаю, – я утвердительно кивнул головой, – но мы не виделись уже более семи лет, после того как его корпорация кинула нас с проектом той станции, спроектированной мной же.
– Уже лучше, но меня больше интересуют Ваши планы на луне касательно вашей термоплазменной станции, и местонахождение остальных членов Вашей, так сказать, организации.
– Я ещё раз повторяю, что не знаю ничего о том, о чём Вы говорите! – я старался быть убедительным, на сколько это было возможно.
– Понимаю, нелегко сдавать своих, но можешь мне поверить, я получу нужную информацию, хочешь ты того или нет, а иначе, – он жестом указал на пистолет, висевший на поясе охранника стоявшего рядом с дверью.
Главарь встал с табуретки, подошёл к человеку в чёрной маске и, похлопав его по плечу, удалился из помещения.
Посмотрев вслед ушедшему командиру, боец подошёл ко мне.
– Ты обязательно все расскажешь, – сказал он и в очередной раз наотмашь ударил меня по лицу.
Перечень пыток не был слишком большой или зловещий, как это показывают в кино, но если бы я хоть что–то знал, то обязательно раскололся, и все эти сказки о нечеловеческой выносливости героев боевиков не более чем надуманное преувеличение.
Прошёл час, а может быть и не один. Порой казалось, что миновали не одни сутки. Парни заметно выдохлись, отбивая мне почки и нанося удары по лицу. Моя непреклонность, похоже, начала убеждать их в том, что известно мне не так уж и много, а точнее – ни–че–го.
– Неужели вы думаете, что пытками, угрозами убийства или страшных увечий можно запугать человека, лишённого смысла жизни, от которой и так остались считанные дни? – я презрительно выплюнул на пол скопившуюся во рту кровь.
Покрутив перед моим лицом плазменным пистолетом, боец демонстративно зарядил магазин в рукоять и, взведя курок, приставил дуло к виску:
– Последнее желание, мразь? – сквозь зубы процедил он.
Дыхание остановилось, мысли перемешались. Как можно понять и осознать то, что через секунду ты перестанешь существовать?
Неожиданный хлопок в дальнем конце помещения заставил меня приоткрыть глаза. Человек, державший пистолет непроизвольно повернулся в сторону резкого звука.
В помещение залетела свето–шумовая граната, и в ту же секунду ослепительная вспышка заставила всех людей в зажмуриться. Резкий толчок в спину повалил меня на пол вместе со стулом, к которому был пристегнут браслетами.
Плазменные очереди расчертили все помещение прямо перед глазами. Я увидел как безвольной куклой упал охранник. Под ним начала растекаться алая лужица, ясно давая понять, что жизнь этого человека оборвалась.
Грохот выстрелов полностью заглушил крики раненых и умирающих людей.
Резким движением меня подняли. Один точный взмах большим армейским ножом освободил руки от стягивающих пластиковых наручников.
– Ты пойдёшь с нами! – услышал я грубый, но, как показалось в грохоте боя, женский голос.
В ту же секунду меня подхватили под руки и поволокли к выходу из помещения.
Коридоры комплекса были обесточены, тусклый свет аварийного освещения лишь изредка разрывался яркими вспышками выстрелов. На лицах нападавших были одеты приборы ночного видения, так что ориентироваться в темных коридорах им не составляло большого труда.
Каждое следующее помещение, попадающееся на пути отхода, зачищалось броском гранаты и очередью из плазменных винтовок. Для того, чтобы не попасть в окружение, на всех ключевых перекрёстках бесконечных коридоров были выставлены контрольные точки из одного–двух человек, занявших круговую оборону, немедленно отходивших сразу после нашего прохода. Действия бойцов были поистине профессиональными, это я понял по их невозмутимым лицам и движениям, отточенным до автоматизма. Прикрывавшая отход группа из двух бойцов закидывала дымовыми грантами охранников комплекса, пытавшихся вести преследование.