Грир не дочитал.
– Nota bene! – презрительно скривил он тонкие губы. – Образ и подобие человека… А вот вам моя резолюция!
Он смахнул устройство для оповещения со столика на пол и наступил на его мерцающий экран ногой.
– Проклятье! – гневно произнес он. – Маяк Эйлин Мор – третьим пунктом! Этим они дают понять, какое значение придают важнейшей для эльфов проблеме. Цветок чертополоха никогда не расцветет на родине эльфов, пока эти тупоголовые снобы из Совета тринадцати суют свой нос в наши дела, ничего в них не понимая.
Фергюс поднял на него свои светлые глаза, в которых нельзя было увидеть даже тени эмоций.
– Ты, кажется, забываешь, Грир, – сказал он тихим бесцветным голосом, – что я также член Совета тринадцати.
– Что ты, Фергюс, – запротестовал Грир. – Как можно! Но, знаешь… Я всегда отдавал дань уважения твоему мастерству игре на волынке. Среди эльфов не найдется равных тебе в этом искусстве. Однако, признаюсь, иногда меня просто поражает твое спокойствие. Давно уже пора обновить состав Совета тринадцати. Об этом говорят все наши союзники – дриады, пикси, лешие…
– Представители глухих провинций, не имеющие ни власти, ни влияния, ни денег, – ответил Фергюс. – В современном мире они мало что значат. Даже гномы, сумевшие скопить несметные сокровища, и те были бы для нас лучшими союзниками. При всем их невежестве, они хорошо понимают, что за все надо платить. Но если заплачено – то отступать нельзя. Кто из твоих дриад не предаст тебя, если им пригрозят отлучением?
– Ты, как обычно, прав, Фергюс, – уныло произнес Григ.
Григ был истинный эльф. Он быстро вспыхивал и так же мгновенно падал духом. Этот порок был характерен для многих эльфов, изнеженных тем образом жизни, который они вели последние тысячелетия. Сменив оружие на музыкальные инструменты, а гимнастические упражнения – на танцы под луной, они вырождались, становясь из поколения в поколение все более безвольными и анемичными. Поэтому они предпочитали общаться с представителями своего народа, игнорируя других. Но с каждым веком на земле оставалось все меньше территорий, которые населяли исключительно эльфы. По сути, Эйлин Мор, их родина, был последним бастионом в этой уже проигранной битве. Вот почему этот остров был так важен для них. Отстаивая его неприкосновенность, они были готовы на многие жертвы. И Грир, капитан морского пакетбота «Летучий Эльф», был одним из вождей Сопротивления, сторонники которого считали своей священной миссией освободить остров Эйлин Мор от захвативших его людей.
– Ты прав, Фергюс, – повторил Григ. – И все же… Я тоже прав, и ты это знаешь.
– Знаю, но, в отличие от тебя, не впадаю ни в эйфорию, ни в отчаяние, – сухо ответил Фергюс. – Это благодаря моим усилиям сегодня будут обсуждать проблему маяка на острове Эйлин Мор. А ведь вопрос хотели отложить еще на сто лет, до следующего конгресса… Кстати, что происходит на Эйлин Мор? Каюсь, я уже давно не бывал на острове.
– Все хорошо, – оживился Грир. – Буквально на днях погиб очередной главный смотритель маяка. Такая незадача – вышел прогуляться и сорвался со скалы. Был человек – и нет человека! Только кровавое месиво.
– Бедняга, – без тени сочувствия произнес Фергюс.
– Ненавижу людей! – скрипнул зубами Грир. – И почему они выбрали для своего проклятого маяка именно наш остров? Мы должны были сразу восстать против них… Но еще не поздно! Одно твое слово – и маяк погаснет навсегда.
– Это вызовет гнев эльбста Роналда, последствия которого непредсказуемы, – ответил Фергюс. – Ты не хуже меня знаешь, что наш недоумок эльбст и его лизоблюды не хотят войны с людьми. Нет, надо дождаться официального решения Совета тринадцати. А оно во многом будет зависеть от мнения, которое выскажут сегодня делегаты конгресса. Теперь ты понимаешь, почему я так много времени и усилий потратил на его подготовку? Ты постоянно несправедливо укорял меня, что я совсем забыл о нашем острове Эйлин Мор.
