Вдруг Кэнби, грохоча каблуками, споро вклинился в ставшее зыбким кольцо сограждан:
– Эй, что за ерунда, лейтенант? А вы помолчите, Старрет! Хватит в компании и одного брехуна… – Торговец зло зыркнул на бакалейщика, скрытно пригрозив ножом, и улыбнулся, поворачиваясь к офицеру.– Неужели вы нас считаете, Бартон, такими же ослами, как и вы – солдаты? – хриплый смех вырвался из его груди, такой широкой, что на ней могла бы свободно улечься пума. При этом торговец выразительно покрутил пальцем у виска.
Стены салуна содрогнулись от нового взрыва хохота.
– Мы не верим ни единому вашему слову! – в порыве солидарности здоровяк хлопнул по груди плюгавого тапера, визгливо заливавшегося вместе со всеми. Тот поперхнулся от неожиданности, прикусил язык.– Ну-ка, дайте взглянуть да понюхать вашу бумажку. Может, на ней всего и написано: “Где продается старая добрая выпивка” или “Где проживает солдатская шлюха”! Где это слыхано, чтобы краснокожему дерьму было оказано такое внимание?! – продолжал неистовствовать он.
Толпа зловеще загудела.
– Клянусь честью офицера, всё, что я сказал,– истинная правда! – Бартон в упор смотрел в налившиеся кровью глаза заводилы.– Но давать государственный документ в чужие руки не имею права.
Кэнби задрожал от гнева:
– А мне плевать на вашу честь! У вас дряблые ляжки, лейтенант! – и, тыкнув пальцем в его сторону, торговец с Миссури издевательски рявкнул в толпу.– Вот такие слюнтяи, джентльмены, и распустили дакотскую сволочь. И как только мамаши отпускают таких вонючек служить в армию? Уж лучше бы они были портными, хоть лопни!
Новый взрыв хохота оглушил Джона. Было страшно смотреть на эти гогочущие лица, слушать харкающий смех, вырывающийся из луженых глоток, звучащий дико и по-звериному свирепо.
Лейтенант внутренне поёжился. Соотечественники, чьи интересы он кровью защищал тринадцать долгих лет, были настроены явно не миролюбиво. Их безудержное животное гоготание говорило само за себя.
“Сколько их? Тридцать? Сорок?.. Нужно сосредоточиться. Во что бы то ни стало нужно сосредоточиться… – Джон до боли стиснул зубы.– Неужели конец? Так нелепо. Так бесславно… Нет, я без боя не дамся. Но как индеец? На нем места живого нет…” Бартон понятия не имел, чего можно ожидать от краснокожего. Зато лейтенант хорошо знал, что обязан доставить пленника в Вашингтон, чего бы это ему ни стоило.
Хохот постепенно стих, уступив место холодной, мстительной злобе. С улицы, из дома напротив доносились едва слышные звуки музыки – кто-то наигрывал на гармонике веселый плясовой ритм.
– К черту этих франтов в мундирах! – брызжа слюной, через паузу гневно взвился одноглазый Гарри.
– Что мы с этим напудренным возимся, как квакерша с псалмами! – поддержали из толпы.
– Бей его!
Эти возгласы были фитилем, поднесенным к фургону с динамитом. Пьяных лесорубов и охотников точно с цепи спустили ревущей сворой. Кавалерист Бартон едва успел выстрелить в воздух, как его вместе с вождем сбили с ног. Каждый лез из кожи, чтобы внести свою лепту в дело борьбы с ненавистными краснокожими, каждый рвался в самую гущу и, выпучив глаза, разинув рот, крушил направо и налево, продираясь к жертвам, отбиваясь от пинков и ударов своих же.
Орел среагировал первым: тяжелая цепь его кандалов, описав свистящий круг, размозжила голову какого-то траппера. Второй сокрушительный гремящий удар отбросил рвущихся следом. Лавочник, харкнув выбитыми зубами, рухнул на колени и жалобно заскулил, как койот. Новые нападающие перепрыгнули через него, но в ужасе отпрянули: цепь с яростным свистом вращалась по кругу, грозя переломить хребет каждому, кто осмелился бы ринуться на приступ. Вождь издал пронзительный боевой клич вахпекуто. Блестящие волосы взметнулись, как черная грива. Лейтенант крепкими ругательствами вторил ему, лихо работая кулаками.
