– Нет, в дороге не пью, – отвечаю.
– Дед пожал плечами, достал рюмку, налил, и сразу выпил, – закусывать не стал. Молчим, – смотрим в окно. Переезжаем речку, – коровы на водопой пришли. Поезд тащится медленно, – можно всё хорошо разглядеть. Переехав мост, остановились. Полустанок, какой-то, будка железнодорожника и всё. Будка красиво покрашена. Замысловатая ограда вокруг будки. Чуть поодаль, среди побеленных деревьев, стоит небольшой монумент, – «Памяти погибших воинов». Солдатам, освобождавшим эти места от фашистов.
– У нас в деревне, крест стоит, над братской могилой – «Памяти погибших инвалидов».
– Я молчу.
– Во время войны поставили, сразу после…
– Он посмотрел на меня, попросил чайку заварить – свежего. Заварил, сидим, ждём когда запарится. Дед задумался о чём-то. Я не тревожу. Разлил в чашки, пьём. Молчим. У мужиков бывает так, каждый о своём молчит. Дед не просто молчал, видно было, – вспоминает что-то.
– Это было в войну последнюю, – «Отечественную». Когда Гитлер объединил Европу, а до него Наполеон объединял и войной на нас шёл.
Я слушаю, не переспрашиваю.
– Вся Европа работала на него, вооружение и солдат поставляла, – на Гитлера.
– «Все побывали тут», – он кивнул за окно.
– Когда наши отступали, в начале войны. Мужики ушли с войсками, остальные в лес, – парни, деды. Скотину уводили в леса. Девушки лазарет в лесу соорудили. Получился маленький лесной колхоз.
– В деревне Бабы с детками малыми и инвалиды при них остались, хоть какая-то подмога от них будет. Мужикам немного обидно, и как-то не по себе, а что поделаешь, многие из них даже воды принести в ведре не могут, не то что – партизанить.
– Старшим над инвалидами был, – Рабина. Из донских казаков. Как в «гражданскую», порубали его шашками под рябинами. Выжил, и остался жить в деревне. Двигается тяжело и медленно, но горластого и отважного, казака в нём видно сразу.
– Другие, тоже немощные. Кто по глупости под косу попал, кто под брёвна. Одного медведь поломал. Да мало ли у мужика причин стать инвалидом. Тяжкая это доля. Вроде и здоровье есть, а работать не можешь. И чувствовать себя обузой.
– И каждый из них, наверняка, задавался вопросом: «Почему это с ним? За что? Зачем?».
– Так вероятно заведено, чтоб мужик ходил по краю пропасти. Кто-то проскакивает, а кому-то другая судьба.
– Пришли «немцы», свои порядки принесли, оброк установили.
– Деревня как бы дыхание остановила. Не хочется дышать одним воздухом с этими … Время, тоже каким-то резиновым кажется. Каждая минута под бременем оккупантов долго, и изматывающе тянется. И очень хочется, избавится от этих нелюдей, или хотя бы навредить им, каким-нибудь способом.
– Вот, в одно весеннее утро приехали каратели, или полицаи. Мстить за партизанские вредительства.
– Согнали всю деревню, абсолютно всю. Загнали в большой, дощатый сеновал. Последними зашли «немощные». После обыска деревни, открыли ворота и зачитали приказ, о расстреле нескольких жителей деревни. И сразу стали брать первых, кто попался, и получилось так, что забрали они инвалидов. Да, те и не таились.
– Поставили их перед сараем, и стали эти, каратели-полицаи, рядиться. Кто будет стрелять? И уложится ли он в один магазин, чтоб не перезаряжать оружие. То есть, – проявит немецкую аккуратность в этом, кровавом деле.
Дед Сергий попросил ещё чаю: «Что-то холодно во-внутрях».
– Заварил. Пьём чай молча. Северная привычка, стараться не задавать лишних вопросов.
– Представляешь. Весна, солнышко греет, мёдом воздух пахнет, поодаль рябина цветёт, должно быть радостно на душе. Но тут полицаи, рядятся, кто да как будет убивать. Мужики стоят, как кегли.
– Это в кино всё быстро. А в реальности, эти садисты, тянут время. Наслаждаясь своей миссией. Вот, наконец, вызвался, один гад в очках, с пулемётом. Это посерьёзнее, чем автомат, – пуль больше, и крупнее. Рабина, увидав пулемёт, посмотрел на сарай, позади них, и как бы о чём-то догадался. Он приказал мужикам стать плотнее, и прижаться друг к другу. Обернулся назад и крикнул: «Бабоньки, родненькие, лягайте на землю, пули могут проскочить, детишек берегите». Бабоньки стали ложиться на землю, но быстро не получалось. Крики, слёзы, дети плачут.
– Палач, деловито, перезарядил пулемёт, поставил по шире ноги и начал стрелять. Не торопился, – стрелял до тех пор, пока мужик не упадёт, потом переходил к следующему.
– Мужики стояли, прижавшись, друг к другу. Каждый, из них, спокойно ждал – «своей очереди». Вероятно, они вдруг поняли, к чему их готовило мироздание все эти годы, и зачем.