– Я виноват, признаю, – Грир покаянно склонил голову, прижав руки к груди. С ловкостью фокусника незаметно снял с одного из своих запястий массивный наручный браслет. – И прошу принять от меня в подарок вот этот золотой браслет. Или, быть может, ты предпочтешь отрез тартана на килт?
– У кого ты их отнял, Грир? – спросил Фергюс плоским голосом, в котором не прозвучало ни малейшего осуждения, впрочем, как и других эмоций.
– Признаться, даже сам не знаю, – добродушно улыбнулся Грир, ничуть не обидевшись. – Было темно, как в преисподней, и торговое судно под испанским флагом сбилось с курса. Вся команда была пьяной. Я думаю, они даже не поняли, что их грабят. И пошли на дно в полной уверенности, что это порт в какой-нибудь Валенсии или Малаге. А отрез тартана я еще только собираюсь приобрести – если ты пожелаешь принять его от меня в подарок.
– Нет, – коротко ответил Фергюс, вставая с кресла. – Но я рад, что время ничуть не изменило твоих привычек. Мне пора. Тебя я с собой не приглашаю. Незачем афишировать наше знакомство. Когда ты мне понадобишься, Грир, я извещу тебя.
– Мой предусмотрительный и сверхосторожный друг, – с едва уловимой ноткой презрения произнес Грир. – И такой романтичный!
Он махнул рукой, прощаясь, и ушел, извиваясь всем телом словно змея, отрастившая ноги.
Когда дверь за ним закрылась, Фергюс нагнулся и поднял устройство для оповещения с пола. Провел ладонью по его экрану, стирая золотые буквы, померкшие под ногой Грира. Кому-то это могло показаться излишней предосторожностью, но только не ему, Фергюсу, будущему главе Совета ХIII, а в настоящем – истинному вождю и вдохновителю Сопротивления, которое противостояло не только людям, но и самому Совету ХIII тогда, когда его действия в отношении острова Эйлин Мор были, с их точки зрения, ошибочны.
Фергюс спрятал прибор во внутренний карман, затем надел широкополую шляпу, достав ее из шкафа, равнодушно взглянул в зеркало, отразившее невысокого худощавого мужчину средних лет, которого старила излишняя серьезность, и вышел из комнаты. До лифта в конце коридора надо было пройти несколько шагов. Не успел он сделать и двух, как двери лифта бесшумно распахнулись, из них вышла девушка-эльфийка в строгом деловом костюме, тем не менее, явно купленном в одном из модных французских магазинов женского платья, а, может быть, даже пошитом на заказ у Sonya Rykiel, Jeanne Lanvin или Chloe. Она улыбалась своим мыслям, но, когда увидела Фергюса, улыбка сошла с ее губ. Она почтительно приветствовала эльфа:
– Повелитель Фергюс, рада тебя видеть!
Фергюс, погруженный в свои размышления и не замечавший ничего вокруг, поднял на нее глаза и неожиданно, против своей воли, воскликнул:
– Арлайн!
Девушка удивленно взглянула на него.
– Ты ошибаешься, повелитель Фергюс, – сказала она. – Меня зовут Катриона. Арлайн – это имя моей матери. Все говорят, что мы с ней очень похожи. У меня есть медальон с ее изображением. Хочешь взглянуть?
Медальон висел на витой золотой цепочке на шее девушки, спускаясь в уютную ложбинку между грудей. Она достала его и уже собиралась открыть, но Фергюс решительно запротестовал.
– Нет, нет, не надо! Мне достаточно видеть тебя.
– Ты был знаком с ней?
– Нет, я ошибся, ты права, – ответил Фергюс. Голос его снова был черств, как заплесневелый сухарь. – Приношу свои извинения.
– Что ты, повелитель Фергюс, – ответила девушка. – Всегда к твоим услугам!
– Приму это к сведению, Катриона. Ты прибыла сюда в составе какой-то делегации? – спросил Фергюс.
– Я полномочный представитель посольства суверенного государства Эльфландия, – с гордостью ответила она. – Премьер-министр Лахлан послал меня за тобой. Все уже собрались и ждут только тебя, чтобы начать конгресс.
– Какая честь, – пробормотал Фергюс. – Так идем же.
Они вошли в лифт, и те несколько мгновений, пока кабина спускалась вниз, Фергюс проехал с полузакрытыми глазами, чтобы не смотреть на девушку. Он как будто боялся пробудить к жизни воспоминания, которые, казалось ему, давно умерли.
