От воспоминаний Сашку отвлек странный шум впереди, одновременно напоминавший гусиное гоготание и искаженный журавлиный крик. «На два часа!» – раздался громкий шепот в наушнике. Цепь разомкнулась, бойцы рассредоточились, не выпуская из виду обозначенное направление. Александр шагнул за широкий дубовый ствол, достал бинокль, осторожно выглянул, направляя оптику чуть правее их прежнего маршрута. Сквозь поредевшие листья проступила полянка, на которой и происходила та самая непонятная возня, производившая шум.
Всмотревшись, Сашка чуть не выронил прибор, до того тошнотворная предстала его глазам картинка. Посреди поляны валялся дохлый зверь. Может, медведь, может, волк небывалых размеров. Но не это было главным. На звериной туше сидела огромная уродливая птица, выдирала куски тухлого мяса и с видимым удовольствием их пожирала. В десятикратном увеличении были отлично видны детали – мощные крылья с обломанными, неровными перьями, хищный клюв, рвущий плоть, бурые капли, разлетающиеся в разные стороны. Кровавое пиршество сопровождалось шумом и тем самым жутким клекотом, эхом разносившимся по лесу. Сама птица, если верить глазам, была размером с теленка. Внезапно на полянку спикировала похожая крылатая падальщица, только чуть меньше. Началась битва за еду. Птицы взлетали, выставляли когтистые лапы, не давая подступиться к добыче, долбили друг друга клювами, словно клинками. Клекот сменился гортанными криками и шипением. Наконец одна из дерущихся особей пропустила сокрушительный удар в горло и рухнула, дергая кривыми лапами и истекая кровью. Победительница невозмутимо продолжила свой обед, косясь на подыхающую товарку. «И ее тоже потом сожрет», – в ужасе подумал Сашка. Он огляделся, выискивая товарищей. Увидел Николая, замершего с биноклем неподалеку. Словно почувствовав взгляд, Белов оторвался от созерцания неприглядной картины, опустил руки. Затем схватился за живот, скрючился, и его начало судорожно выворачивать на кусты черники. Александр несколько раз глубоко вздохнул, борясь с тошнотой, сделал несколько шагов к напарнику. Раздалась негромкая команда: «Продолжаем движение, обходим поляну справа». Николай увидел приближающегося Сашку, кивнул успокаивающе – мол, все в порядке, и они осторожно двинулись за отрядом, вновь выстраиваясь в живую цепь.
«Нет там никакой радиации! Там такая зараза сидит, что по сравнению с ней Чернобыль курортом кажется!» – гремел тогда Пашка на весь дом, разливая по рюмкам вторую бутылку.
Дверь Александру открыла Ира. Выглядела она осунувшейся, какой-то уставшей, опустошенной. Почему-то совсем не удивилась его визиту, вяло махнула рукой, мол, проходи. Сашка вдруг почувствовал жалость. Не остатки любви, тут ничего не шевельнулось даже, именно жалость, как к другу, к близкому когда-то человеку. Что происходит? Что случилось с веселой, отчаянной, уверенной в себе Иркой? В коридор вышел Павел. На экране не была заметна ранняя седина на висках, глубокий шрам над левой бровью. Хотя это был все равно прежний Пашка – широкоплечий, с каменными мускулами, настоящий русский богатырь. Сначала неловко пожали друг другу руки, потом обнялись. После этого напряжение отпустило. Стало проще, будто вернулись юность и утраченная дружба.
Сашка тогда здорово удивился своим ощущениям. Он боялся этой встречи, шел после долгих раздумий и сомнений. Но тут вдруг почувствовал, что все прошлое, горькое, разделяющее, куда-то исчезло, растворилось. Может, потому, что, глядя на Ирину, он теперь не испытывал трепета, болезненной привязанности. Эх, если бы он еще тогда понял, что кипело в нем по большей части уязвленное самолюбие, эгоизм, мать его, желание быть первым и единственным! А понял бы – любовь смогла бы и потесниться, уступив место благородству и дружбе.
Никто не виноват, просто так сложилась жизнь. Сашка снова вспомнил Иркино признание, слова: «Ты хороший! Ты себе лучше найдешь!» Она ведь тогда и правда чуть не плакала, жалела его, искренне желала счастья. А он… вот балбес! Вслух Александр, конечно, ничего такого не сказал, но Пашку обнял как брата и был от души рад воссоединению.