– Одни падали назад, но не сразу, а как бы отступая от натиска пуль. Другие падали вперёд, как бы накрывая собой смерть. Некоторые, от сильного удара пули падали сразу, но потом всё равно пытались встать, и палачу приходилось возвращаться, растрачивая на них патроны. Последним был Рабина, он больше всех вобрал в себя пуль. На нём патроны и кончились. Он постоял, и упал всё-таки вперёд, с вытянутой рукой и сжатым кулаком – как будто шашку держал.
– Вот и пригодились инвалиды. Всё сразу стало просто и понятно. И пусто, где-то в груди, и мироздании. Как будто природа, лишилась какого-то оттенка цвета, и мир стал блеклым. Похоронили их всех, вместе. Под рябинами. Землю, на которой они лежали, бабы сняли лопатами и положили им на могилу. По этой земле, ногами ходить нельзя.
– Дед налил самогона, выпил. И мы долго молчали. Словами, иногда, нет возможности выразить, то, что ты чувствуешь. Вероятно от этого, в уме родились стихи:
Где-то, когда-то, кто-то, – геройски погиб,
Прикрывая собою, – кого то.
Души, – кому-то, – героев нужны.
Именно этих, – героев.
– Вот такие дела, Серёга. А ты, с глупыми вопросами, – зачем, за что?
– Запомни, ты только одна из карт в колоде мироздания. И ты попал на «раздачу», в этой игре.
В следующий раз расскажу, что за игра, – дед пояснения рассказывал. Не пугайся, не в следующий раз, когда ты опять попадёшь в больницу. А в другой раз, когда приду, к тебе на «свиданку».
Когда Саня, повернулся, чтоб выйти из палаты, он удивился, – в палате были ещё три медсестры. Они плакали. Когда он проходил мимо них, одна из сестёр подала ему яблоко.
Сказка пятая: «Незнакомка»
– Этих странных и загадочных существ очень любят мужчины.
– Настолько сильно, что жизни свои отдают за них.
– Мироздание существует благодаря этим магическим существам.
– Название им – «Женщина».
– Это название не может передать всю глубину
магической прелести этих существ.
– Их надо оберегать, – их становится всё меньше и меньше.
– Потому что их стремятся вытеснить, – «самки», по первичному признаку…
Мишогу…
У него была «фирмочка». Небольшая «фирмочка», по оказанию услуг населению. Коллектив женский,– самостоятельный. Особых хлопот, по этому поводу, не было. Иногда, когда нужна была мужская сила, надо было помогать. Работали дружно и весело. Каждые два с половиной часа, чай, – за счёт конторы.
Иногда к женщинам, подружки забегали, посудачить, «о том, о сём». У женщин, большая нужда в общении, так заведено, что для женщин, посудачить, это большая необходимость. Он не против, работе, от этого никакого ущерба нет, зато «атмосфера», в конторе, была как бы «женского клуба».
Отгородил себе угол, поставил тиски слесарные, турник подвесил. Доску на стену повесил, учится ножи метать левой рукой. Иногда, там же чай пьёт, чтоб не мешать. Бывает к нему кто из друзей придёт. Там и покурить можно, и чаю попить, поговорить. У мужиков тоже есть свои «разговоры».
Подружки, женщин из его коллектива, частенько обращаются к нему, за помощью. Набойку на каблуке починить, или другую причину ищут «познакомиться поближе», стесняются. Он понимает их, – не женат, не пьёт, чем не кандидат для составления пары. Против природы не «попрёшь», вот и стараются, но безрезультатно.
Он – то знает что, таким как он, с исковерканной жизнью, контузиями и ранами, лучше жить одному. Пробовал, не получается. То женщина сбежит от него, или он выгонит претендентку в супруги. А может быть, вероятно, не встретил «свою – единственную».
Зато «свободен», охота, рыбалка, ну и другие мужские развлечения. Всё это – его, и не надо ни перед кем отчитываться. Варенье варит, себе и друзьям. Всякие летние или осенние заготовки делает, тоже делится.
Как то получилось, что друзья у него, тоже одни живут, по разным причинам. Некоторые, алименты оплачивают, не «жмотятся», понимают, что дети – это святое. Нормальные мужики, если надо, «бывшей», ремонт помогут сделать, или другую помощь оказать. Но жить вместе не хотят.
– Не могу я жить с дурдомом, – говорят.
Или вон – Дима. Три бабы против него, тёща, жена и родная мама, не дают воспитывать сына. Всё «облизывают», пацана, и «сюсюкают». Он объясняет им, что вырастет не мужик, а тряпка. Скандалы постоянно, по этому поводу. Хоть домой не приходи. Ушёл. «Рука «тяжёлая у меня, – говорит, – зашибить могу, они меня и посадят с радостью». Алименты плотит исправно, не пьёт. А как радовался, когда сын родился. Меч сам отковал,– маленький. Хотел научить, мечом фехтовать.