Глава 2
Внушительных размеров конференц-зал, если закрыть глаза, мог показаться пустым, настолько в нем было тихо. Однако все кресла были заняты. Духи, принявшие по велению Совета тринадцати, человеческий облик, чувствовали себя неуверенно и смущенно молчали. У некоторых был оскорбленный вид.
Члены Совета ХIII сидели напротив делегатов, за полукруглым столом из лунного эбена, чрезвычайно редкого дерева, произрастающего только в непроходимых лесах Мьянмы. Золотисто-жёлтого цвета, с чёрными, голубоватыми, зеленоватыми и шоколадными разводами, прожилками и полосками, лунный эбен был необыкновенно красив, но, главное, еще до того, как из него изготовили стол, возраст дерева перевалил за тысячу лет. На своей родине он был запрещён к рубке и вывозу за пределы страны. Но этот запрет касался только людей.
В центре стола вальяжно восседал эльбст Роналд. Вот уже триста лет возглавлял он Совет ХIII и умел внушить страх одним своим взглядом, особенно когда ярился, а это случалось довольно часто – эльбст был раздражительнен и злопамятен. Но при этом он мог общаться на равных даже с домовыми, которых многие духи презирали и считали предателями из-за их близости к людям. Долгое время он был хорошим предводителем мира духов природы, и принес ему много пользы. Однако все чаще духи задумывались о том, что скоро им придется выбирать нового главу Совета ХIII, более молодого, амбициозного и решительного. Истинного вождя, способного раздуть тлеющую в их среде искру недовольства людьми во всепланетное пламя очищения, из которого, как птица феникс, восстанет былая слава и мощь духов природы. Это понимали все, кроме самого Роналда. Он был уверен, что с включением в повестку очередного конгресса вопроса о его преемнике можно обождать, по меньшей мере, еще лет двести. Эльбст забыл, или не хотел вспоминать, сколько веков он уже прожил, и насколько одряхлело его некогда могучее тело. В душе он по-прежнему чувствовал себя юным.
Поговаривали, что в давние времена эльбст Роналд был конкистадором и погубил немало человеческих жизней. А кое-кто из старых духов с южноамериканского континента даже признавал в нем Эрнандо Кортеса, который, выдав себя за длиннобородого белокожего бога Кецалькоатле, некогда покорил и ограбил народ ацтеков. Но теперь, по прошествие нескольких веков, он стал почти пацифистом и не пытался изменить окружающий мир огнем и мечом. Он считал, что люди, плодящиеся, подобно саранче, с неимоверной быстротой, неистребимы. И, чем враждовать с ними, лучше мирно сосуществовать, пусть даже путем незначительных уступок. И пока Роналд возглавлял Совет ХIII, всем приходилось мириться с этой политикой, даже самим членам Совета, если они хотели сохранить свой статус и положение в обществе.
Недовольство среди духов зрело, но пока еще не достигло критической точки, и желающих открыто высказать протест, а тем более взбунтоваться против слепого деспотизма эльбста Роналда, не находилось. Никому не хотелось стать жертвой огненного смерча, в который еще и поныне мог обращаться разгневанный эльбст, вспоминая привычки далекой молодости.
Поэтому даже члены Совета ХIII терпеливо ожидали, пока им разрешат принять свой обычный вид. Туди Вейж, леший Афанасий, очокочи Бесарион, ундина Адалинда, юда Бильяна, гном Вигман, рарог Мичура, гамадриада Дапн, млит Сибатор, пэн-хоу Янлин, тэнгу Тэтсуя – самые уважаемые и могущественные представители своих народов, они выглядели сейчас, в облике людей, смешными и униженными. Но не смели роптать даже мысленно, опасаясь, что эльбст может прочесть их помыслы.
А Роналд, не догадываясь о молчаливом протесте членов Совета ХIII, большинство из которых он считал своими друзьями и приверженцами, обязанными ему многим, если не всем, снисходительно усмехался, оглядывая зал. Он чувствовал себя не просто главой Совета ХIII, Верховного коллегиального органа мира духов, а отцом и предводителем всех духов природы, кто бы они ни были. Покинув волей случая в ранней юности свой родной швейцарский кантон Ури и забыв за минувшие века родину, он, по сути своей, давно уже стал космополитом. А потому он был снисходителен даже к людям, не сомневаясь, что при определенных обстоятельствах мог бы властвовать и над ними, включив их представителя в Совет. Но этой поистине еретической мыслью он благоразумно до поры до времени ни с кем не делился.