Вдруг страшный удар Кэнби опрокинул Бартона. Его шпоры серебристо сверкнули в воздухе и потонули в месиве кулаков и сапог. Неповоротливый с виду, торгаш легко прыгнул влево. Зайдя во фланг вождю, он выждал момент, когда цепь ушла в сторону, молниеносно сорвал со стены веранды железный багор и, держа его обеими руками, нанес краснокожему ужасный удар – в полную силу своей мощи и ярости. Таким ударом он всегда убивал наповал и зверя, и человека. Но багор встретил… пустоту, расщепив заточенным крюком половицу. Скрипуче взвизгнули гвозди, показав свои ржавые шляпки. А через миг стальные звенья цепи до кровавой мглы в глазах стянулись на буйволиной шее. Кэнби, испустив хриплый рев, ухватился пальцами за цепь. Вся его сила, казалось, сосредоточилась в могучих руках, но тщетно…
Жизнь уже покидала отчаянного зверобоя с Миссури, когда на помощь ему подоспел Одноглазый. Тяжелый табурет с треском разлетелся, опустившись на индейца. Голова вождя была в крови, руки бессильно повисли, точно сломанные ветви дуба, колени дрогнули… Словно подкошенный пулей олень, он рухнул на офицера, который, распластавшись, лежал в беспамятстве.
Джон Бартон, лейтенант шестого кавалерийского полка под началом полковника Гринвуда из форта Фэттерман… Думал ли он, что влипнет в такую скверную переделку?..
Глава 17
Неожиданно дверь крайнего номера на втором этаже распахнулась, и на лестницу, ведущую в зал, выбежала леди Мэдиссон. Щеки ее горели от страха и возмущения.
Всё это время находясь в отведенном ей номере и слушая невообразимый шум происходящего, Полли чувствовала себя как на иголках, до смерти перепуганная волчьими нравами пограничья. Она сидела тихо, как затравленный зверек, боясь показать и носа. Но когда слух ее уловил голос приглянувшегося лейтенанта и когда затем Полли поняла, что грязная толпа внизу измывается над ним и его пленником, всё точно оборвалось в ней. Едва не подвернув ногу, она соскочила с кровати и босая, с распущенными волосами, выбежала на балюстраду.
– Остановитесь! – крикнула девушка срывающимся голосом.
Реакции не было. В дымном зале стоял кавардак, слышались портовая брань, крики, от которых сердце девушки забилось еще сильнее, а в горле застрял ком. Вся эта грызня и свара была непонятной, пугающей и чужой. Эти крупные мужчины в рванье, в драных широкополых шляпах и шапках, с дерзкими глазами, потрясающие оружием, опрокидывающие столы и стулья, харкающие скверной, шокировали Полли. Преодолевая страх, она сбежала на несколько ступенек вниз, рискуя упасть, перегнулась через перила и, набрав в грудь побольше воздуха, закричала снова, срываясь на визг:
– Останови-и-тесь! Останови-и-тесь!!!
Услышав, наконец, женский крик, мужчины, с трудом приходя в себя, по одному начали выбираться из рычащей, стонущей своры дерущихся. Побоище в конце концов улеглось, и все с изумлением воззрились на неожиданно и неизвестно откуда появившуюся юную леди.
Полли чувствовала, как к ее лицу волнами подкатывает жар. Ей хотелось убежать, скрыться, чтобы не ощущать на себе эти липкие вопрошающие взгляды. Ее вдруг охватил судорожный предобморочный трепет. Страх ледяной рукой сдавил грудь. Колени точно одеревенели, перестали сгибаться. Красные, распаренные мужские лица, как в дурном сне, сливаясь, поплыли перед глазами. Она пошатнулась и уцепилась за перила, чтобы не упасть. Бежать!.. Прочь, прочь… Нет! Нет сил…
И вдруг глаза ее увидели там, внизу, среди этих обезумевших, ЕГО – беспомощно раскинувшего руки, окровавленного. Сердце сжалось. Дрожащей рукой она скомкала ворот просвечивающей батистовой сорочки и еле слышно пролепетала:
– Джентльмены, что вы делаете?.. Это чудовищно… Это же… убийство! Опомнитесь, мы христиане… Ужели в ваших сердцах нет ни капли милосердия?