Они тогда просидели на кухне до утра. Пили, говорили и снова пили. Больше, конечно, Павел. Рассказывал, до хруста сжимая кулаки, стучал стаканом о стол. Сашке тогда бросилось в глаза – на правой руке друга не хватало двух пальцев, мизинца и безымянного, а средний был укорочен почти на фалангу.
«Ты пойми, все врут! Те, которые из телика говорят, ладно, работа у них такая, панику гасить. Но ведь, заразы, и в частях, своим подчиненным всю правду не говорят. Народу из-за этого полегло столько, что точно до сих пор не сосчитали. Не веришь? Да ты пей! На трезвую голову такое вообще не уложится, я и сам до сих пор удивляюсь, когда думаю, что вокруг творится.
Когда бахнуло, я как раз в пожарной части служил. А куда еще после десантуры, не в охранники же? Поначалу-то вообще никто ни о чем плохом не думал, наоборот, красиво – фотки в интернете, фейерверк с небес, пришельцы прилетели. Тунгусский метеорит все вспоминали. А потом началось – то там, то здесь люди болеют, умирают, эпидемия. Думаешь, только у нас? Да по всему миру людей выкашивало, в городах, которые неподалеку от камней оказались. Только нам-то откуда было знать! Лежат себе где-то камушки, может, близко, может, далеко, точные координаты-то сразу засекретили. Подозревали, конечно, некоторые, связывали события, но доказательств не было. А что эпидемия, новый вирус, так мало ли их появляется – то Эбола, то свиной-птичий, почти привыкли уже. А про эти треклятые метеориты вообще уже почти не вспоминали.
Ты пей, Санек! Пей и слушай. Мне выговориться нужно, иначе с ума сойду. Видел Ирку? Она со мной измучилась совсем. Все просит уехать отсюда и забыть, что знаю. А как тут забудешь, когда мир на волоске висит?!
Попал я в госпиталь после одного случая, зацепило на пожаре. Там познакомился с лейтенантом из отряда ликвидаторов, от него-то случайно правду и услышал. Он с меня, конечно, слово взял, что не проболтаюсь, подсудное дело – он расписку давал. Но теперь-то все равно, шила в мешке не утаишь. Короче, дело было так.
После „дождя“, когда определили места падений, сразу заметили странность, причем и наши, и забугорные – все метеориты легли точно по заброшенным военным базам, прямехонько в самую середину. Как будто их кто прицельно положил, заранее места выбрал. Сразу направили вертолеты, ученых за пробами. И что ты думаешь, еще на подлете, километрах в пяти от места, начали глючить приборы, а потом и совсем отказали. Часть вертолетов успели развернуть, а большинство там же и рухнули. Стали изучать дистанционно, то со спутников, то на подступах, насколько было возможно – эта дрянь светящаяся, она всю электронику блокирует, защищается. Почему светящаяся? Да потому что камни эти выглядят как угли в костре, горят красным, только что без дыма, издалека заметно. Лейтенант своими глазами видел, он в то время под Волоколамском служил, особенно ночью заметно – столб красного света, как от прожектора. Ну так вот, ученые, насколько смогли, выяснили, что состав этих камней особый, не имеет аналогов на Земле. Оно вроде и понятно – из космоса же прилетели, но у них ничего общего и с другими метеоритами, которых за века на нашу планету нападало изрядно… Ни радиации, ни магнитного излучения нет, а идут какие-то импульсы, волнами расходятся по округе. В общем, сенсация, открытие! Объявили места падений природной аномалией и Зоны засекретили. У нас по России таких несколько десятков – под Москвой, под Питером, на Урале, в Сибири.
Поставили внешнее оцепление, стали туда пеших военных направлять за образцами, и кого – новобранцев из ближайших частей: задачка-то вроде несложная, марш-бросок, пробы и обратно. Только из тех, первых отрядов, практически никто и не вернулся. На Урале несколько человек приползли еле живыми да потом один за другим и померли. Вылазки отменили, пошло изучение по полной программе. Выяснили, что импульсы эти при длительном воздействии на человеческий организм уничтожают его изнутри – типа рака, только очень быстро развивающегося. Кому больше досталось, тот умер за считаные минуты, кому меньше – успел вернуться, но все равно потом умер от полученной дозы. И ни химзащита, ни противорадиационные костюмы не помогают, пробивает их эта дрянь на раз. Одно хорошо – радиус излучения невелик, километров пять, максимум десять, а дальше чисто. И приборы на расстоянии работают.