Кроме друзей. Алкаши заползают, поклянчить рублей несколько, в долг. На покупку спиртовой настойки, в аптеке. Адская штука. Один алкаш, в прошлом хороший спортсмен, показывал волдыри на теле,– побочный эффект от употребления этих настоек. Он пугает их всякими ужасами, преждевременной смерти. Но алкаши, сами, вычеркнули себя из этой жизни, и ничего не боятся. Долги возвращают, или ягод принесут из леса, много ягод. Женщины покупают у них. Они, этими деньгами долги отдают.
Неслышно, как змея, заползла Галина. И начала читать мантру: «Дай пять рублей, дай пять рублей, дай пять рублей». У него от этой мантры случается припадок глухоты. Он старательно, учится бросать нож, или занимается чем-то очень нужным и требующим пристального внимания. Тональность, мантры повышается, добавляются истерические нотки: «Дай пять рублей, дай пять рублей». И вдруг, он увидел её, демонстрирует испуг, перекошенное, от страха лицо. Издевается над «алкоголичкой» по полной программе. И когда в её голосе появляются нотки отчаянья, он достаёт деньгу. Так же не слышно, как и появилась, она исчезает.
Через несколько дней, она появляется со сладостями, иногда печенье напечёт. Отдаёт долг, и они всем «колхозом», пьют чай с её угощениями.
Проходит несколько недель. Галка появляется опять, – как всегда неслышно и неожиданно.
– Дай пять рублей, дай пять рублей, – читает мантру.
Он включает «эхолалию», и начинает повторять Галкину мантру на разные лады. Получается неплохой речитатив. «Девчонки» в восторге,– Галка при смерти. Но получив пять рублей, исчезает быстро и неслышно.
– И почему ей всегда именно пять рублей надо?– Думал он.
Одно время её долго не было, «девчонки» гадают, может быть – «закодировалась», или замуж вышла и уехала? Ему тоже скучновато было, без её причуд, и что странно, ему очень хотелось как бы «познакомиться» с ней. И этого, своего, чувства он стеснялся – немножко.
Поздняя осень. Открылась входная дверь. В дверном проёме, в лучах солнечного света, стояла женщина. В широкополой шляпе, с небольшой вуалью. Красивый шарфик, галантно завязанный, плащ и юбка прикрывают колени, сапожки на невысоком каблучке. Всё в ней такое изящное, как в прошлом веке. Но выглядела она современно и подчёркнуто, женственно. Вероятно, таким женщинам посвящаются стихи. Цветы дарятся не по принуждению. Из – под шляпки, прикрывающей лицо, вдруг донеслось: «Василёк, дай пять рублей». Он впал в ступор. Припадок был, – настоящий. Женщина, подняла лицо, и он узнал Галину. Сердце стукнуло в груди.
– Ну, так дашь пять рублей?
Она взяла нож со стола и как-то снизу, бросила. Нож, уверенно и чётко, воткнулся в середину доски.
– Ого, – вдруг сказал он.
– Я ещё вот так могу.
И она плавно, как балерина, подняла ногу и упёрлась острым каблучком, ему в «солнечное сплетение».
– Ого, – опять повторил он.
– И так.
Подняла ногу выше и приставила каблучок снизу, к челюсти.
– Огого, – его как будто заклинило.
Она легко опустила ногу.
– Чай пить будем, зови «девчонок».
Он, как глухонемой, разглядывал небесное создание. Она жёстко ткнула его под рёбра пальцами. И ступор сменился возбуждением и суетливостью.
– Ты где была? Может замуж вышла удачно?
Он ещё что-то, сказать хотел. «Долги отдавать ездила, далеко – далеко». – Как-то резко сказала она.
– С такими «штуками», получать долги надо ездить.
– В этот раз, – раздавала.
Что – то в её голосе его напрягло, печаль какая-то и одновременно жёсткость.
Прибежали «девчонки», шляпу стали мерить, разговаривать на непонятном женском языке и все одновременно. Он попил чай, пирожные были очень вкусные, не местного производства, конфеты он не пробовал, налегал на пирожные. Потом ушёл. Не хотелось мешать, да и в душе как-то непонятно.
Решил пройтись по улице, «развеяться» немного. Прохаживаясь по улице, зашёл в парикмахерскую,– посетителей не было. Подстригся, с мытьём головы! А потом и бороду сбрил! Чувствуя себя героем, вернулся в контору.
– Да ты как новый, золотой «пятак», сияешь, – обрадованно, удивились женщины.
«Это идея» – подумал он. Соорудил гальваническую ванночку, и покрыл золотом пятирублёвую монету. Для чего он это сделал, сам себе объяснить не мог. Но монетку носил с собой.
Потянулись дни. Он как будто ожидал, что-то. Но ничего особо не происходило. Дни казались серыми и пустыми, долго тянулись. Друзья, на рыбалку позвали, – отказался. Сославшись на дела.
Осень, – дождь барабанит по крыше.
Какая-то смута в душе, – ожиданье.
Скажи мирозданье, – всё хорошо!
Порадуй сознанье.
Однажды, с «девчонками», пили чай. Спросил, про Галину, как бы равнодушно. Они переглянулись. «А ты что, не слышал о ней?», – как-то удивлённо они спросили.
Конец ознакомительного фрагмента.