Грубое мужичьё насмешливо и сладострастно осклабилось. Трепет и ужас хорошенькой леди, ее полная беспомощность и стыдливость просвечивающей наготы тешили и будоражили кровь не хуже доброго виски. На тупых самодовольных физиономиях всё явственнее проступала откровенная похоть.
Полли до крови прикусила губу, инстинктивно подалась назад, ступенькой выше, и похолодела: сзади протяжно скрипнула дверь, и сразу же вслед за этим раздались поспешные нетвердые шаги. Девушка в смятении обернулась, готовая закричать,– к ней, держась за сердце, прихрамывая, семенил мистер Паркер с накидкой, переброшенной через локоть.
– Возьмите, мисс,– только и смог проговорить он страдальчески дребезжащим голосом и понуро опустил голову.
Неожиданное появление мистера Адамса взбодрило Полли. Она с облегчением набросила накидку и хотела ретироваться, но в это время снизу раздался хриплый повелительный окрик:
– Эй, мисс, куда же вы?!
В игру вновь вступил Кэнби. Он недолго пробыл в забытье, но адская боль в затылке и ключицах мешала ему подняться. Однако столь мелодичного голоса, как тот, который только что прозвучал откуда-то с небесной высоты, он давно уже не слыхивал. Любопытство пересилило боль. Здоровяк подобрал под себя колени, уперся кулаками в пол, резко вскочил на ноги и уверенно взял курс на балюстраду.
Толпа безропотно пропустила его. Ощупывая рассеченную в кровь губу, он подошел к лестнице и вызывающе уставился на леди. И, как показалось Полли, на его обезображенных губах сыграла какая-то странная, кривая усмешка, точно он уже засчитал свою победу над ней. Лизнув взглядом ее прерывисто вздымающуюся грудь, ошеломляюще стройные бедра, зверобой присвистнул и крякнул. Затем нагло ухмыльнулся ей и попробовал “поставить на полку”, как сам любил выражаться, когда речь шла об усмирении “лошадок на двух ногах”:
– С ума сойти, мисс, откуда вы? Чтоб я сдох! Впрочем, вы, как и все женщины, всегда некстати. Здесь идет мужской разговор, хоть лопни! И вам…
– И вам должно быть стыдно, сэр! – неожиданно для себя взорвалась Полли.– По виду вы все джентльмены, но корректности джентльмена я не вижу ни в одном! Вы толпою налетели на двоих. Где ваше достоинство? Где ваша мужская честь?
Такой отпор и такое самообладание со стороны женщины были поразительной новостью для Кэнби. К тому же, чем дольше он глядел на незнакомку, тем больше понимал: она чертовски, просто фантастически хороша. Торговец, чего с ним никогда не случалось, даже растерялся и против воли пошел на попятную:
– Хм… Мы действительно чересчур погорячились… Простите, мисс, и вы, старина Адамс. В Монтане немало горячих сердец.
– Голов – возможно, но не сердец,– оборвала его Полли.
В это время Гарри, единственный из всех свидетелей этой невероятной сцены, был занят “стоящим” делом: он обшаривал лейтенанта. Прибрав к рукам серебряный брегет, сорок долларов, рассыпав по полу табак, он с интересом извлек из внутреннего кармана форменного кителя пакет, которым лейтенант размахивал, говоря о своей миссии. Не мудрствуя лукаво, он вскрыл его острым и прочным, что обсидиан 89, длинным ногтем и пробежал единственным глазом. По мере чтения лицо его всё больше вытягивалось, а под конец на нем застыл чуть ли не ужас. Он подскочил к приятелю и ткнул пальцем в документ:
– Глазам не верю… Этого сиу приказано без промедления доставить в Вашингтон! Его требует Конгресс.
– На казнь? – через плечо, как о само собой разумеющемся, бросил Кэнби.
– Нет, для переговоров!