Объявили карантин, сразу стали буферные зоны вокруг аномалий создавать, поэтому вокруг каждого камня сейчас два периметра, внешний и внутренний. Американцы, они побойчее наших будут, стали свои зоны обстреливать, да куда там – камушки оказались крепким орешком, как „горели“, так и по сей день „горят“. Но, спасибо заокеанским партнерам, их ученые нашли способ отражать излучение. По их технологии стали делать защитные экраны, вроде колпаков над Зонами. Только колпаки оказались дырявыми, через пару месяцев в ближайших населенных пунктах стали люди умирать. И вроде как не повально, выборочно, в основном больные и старики. Мать твоя, отец мой. Помянем, Сань, царствие им небесное!
Так о чем я? Да, эпидемия. И опять народу правду не сказали, приказ сверху – успокоить, придавить панику. Потом вроде бы само собой все прекратилось, после того как кладбища местные разрослись до невиданных размеров. Только дальше стали мутанты появляться в тех лесах, что вокруг Зон расположены. Я как это от лейтенанта услышал, все, думаю, – свихнулся мужик. А он мне фотографию под нос – лежит зверек дохлый, вроде хорька по виду, только размером с собаку и клыки как у крокодила из окровавленной пасти торчат. Картинка та еще, скажу, аж передернуло.
В общем, пока наши из правительства репу чесали, что дальше делать, уральцы, а у них там как раз основные исследования и проводились, сразу две важные штуки придумали – вакцину, защищающую от излучения, и, главное, – „хитиновые“ бомбы, единственное на сегодняшний день оружие, способное эти красные камни дезактивировать. Чего удивляешься? Название странное? Ну так-то это вещество называется хондризол-тротил, сокращенно ХИТ, оно, когда взрывается, наглухо блокирует излучение камней, укрывает их таким плотным „одеялом“, сквозь которое ничто не просачивается. Так что его в просторечии „хитином“ зовут. Полезное изобретение, что и говорить… Но тут, Саня, выяснилась еще одна хреновая вещь. Там, у этих красных камней, люди живут. Как пробрались туда через оцепления – неизвестно, а может, кто-то и раньше там жил, но теперь это вроде как заложники, и просто так „хитином“ Зону не накроешь. Вот только никакие они не заложники, а защитники, фанаты этой дряни. Думаешь, вру? Я и сам сначала не поверил, пока своими глазами не увидел, когда в отряд ликвидаторов попал. Секта поклонников Красных камней. Глаза пустые, будто вместо мозга воздушный шарик, а дерутся, как взбесившиеся машины. Ты на мою руку посмотри. Думаешь, зверюшка какая постаралась? Нет, брат, мне эти пальцы вот такой безумный монах откусил. Одно слово – зомби!»
Глава 3
Кто живет по законам другим
Если бы можно было забыть про битву чудовищных птиц на поляне, то лес показался бы даже приветливым. Давно рассвело, моросящий дождь прекратился, повис хрустальными каплями на ярких осенних листьях. Вон грибы растут, жмутся друг к дружке, целая семейка крепких боровиков. Красота! Только фиг забудешь ту мясорубку и сытое урканье гигантской падальщицы. А сколько еще таких сюрпризов будет на пути, какие еще твари могут выскочить из-за веселых березок или колючих кустов малинника? Но все равно лес тут добрый, светлый. Хорошо бы вычистить и вернуть его людям, чтоб все стало как раньше – грибы, охота, рыбалка и никаких мутантов. Разве что комары пусть остаются для баланса добра и зла.
Александр шел размеренно, даже немного расслабленно, двигался на автомате вслед за Николаем, соблюдая нужную дистанцию. До второго периметра оставалось совсем немного, а там… Мысли снова уплыли в тот вечер, на кухню в квартире Иры и Павла, к откровенному разговору, перевернувшему привычный Сашкин мир теперь уже в третий раз.
«После госпиталя понял – не могу отсиживаться в тылу, когда такая война идет. Подал документы в ликвидационный отряд. Приняли, конечно: бывший десантник, да еще и пожарный, опыта достаточно. Отправили на переподготовку, там сказанное лейтенантом подтвердилось. Не все, конечно – секретность, чтоб ее, уровни допуска. Про гражданских в периметре вообще никто не говорил, только про излучение. Потом отправили с отрядом под Питер, в Ольгинскую Зону. Тут уж информацию про защитников-сектантов скрывать не стали, только назвали их террористами и приказали, если что – не церемониться. Сначала засылали мелкие отряды, на разведку, готовились к штурму. Потом назначили день захвата.
