9
Катя
– Расскажите о том, Катя, что случилось с вами в две тысячи семнадцатом году. Вы знаете, о чем я говорю. Вернее, о ком.
Она так для себя и не определила, что лучше – разговаривать в кабинете следователя, вот как сейчас, или у нее дома. Пожалуй, лучше здесь, в этом казенном месте, где стены слышали и не такие истории. Где, возможно, рушились судьбы, где уж точно пахло смертью, убийствами и тюрьмой.
Конечно, он хотел узнать, кто были эти трое. Вот только зачем? Какое это имеет отношение к тому делу, которым он занимается сейчас? И вообще, как он все пронюхал?
Катя вся сжалась, сдвинула колени, напрягла бедра и почувствовала, как каменеют ее плечи – вот так ее тело отреагировало на воспоминание.
– Но я не понимаю, как все это может быть связано с этим человеком, которого убили. Это мой случай. Моя история. Зачем вы пытаетесь все это связать?
– Понимаете, Рыжова, вы сначала сказали нам, что незнакомы с убитым, потом признались, что видели его всего один раз, причем назвали его имя – Михаил, а заодно охарактеризовали его, как сволочь. В две тысячи семнадцатом году вы подверглись насилию, у нас есть свидетельские показания по этому делу вашей соседки, которая рассказала о том, как встретила вас в метро в тот вечер, когда вы добирались домой после того, как были изнасилованы. Насильников, если верить Миле, было трое. Одного из них звали Михаилом. Что вы можете сказать по этому поводу?
– Да ничего! Он, этот Михаил, которого убили, вообще не имеет никакого отношения к тому случаю. Там был другой Михаил. Они и не похожи. А Мила… Блин, вот змея! Вообще никому нельзя верить! Поделилась, называется, с подругой!
У нее было такое чувство, будто бы ее не просто, вернув в прошлое, окунули в грязь, но еще и толкают в пропасть. Мила, классная же баба! Зачем она рассказала следователю о той истории? Да еще и имя назвала! Там Михаил, здесь Михаил… «Вряд ли она, конечно, хочет, чтобы меня посадили, – размышляла Катя, – она просто дура, ляпнула, не подумав…»
– Но если он не имеет никакого отношения к той вашей истории с изнасилованием, тогда почему же вы в разговоре со мной назвали его сволочью? Что было между вами?
– Да ничего особенного! – в сердцах воскликнула она. – Познакомились на сайте знакомств, встретились, перепихнулись, вот и все! Больше он мне не звонил.
– Перепихнулись где? В вашей же квартире? Там, где он был убит?
– В машине, – прошептала она, уже глотая слезы. – Все было по-скотски. Поэтому и назвала его сволочью. Даже конфет не принес, не говоря уже о цветах. Урод. Таких на сайтах – тыщи!
– А почему тогда, в две тысячи семнадцатом, не обратились в полицию? Не заявили об изнасиловании?
– Странный вы какой-то… Мне же угрожали, мол, расскажешь кому, убьем. Это я всю оставшуюся жизнь тряслась бы от страха. Зачем? Уж лучше перетерпеть и забыть, чем постоянно оглядываться.
– Вы можете назвать мне сайт, на котором вы с ним познакомились?
– Да пожалуйста! – Катя достала из сумочки телефон, открыла сайт и показала экран Седову. – Вот, сами смотрите…
Следователь записал в блокнот.
– Вы сказали, что двадцать пятого сентября около десяти часов вы вышли из магазина, где работаете, чтобы сходить в аптеку и купить таблетки от головной боли. Но вас не было почти три часа, мы узнавали. Что вы делали и где вы были?
– Я расскажу, если вы пообещаете не сообщать моему руководству.
Седов пожал плечами. Как часто он выуживал тайны своих подследственных путем таких вот обещаний куда-то там что-то не сообщать. Чаще всего это было связано с супругами, которые что-то скрывали друг от друга. Сейчас же, подумалось ему, дело связано с магазином. Интересно.
– Хорошо. Но если это не повредит следствию. Вы же понимаете, я не стану с вами торговаться, если ваша информация может помочь нам выяснить правду.
– У меня была назначена встреча с одним человеком, который обещал мне продать партию «Монтале» по дешевке.
– Что такое «Монтале»?
– Это французские духи, очень дорогие. Я бы заменила дешевую подделку на дорогие, которые потом продала бы в своем интернет-магазине.
– Понятно.
– Да ничего вам непонятно…
– Так, Рыжова, пожалуйста, никуда не уезжайте из города. Мы вас еще вызовем.
Она фыркнула. Вот только этого в ее жизни и не хватало – допросов! Как будто бы она преступница какая!
