Деревья росли почти вплотную к забору, так что она без труда подобралась к высокой ограде из кирпича и металлических решеток, причудливо сплетенных в ажурный узор. На вершине забора она увидела камеры, увидела еще давно, в самый первый свой визит, и уже тогда поняла, что камеры эти ей не помеха. Неподвижные и громоздкие, они помещались здесь скорее для вида, нежели для охраны. Да и от кого охранять? Яхта не бриллиант, в карман не положишь и не уйдешь, а посторонних охрана всегда обнаружит и выведет.
Фатима юркнула к последнему ряду деревьев и начала наблюдение. Все тихо и спокойно, никого, ни охраны, ни членов яхт-клуба, только тишина, шум волн и фонарики на деревьях по ту сторону забора. Внимательно следя за тем, чтобы не попасть в обзор камеры, Фатима черной тенью метнулась к забору и села, прислонившись спиной к кирпичному основанию. Выключив в своем сознании шум волн и музыку с набережной, она прислушалась. Да, она была права, гости ресторана расходились – она слышала их глосса, трезвые и не очень, хлопали дверцы машин, шумели двигатели. Еще немного, и на территории яхт-парка воцарится покой. Но так долго ждать она не могла, ночи были слишком коротки, а дел у нее было много. Надо было не только добраться до яхты, убрать Ситко и его охрану, так надо было еще и убраться оттуда самой, а до берега путь был неблизкий, надо было выплыть из бухты и, огибая врезающийся в море холм, доплыть до берега. Да еще не просто доплыть, а выбрать место потише и попустыннее.
А если яхта стоит у причала, спросила она себя, такое ведь может быть. Тогда ей придется выбираться с территории и молиться, чтобы все прошло тихо. И вот она сидела у забора, уже почти в одном шаге от того, кого должна была убить, и не могла пошевелиться. Тревога обрушилась на нее как цунами, сдавила стальными обручами грудь и молотом стучала в висках. Что-то ждало ее там, по ту сторону забора, что-то непредвиденное, что-то серьезное. Она знала это так же твердо, как и то, что не может уйти, не выполнив заказ, на который согласилась. Но и идти вперед ей не позволял инстинкт, тот самый инстинкт убийцы, благодаря которому она уже 8 лет зарабатывала на жизнь чужой смертью.
Неужели это мое последнее дело, думала она, прижимаясь спиной к забору и закрыв глаза, неужели я не вернусь? Или того хуже, неужели это засада и меня схватят? Если так, она собиралась доставить им массу хлопот и твердо решила, что живой службисты ее не получат. Или свобода или смерть, третьего не дано. И именно поэтому, потому что в жизни только две дороги, только две силы, только два выбора, она должна была сейчас решить: вперед или назад, жизнь или смерть, сила или слабость, бесчестье или честь. И она никак не могла сделать выбор.
– Ну давай же, размазня! Давай! Вперед! – Она с силой ударила себя кулаком по бедру, но ответа, который она так искала внутри себя, это не принесло.
Она дала себе слово, что уйдет, если что-то покажется ей подозрительным, но все как раз было тихо и совершенно спокойно, объективно, для отступления не было ни одной причины… кроме ревущего голоса интуиции. А разве это не причина?
– Если не можешь, уходи, – прошептала она, все еще не открывая глаз. – Хватит. Я больше этого не вынесу.
Я не боюсь потерять голову, я боюсь потерять лицо. Почему-то в голове всплыла старая японская пословица. И это помогло. Чего я боюсь, спросила себя Фатима, смерти? Нет, она так долго смотрела ей в лицо, что смерть ее не пугала. Тогда что удерживало ее от того, чтобы перемахнуть через забор и сделать то, для чего она рождена – убить? Страх быть пойманной, быть опозоренной? Но опять же, на Востоке лучшим избавлением от позора считали смерть, так что помешает ей воспользоваться этим средством? Но даже не это стало решающим фактором, принять окончательное решение ей помогло осознание того, что ей совершенно нечего терять. У нее никого нет, ее жизнь похожа на бесконечный бег наперегонки с тенью, у нее нет и не будет родных, она не доверяет людям и не любит их, так чего же она сидит тут и ставит под удар то единственное, что у нее осталось – свое имя?