А накануне разведчики притащили „языка“, мужичка из эпицентра. Не знаю точно, как его отловили, наверное, сам далеко от „гнезда“ отошел, но взяли тихо, без пальбы. Привели в штаб, допрашивать. Я как раз там был, детали операции прогоняли, остался послушать. Мужик в балахоне, глаза пустые, стеклянные, сидел вроде тихо, смотрел прямо перед собой. А как развязали, кинулся с рыком на нашего командира, как зверь, ей-богу! Мы, конечно, оттаскивать, разнимать, да куда там – вцепился хуже бешеной собаки, моментально майору шею прокусил. И ведь ценный, гад, убивать нельзя: выстрелили в ногу, в руку – бесполезно. А командир уже бездыханный лежит, только кровавая лужа по полу растекается. Тут я мужика сзади захватил, стал челюсти разжимать. Он тогда шею отпустил, кусок кровавый сплюнул и как вцепится мне в пальцы! Короче, пристрелили его все-таки. Только пальцы, скот, успел отгрызть и… проглотить. Так теперь с культями живу. Давай, Санек, за майора убиенного! Хороший был человек.
На штурм меня, конечно, не взяли, рука в бинтах, как шар – не то что стрелять, автомат не удержишь. Переживал, конечно, очень. Даже в морг ходил, чтобы еще раз на эту суку, якудзу новоявленного, посмотреть. А он лежит там такой обмытый, спокойный, и вроде как даже улыбается. Тьфу, нечисть! И майор наш на соседнем столе, рядом. В общем, хоть плачь от бессилия и злости. С поля боя приходили вести, ребят отсылали для связи в зону приема, туда, где техника начинала работать. Новости скупые, но обнадеживающие – продвигаются, стреляют на поражение, снимают снайперов. Потом сообщили – начался захват эпицентра. Наши туда шли уже без боязни „облучиться“, всем вкололи аногемму, ее теперь производили и поставляли в достаточном объеме. Ну и, наконец, прилетела радостная весть – жахнули камушек „хитином“, погас источник. Тут уже вертолеты отправили на место, проще стало. Камень потом отдельным спецтранспортом вывезли в международный научный центр на изучение. Не первый, как оказалось, трофей, были и раньше удачные захваты. Только с каждым разом камни будто дополнительную силу набирали. Чем их меньше, тем сильнее излучение, крепче оборона.
Да, и про монахов этих, зомбированных. Несколько человек выжили после штурма, их к нам на базу эвакуировали. Скрутили их, конечно, по полной программе, держали все время под прицелом. А они, ты представляешь, глядели с ужасом, словно ни фига не понимали, что происходит. Как дети малые, напуганные, жалкие. И не подумаешь, что несколько часов назад воевали как терминаторы. Да, слава богу, детей там не оказалось, только мужики и бабы. И все как один с повальной амнезией. Получалось, что камень их сознание контролировал, ими управлял, а после того, как погас, излучение заглохло и программа эта сволочная, что их убийцами делала, исчезла. Снова стали обычными людьми, как были прежде, только ломка у всех началась. Их, видно, там тоже на какой-то вакцине против излучения держали. И полный провал – ни как попали в Зону, ни про защиту камня никто будто и слыхом не слыхивал. Мозги у всех промыты начисто. Их потом по психушкам распихали.
Вот ты, Саня, на меня с Иркой зло держал, обижался. Предателями небось считал. А что мы могли тогда – любовь, брат, она тоже человеку мозги промывает. Не для плохого, конечно, но все равно похоже. Заставляет думать по-другому, жить иначе, отдавать себя любимому человеку. И бесполезно с этим бороться, как со стихией. Я, когда понял, что зомби эти обычными людьми были, сам раскаялся. Хрен с ними, с пальцами, без них проживу. Живую душу я загубил, по сути, безвинную, хоть и затуманенную. Просто не повезло бедолаге под излучение попасть – вот и мозги набекрень. И сам жизнь забрал, и себя сгубил. В общем, пожалел я тогда своего обидчика, понял и простил. Теперь обратного прощения мысленно прошу у него, по сей день. И ты, Саня, нас с Иркой тоже прости! Не в тему я об этом сейчас, понимаю, только не хочу, чтобы еще хоть какой-то… камень на душе оставался. Черт, теперь и само слово-то стало ненавистным.