Седов подписал ей пропуск, Катя вышла из кабинета, спустилась на улицу, глотнула свежего воздуха. Накрапывал дождь. Она достала телефон, вызвала такси, затем раскрыла зонтик и вдруг почувствовала, как все внутри нее сжимается, как в горле распухает ком, а глаза наполняются слезами. Вот за что ей все это? Зачем забрались грязными ногами в ее прошлое? Мало того, что такие вещи не забываются и отравляют всю жизнь, и каждая женщина, прошедшая этот ад, никогда его не забудет, так ей еще и напоминают об этом позоре! Приплели Михаила, который вообще к этой истории никакого отношения не имеет! Вцепились в это имя – Михаил. Это что же получается? Теперь они решат, что это она, Катя, убийца, встретилась с Михаилом на сайте, типа, вспомнила его и решила отомстить? Зарезала его! Да, вот только этого ей и не хватало!
Она, насмотревшись сериалов и фильмов, где зачастую работу следователей и полицейских представляют таким образом, что начинаешь их бояться в реальной жизни, вдруг по-настоящему испугалась результатов последнего допроса. Конечно, официально это был, конечно, не допрос, просто ей задавали вопросы. Но если они никого не найдут, то что им стоит повесить это убийство на нее?
Да, на самом деле у нее есть ключи от этой квартиры, она и не собиралась это скрывать, да и как скрыть, если она хозяйка! Ну да, она могла в любое время открыть дверь и войти туда. Предположим, этот Михаил собирался воспользоваться квартирой, ему Иван мог дать ключи, чтобы тот привел туда женщину. Иначе зачем ему туда вообще приходить? И вот он пришел, и туда же по своим делам пришла хозяйка, то есть Катя, увидела Михаила, признала в нем того самого мужчину, который изнасиловал ее с друзьями, достала кухонный нож и всадила ему в живот или куда там еще… Хорошо еще, что ножа вроде не нашли, иначе могли бы обнаружить там отпечатки ее пальцев, и тогда бы она уж точно не отвертелась – она буквально недавно, войдя в квартиру, где временами обитал Иван, открыла холодильник, увидела там кусок ветчины и, поскольку была голодная, отрезала себе кусок, решив, что Иван все равно не заметит.
И хотя ножей на кухне несколько, все пользуются одним, самым острым – японским! Она сама заказывала его, причем по совету той же самой Милы – на японском сайте! Там и доставка-то была всего пять евро! И нож отличный, острый! Может, вернуться и рассказать Седову про этот нож? Может, это спасет ее? Она же поможет следствию! Хотя, как реально это можно сделать? Прийти в квартиру и проверить, какого ножа нет. И, если выяснится, что японского, значит, им и убили Вершинина. Кажется, такая у него фамилия.
В такси она крепко задумалась. Если они найдут нож, а там окажутся ее отпечатки пальцев (и черт ее тогда дернул отрезать кусок ветчины!!!), то ее уж точно не оставят на свободе, поместят в СИЗО, а потом осудят и посадят в тюрьму.
Она попросила водителя такси отвезти ее на вокзал.
10
Ваня
Наверное, я полная дура, раз жалею Ваню. Мне бы сдать его с потрохами – и все! Он в тюрьме, а я – свободная, богатая и довольно молодая еще!
– Я рада, что ты вернулся…
Вот так брякнула я с порога, и его аж передернуло.
– Ты что, надеялась, что меня посадят? Вот так, за здорово живешь?
Я не знала, что и сказать. Просто была рада, что его не задержали, не посадили, пока идет следствие, в СИЗО. Все-таки убит муж любовницы! Кого еще подозревать, как не любовника? Насмотрелась сериалов, уж немного-то да разбираюсь, что да как там у них, в прокуратуре ли, следственном ли комитете, полиции ли. Нет, на самом деле я, конечно, ничего не понимаю во всем этом, но уж про СИЗО-то все знают.
– Ваня, да я просто рада, что ты пришел. Пойдем ужинать. Расскажешь мне, что да как. Если захочешь, конечно…
Он отправился с ванную, я слышала, как он моется. Он всегда, когда сильно нервничает, потеет и часто моется. Вот и тогда. Конечно, пропотеешь тут после допроса!
– Вот, гороховый суп с копчеными ребрышками, как ты любишь, – я поставила перед ним тарелку с горячим супом. – Хлеб. Ешь.
Я могла бы добавить, мол, давай, расскажи, что там было, как вообще дела, но не стала. Я же знаю своего мужа, если захочет – сам все расскажет. И вдруг услышала:
– Этого Вершинина убили в квартире, которую я снимал для нас с Ларисой.