– Может, в следующей жизни я буду счастливее, – прошептала она, открывая глаза и глядя на звездное небо холодным твердым взглядом. – И если жизнь – это игра, может, уже пора нажать на перезагрузку?
Я умею только одно, я проклята, подумала она, я потеряла все, взамен приобретя дар отнимать жизни. Видимо, это наказание за прошлые грехи – в этой жизни служить посланником смерти, так неужели моя жизнь так хороша, чтобы ею дорожить? И если там засада, и меня убьют, разве не означает это окончание моей службы, не дезертирство, а законное увольнение с правом начать новую, непохожую на эту жизнь? Ответ был очевиден.
С улыбкой на лице Фатима повернулась к забору, выкинув все лишнее из головы. Она сделала выбор, и сразу же на душе стало легко и спокойно, в голове больше не стучал молот и не роились тысячи ненужных мыслей, стальной обруч, сдавливающий грудь, лопнул, место паники заняли спокойствие и холодный расчет. Бунт был подавлен, она снова вернулась на службу, она снова шла убивать.
3
Прижимаясь к забору грудью, чтобы не попасть в поле зрения камеры, она глубоко вдохнула и внимательно вслушалась в звуки, доносившиеся из парка. Смех и музыка ее не интересовали, как и звук отъезжающих машин, она икала другой звук – звук шагов, возможно, кто-то уже начал патрулировать территорию. Сразу за забором было абсолютно голое пространство, до ближайшего ряда деревьев никак не меньше 5 метров, а на открытой местности ее увидеть легче всего. Схватившись руками за железные прутья, как узник из какого-нибудь фильма, она напряженно всматривалась и вслушивалась в ночь. Ничего, никакого движения, только темень, освещенная гирляндами на ветках, и шум волн где-то совсем близко. Пора, решила она, если я простою тут еще десяток минут, это вряд ли что-то изменит, и тем более в лучшую сторону.
Ухватив железную ограду покрепче, она оттолкнулась от земли и встала на каменную основу забора, теперь придется подтягиваться на руках, запутанные узоры из металла на заборе располагались довольно высоко, так что с места дотянуться ногой до них она не могла. Еще раз убедившись, что все тихо, Фатима напряглась и медленно поползла вверх, радуясь, что ткань костюма очень ей в этом помогает – она не скользила по металлу, а, наоборот, как будто прилипала к нему. Когда она добралась до узора, дело пошло гораздо легче, она поставила обе ноги на резные завитушки и немного перевела дух, тянуть вес тела на одних руках, да еще и нести на себе снаряжение, было довольно трудно. Стоя на заборе в полный рост, она оказалась лицом к лицу с камерами, правда, смотрели они не на нее, а в разные стороны. Фатима продолжила путь наверх и, перелезая через забор, очень постаралась не задеть ногой ни одну из громоздких камер наблюдения. Она с легкостью перемахнула через зубцы на вершине забора и теперь быстро спускалась, что было гораздо легче, чем ползти наверх с грузом на спине. Через пару секунд она уже приземлилась на каменную основу заграждения, спустившись как пожарные по трубе с легким звуком «взжик», а еще через секунду ее ноги ступили на землю яхт-парка. Первый этап прошел успешно.
Не теряя времени, она побежала к деревьям, низко пригнувшись и держа руками болтающийся чехол с буксиром. Никто не остановил ее, никто даже не увидел, похоже, в этой части парка она была совершенно одна. Возле зеленой полосы она опять села на землю, прижалась к стволу и первым делом хорошенько, насколько позволяло освещение, оглядела деревья и открытое пространство, по которому только что бежала. Она искала спрятанные где-нибудь камеры или укромные уголки, где кто-то случайно мог ее увидеть, оставаясь невидимым для нее. Ничего подобного она не нашла, только ряды деревьев и чистенькая аллея за ними. По направлению к морю в трех метрах от нее стояла на постаменте белая статуя, изображающая девушку с кувшином, самый распространенный сюжет, однако за ней можно было прекрасно спрятаться и осмотреться. Короткими перебежками от ствола к стволу Фатима добралась до нового укрытия без приключений, все по-прежнему было тихо, даже в «Капитане» смолкла музыка – веселье подошло к концу. Расположившись за надежным постаментом статуи, Фатима начала ориентировку.