Под цепким взглядом Роналда некоторые духи в страхе опускали глаза, словно они были в чем-то виноваты, другие приветствовали его дружелюбным наклоном головы, третьи – подобострастным поклоном. Но эти внешние проявления ни о чем не говорили, истинные мысли делегатов конгресса были скрыты от него. Эльбст Роналд дорого бы дал за то, чтобы узнать их. Но был предел и его власти. В этом зале можно было найти духов намного могущественнее, чем он, простой, пусть и чрезвычайно воинственный в прошлом, эльбст. Пока он воевал с людьми, они овладевали тайнами природы. Он копил богатства, они – духовную силу. Роналд никогда не забывал об этом. И это знание висело над ним постоянной угрозой, как говорили люди, дамокловым мечом, не позволяя ему осуществить свои самые заветные желания. Роналд с превеликим удовольствием стер бы в мельчайший прах кое-кого из тех, кого видел сейчас в этом зале, а затем развеял пыль по ветру. Но он не был уверен в том, что ему удалось бы осуществить свое намерение, а поэтому и это желание он хранил в самом удаленном и запертом на тринадцать замков уголке своей души.
В зал, неспешно шагая и всем своим видом демонстрируя чувство собственного достоинства, вошел и занял отведенное ему место в президиуме Фергюс. При виде этого красивого, несмотря на постоянно грустный вид, эльфа с непроницаемыми глазами и мыслями улыбка Роналда померкла, а взгляд стал сумрачным. Фергюс был одним из тех, кто испытывал недовольство примиренческой политикой главы Совета ХIII, но умело скрывал это, а потому был неуязвим. Это был опасный противник, во многом еще и потому, что он считался союзником эльбста. Но при удобном случае мог вонзить нож заклятия в его спину. Пока Роналд не представил ему такого случая. Но это не могло длиться вечно, и он сам это понимал. А потому всегда был настороже, когда Фергюс был рядом, и вдвое осторожнее – когда тот был далеко, а значит, мог безбоязненно затевать козни и плести заговоры против него.
Роналд приподнял руку и тишина в зале, где и до этого все молчали, лишь изредка переговариваясь телепатически, стала звенящей, как туго натянутая тетива лука.
– Приветствую досточтимых делегатов конгресса! – заговорил Роналд. – Рад видеть вас всех в добром здравии. И еще больше рад, что никто не только не отклонил нашего приглашения, но и не счел возможным пренебречь нашей просьбой – принять образ и подобие человека.
В этом приветствии явственно прозвучала скрытая угроза. Светлые глаза Фергюса потемнели, но он ничем не выдал своих чувств. По залу пронесся легкий неодобрительный шум, словно отголосок далекого эха в горах.
– Я благодарю лешего Афанасия за прекрасную организацию нашего конгресса, который мы решили на этот раз провести в его родных краях. Тем самым отдавая дань заслугам Афанасия перед Советом тринадцати, да и всем миром духов природы, – эльбст Роналд благосклонно кивнул в сторону лешего, сидевшего в президиуме. Но глаза его не подтверждали тех слов, которые он произносил. Эльбст недолюбливал лешего за его дикую независимость, которую нельзя было ни смирить, ни подчинить. – А теперь все мы можем сбросить с себя отвратительные маски, которые были вынуждены надеть, чтобы благополучно добраться сюда. Предлагаю всем делегатам принять свой истинный облик!
И он услышал, как вздох облегчения пронесся над залом. Метаморфоза произошла мгновенно. Конференц-зал наполнился бледными тенями, огненными языками пламени, струящимися водопадами, чудовищами и растениями. Юда Бильяна окутала себя седыми длинными волосами, из которых злобно сверкали два факела глаз. Рарог Мичура расправил могучие крылья и начал искриться. Очокочи Бесарион превратился в огромное, обросшее рыжей шерстью существо с длинными острыми когтями и топорообразным горбом, росшим из грудной клетки, который он обычно использовал для того, чтобы рассекать своих противников надвое. Гномы, туди, русалки, лешие, тэнгу и все другие духи природы, собравшиеся здесь, охотно подчинились главе Совета ХIII, в очередной раз доказав ему свою покорность.