Торговец резко повернулся, челюсть у него отвисла. Все притихли, как коты, пойманные у кринки со сметаной.
– Веселенькое дельце! Мы чуть не влипли в гнусную историю, амиго,– наконец выдавил Кэнби.– Положи документ на место, идиот! Тьфу, дьявол! Проклятые политиканы! Содрали бы с них скальпы, другую песню запели бы… – В его желтых, как у рыси, глазах вновь вспыхнула ярость.
– Не заводись,– зло буркнул Одноглазый.– Что будем делать?
Все взоры вновь приковались к вожаку.
– Следовать закону, черт бы его взял… И без дураков, ребята,– Кэнби явно не хотелось играть прежнюю роль.—Мое почтение, мистер Паркер. Примите извинения. Но смотрите: как бы этот дакот ночью не перерезал вашей семейке глотку… и вам, леди… Она у вас такая атласная!
На прощание скупщик пушнины плюнул себе под ноги и, глядя в глаза запуганному старику, процедил:
– Странно мне всё это, Адамс, ой странно… Краснокожие в этой стране никогда не были в фаворе, а уж здесь, в Монтане и Колорадо… гремучие змеи – и те больше по душе…
В молчании прошла минута, другая… Бармен ничего не ответил толком, кроме одного:
– Нас всех рассудит Господь.
Кэнби лишь фыркнул, вконец уничтоженный и обозленный, загромыхал к выходу. За ним нехотя потянулись и остальные.
Глава 18
Когда зал опустел, Полли быстро спустилась по лестнице и, подбежав к лежащему без сознания лейтенанту, склонилась над ним. Лицо офицера, было восково-бледным: под правым глазом набухал багровый кровоподтек, на разорванном мундире в нескольких местах алели зловещие пятна. Пальцы правой руки, неестественно вывернутой и закинутой за голову, тронулись мертвенной синевой. Мисс Мэдиссон усилием воли овладела собой, осторожно подула на безжизненное лицо, схватилась за платок и бережно, точно перед ней лежал младенец, промокнула кровь на лбу, на висках, под глазами. Голос ее прозвучал тихо и ласково:
– Джон Бартон, очнитесь…
Однако Джон не шевелился.
Она позвала громче:
– Вы слышите меня, Джон Бартон?..
Лейтенант не подавал никаких признаков жизни. Казалось, душа покинула его. Белизна лица сменилась серостью, такою же, какой всегда светились его глаза.
Полли, всхлипнув от отчаяния, стала тормошить и трясти его. Тщетно…
– О ужас, мистер Адамс… Они… они убили его! – она сделала несколько нетвердых шагов по направлению к старику, и тут мужество изменило ей. Закрыв лицо окровавленным платком, Мэдиссон вскрикнула и опустилась на грязный пол, содрогаясь всем телом.
Адамс заковылял было к ней, но в этот момент дверь распахнулась и в зал ворвалась Дженни с флакончиком сердечных капель в руках. Увидев окровавленные тела, она бросилась к отцу. Тот крепко обнял ее и стал гладить по голове, пытаясь успокоить. Внезапно рука его замерла. Он вдруг увидел, что вождь, лежавший на полу, оказывается, уже не лежит, а, прихрамывая, идет к бесчувственному офицеру. Бармен направил на индейца револьвер:
– Ты что задумал, краснокожий?
Не обращая внимания на окрик, дакот подошел к лейтенанту, оторвал от своего ожерелья из медвежьих когтей одно из пуховых перышек и, присев, приставил его к губам Джона. Лицо старика прояснилось: он понял замысел пленника. Пух начал слегка подрагивать от едва уловимого дыхания. Орел кольнул бармена холодным взглядом:
– Синий Мундир будет жить. Он сильный воин. Великий Дух вдохнет в него жизнь.
Отбросив перышко, вождь, плечи которого легко могли бы нести тушу оленя, без натуги поднял рослого кавалериста и осторожно перенес его на стол, стоящий в середине зала; потом рывком разодрал на себе остатки замшевой рубахи и, свернув ее валиком, подложил под голову Бартону.
– Хозяин, ему может помочь отвар из корня намо вэск 90
Конец ознакомительного фрагмента.