Так, если повернуться к аллее лицом, тогда море будет по правую руку, а ресторан и стоянка – по левую, а если идти по центру, пересекая аллеи, она наткнется на беседки и небольшой спорткомплекс с сауной и бассейном. Но ей-то надо как раз к морю, к причалу, чтобы убедиться, что «Калипсо» покачивается на мягких волнах бухты, и купание в темной ночной воде неизбежно. А если этот «морячок» еще не отплыл, тогда надо как можно быстрее попасть на борт до того, как он это сделает, или вовсе лишить его такой возможности.
Фатима решила действовать по ситуации, и вдруг беспокойство опять налетело на нее как ураган, но это было уже привычное волнение перед самой кульминацией, она уже не ощущала тот странный удушающий страх, который мучил ее с самого утра. Однако она по-прежнему чувствовала, что что-то не так, что-то ждет ее в темноте, что-то новое. Ну и пусть, она смело шагнет навстречу этому неизвестному, если раньше у нее еще был ничтожный шанс уйти, то теперь, перемахнув через забор, она перестала быть человеком, она стала хищником, почуявшим кровь.
Инстинкт охотника, убийцы сильнее всего, вспомнила она слова одного человека, сказанные ей еще на заре ее карьеры, он сильнее всех других инстинктов, он гонит вперед и подчиняет себе все чувства и мысли. Но есть одна вещь, другой инстинкт, намного более сильный, а потому намного более редкий. Какой, спросила она, совсем еще юная девочка. Придет день, и ты узнаешь, обещаю тебе, ответил тот человек, загадочно и грустно улыбнувшись.
Бред какой-то, подумала Фатима, уже 8 лет она на себе испытывала всю силу и мощь инстинкта, велящего убивать, но ничего другого в ее жизни не было. Ей не ведомо было сострадание, она не жалела людей, она их ненавидела и презирала, так что же может быть сильнее этой ненависти и жажды крови? На раздумья времени не было, она шла убивать и ни о чем другом уже не могла думать. Даже волнение и предчувствие отошли на второй план, она была почти у цели, оставалось только тихонько прокрасться между деревьями к причалу, и тогда уже ничто не будет отделять ее от хрупкой жизни Евгения Ситко.
Итак, у нее есть два пути: пойти прямо через аллеи и потом прямо к причалу, либо пойти к морю и там пробираться к нужной яхте. Выбор был очевиден, поэтому она повернулась в сторону моря и решительно побежала между деревьями, стараясь избегать стволов, опутанных фонариками. Этот путь должен был привести ее так же к длинному трехэтажному коттеджу, где могли жить хозяева яхт, если не любили постоянную качку, дом утопал в зелени, поэтому там она рассчитывала сделать последнюю остановку перед тем как штурмовать яхту или морскую пучину.
Длинный трехэтажный коттедж из белого кирпича вытянулся перпендикулярно берегу, так что на море смотрели только боковые окна лестничных пролетов, постояльцы же могли любоваться либо аллеями парка, либо зеленой стеной деревьев, скрывающих забор. Широкая тропа, мощенная белым камнем, сбегала вниз к самой воде – там был маленький пляж, с одной стороны ограниченный холмом, выступающим в воду, с другой – длинным пирсом, врезающимся в море. Сразу за пирсом начинался причал для яхт. Сам коттедж казался спрятанным в деревьях и кустах, у парадных дверей были разбиты клумбы, журчал фонтан, а над крышей шумели густые кроны деревьев, которые почти всегда шевелил морской бриз. Уютное местечко, подумала Фатима, прокрадываясь сквозь густые заросли поближе к стенам дома, тихо, зелено и красиво как в раю, только в такой рай попадают как правило грешники – в отличие от небесного сада пропуском сюда служат отнюдь не духовные ценности. Фатима усмехнулась, ей ли этого не знать, и все же она редко бывала в подобных местах, ей по душе было одиночество и уединение, а все эти шумные пафосные мета, где люди соревновались в собственной глупости и сравнивали размеры собственного раздутого самомнения, только действовали ей на нервы.
Вокруг коттеджа горели фонари, сделанные под старину, резные и ажурные, они проливали мягкий голубой свет на клумбы и кусты, приятно шумело море – здесь, так близко к воде, Фатима могла слышать даже шуршание камешков, перекатываемых волнами. Правда само море она не видела, мешала слишком густая растительность, да и сам дом загораживал обзор. Аллея, вдоль которой шла Фатима, продолжалась дальше, уходя к морю и обратно к воротам, но деревья кончились – дальше шла территория коттеджа, засаженная цветами и аккуратно подстереженным кустарником. За домом, со стороны забора деревья росли густо, чтобы скрыть от глаз гостей железную ограду и пустырь за ней, а вот перед самим коттеджем никаких деревьев не было. Придется ползти, решила Фатима, притаившись за последним деревом, как назло, просто завешенном гирляндами, главное, добраться до задней части дома, а там прямо на берег и к причалу. Увидеть там ее не моги, жилые окна на берег не выходили, а если соблюдать осторожность, даже запоздалые гуляющие не заметят ее, черную тень на черном фоне.
Плотный забор из кустов подходил прямо впритык к деревьям, поэтому Фатима просто легла на землю и поползла к дому по изогнутой траектории аллеи, отклоняться в сторону сейчас было опасно, ее могли легко увидеть, а дальше к забору из подстриженных кустов подходила клумба, она-то и станет поворотным пунктом. Стараясь практически слиться с землей, Фатима быстро ползла по мягкой траве, которую регулярно стригли и поливали, последний полив был, видимо, совсем недавно, потому что ноги девушки, не защищенные тканью костюма, стали совершенно мокрыми. Она уже проползла почти половину, когда в глубокой ночной тишине до нее отчетливо донеслись звуки шагов и приглушенные голоса. Прямо к ней кто-то приближался, либо жильцы, либо охрана.
Ну вот, начинаются сюрпризы, молнией пронеслось в голове, может, и правда, засада, и меня уже засекли? Тогда почему их только двое, и почему они так шумят, тут же спросил холодный голос той личности, что шла сейчас убивать. Ответа не последовало, и голос продолжил: не валяй дурака, лежи тихо, либо быстро ползи за клумбу и молись, чтобы ты успела сделать это раньше, чем они выйдут из аллеи.
Мгновенно оценив ситуацию, Фатима приняла решение затаиться и ждать, судя по голосам, она все равно не успеет доползти до укрытия, а так у нее есть шанс потеряться в тенях. Она опустила голову к самой земле и легла, поджав под себя руки так, чтобы в случае необходимости сильно оттолкнуться ими. Лицо тут же покрылось влагой от травы, она ощущала ее сладкий свежий запах, слышала шепот волн, видела в свете фонаря ползущую по траве ночную бабочку, чувствовала каждую неровность газона каждым сантиметром кожи – все чувства обострились и вышли на максимум. Она была готова к встрече.
Шаги все приближались, тяжелые и звучные, так в летней обуви не походишь, значит, это охрана. Что ж, вот и опять шанс испытать судьбу.
– … 95-го года выпуска. Да еще и ржавая вся, на хрен она кому нужна?! А мне так точно не нужна! – прозвучал мужской голос совсем рядом. Шаги продолжали приближаться, и теперь казались просто оглушительными.
– Не, ну тебе не надо и не бери, а за такую цену, я думаю, кто-то возьмет. Кто сам собрать сможет, кому в кайф повозиться, тот и возьмет. А почему нет? За небольшие деньги себе в удовольствие. Вот мой сосед, Пашка Витев, так тот сам че хошь соберет, не только ржавую «семерку», весь день что-то там ковыряется в гараже, что-то чинит, что-то мастерит.
– Так может ему и предложим, а? Еще и нагреемся децл! – голоса звучали прямо над головой, Фатима напряглась и, казалось, даже перестала дышать.
– Нет, он мужик хороший, да и живет небогато, нет, братан, нагреешься на другом лохе.
– Так тачка не моя…
– Тем более, пусть у тебя и башка за нее не болит.
– А ты, верно, в рай намылился, сучий отрок! – весело сказал один из охранников и звучно хлопнул напарника по плечу.
– В рай, не в рай, это там решат, – глубокомысленно заметил второй, ткнув пальцем в небо, они как раз поравнялись с тем местом, где лежала Фатима. Ни один даже не взглянул в ту сторону. – А я просто по правильным понятиям жить стараюсь. Может, и попаду, кто знает. Еще тебе оттуда открытки в ад экспресс почтой посылать буду.