– В смысле? – не сразу поняла я. С одной стороны, меня как обожгло это «нас с Ларисой», ну и факт, что он снимал целую квартиру для свиданий! Вот как бывает, когда твой муж хорошо зарабатывает и начинает считать, что ему все позволено. Хорошо еще, что не успел квартиру ей купить, а мог бы…
– Ты не врубаешься? Вершинина убили там, где он просто не мог быть! Это была тайная квартира. И получается, что он нас как бы выследил, предположим, позвонил в дверь, кто-то из нас открыл, он вошел, и я… Словом, я вроде бы главный подозреваемый. Во всяком случае, у меня как бы мотив, понимаешь? Хотя я сказал, что не знаю Вершинина и никогда его не видел… У меня взяли отпечатки пальцев.
– Да уж… И что? Что делать-то? Когда его точно убили?
– Я не знаю время, только день – двадцать пятое сентября, среда.
– И где ты был?
– Ездил по делам, встречался с заказчиками, но теоретически я мог оказаться в той квартире в любое время. К тому же встреча с одним из заказчиков у меня была в кафе, причем неподалеку от этого места, возле Театра Луны.
– Ваня, мне-то не темни! Ваша фирма занимается продажей редкого промышленного оборудования, а ты встречаешься с заказчиком в какой-то там кафешке!
– Послушай, в это хотя бы не лезь! Не твое это дело!
– Как же не мое, если ты мой муж и тебя могут посадить в любой момент?! Ты что, Ваня, совсем берега попутал?!
– Не каркай, прошу тебя!
– Ну, тогда объясни, что ты делал возле Театра Луны?
– Говорю же, встречался с заказчиком.
Я смотрела на него и ждала правды. И в это время у него, вероятно, произошла переоценка информации, которую он носил в себе. Он подумал, что лучше уж ему рассказать всю правду о своей работе, чтобы заручиться моей поддержкой, чем изображать из себя секретного агента или вообще вруна.
– Схема такая. Завод изготавливает редкое и очень дорогое оборудование, и он же его продает. Но все начальство кушать хочет. Вот и пооткрывали дочерние фирмы от завода, чтобы через них прогонять оборудование, да по завышенной цене, и чтобы денежки текли прямо в карман. Теперь понятно?
Я пожала плечами. Слышала, конечно, о таких схемах, но в подробности точно не вдавалась.
– Одна из таких фирм как раз та, в которой я работаю. Время от времени мы закрываемся и открываем новую. Все, Вера, больше ни слова не скажу и так уже много лишнего наговорил. Просто объясняю тебе, чтобы ты поняла.
– Хочешь сказать, что и заказчик твой, с которым ты встречался, тоже посредник, а не основной покупатель?
– А ты молодец… – усмехнулся Ваня. – Да, именно. Человек просто имеет свой процент, и все!
– Но зачем крупным предприятиям, которым нужно ваше оборудование, связываться с производителями через вашу фирму, да еще и через посредника, когда они, имея деньги, могут действовать напрямую?
– Ты не о том должна сейчас думать, – вдруг сказал он таким тоном, точнее, змеиным злобным шипеньем, что я испугалась, как бы он не ударил меня. И хотя он никогда прежде этого не делал, но очень уж странным было выражение его лица. Он в тот момент меня просто ненавидел.
– А о чем я должна сейчас думать?
Да я вообще ни о чем тогда не думала, я представляла себе, что его, моего предателя-муженька, посадили, у меня воображение развито отлично. Успела увидеть его уже в тюремной камере, вот с таким же лицом, полным злобы и ненависти, и вдруг поняла в очередной раз, что настал момент, когда я могу с легкостью изменить свою жизнь. Избавиться от Вани и зажить своей жизнью! Чистой и спокойной. Где не надо притворяться, что ты любишь человека или даже просто хорошо к нему относишься. И все это ради денег. Чтобы кушать хорошую еду, жить в комфорте, ездить за границу отдыхать, да и вообще, ни в чем себе не отказывать! Да, конечно, находясь в тюрьме, Ваня не сможет зарабатывать, но у него и без того полно денег в банке, акции. К тому же у нас еще две квартиры, которые мы сдаем. Я смогла бы спокойно жить и не работать. И детям бы на учебу хватило, хотя Ваня отправляет им в Лондон, где они учатся, нехилые суммы.
– Просто скажи, что двадцать пятого сентября, в среду, я весь день провел дома. Работал с документами. Ну, как это часто бывает. Придумай, что я ремонтировал что-то, прибивал там полку или еще что…
– Да ты не нервничай, я скажу все, что надо. А сам-то ты что сказал следователю?
– Что был дома и работал с документами. Но для правдоподобности, говорю, придумай, чем бы еще я мог заниматься дома.
– Ты мог бы отремонтировать посудомоечную машину. Давай договоримся… – произнося это, я понимала, что толкаю мужа в тюремную камеру. – Мы же должны говорить одно и то же.
– Отлично. Все, договорились. Я ремонтировал посудомоечную машину.
– Когда тебе снова к следователю?
– Завтра к десяти.
– Странно… Ты же только что оттуда. Что могло измениться?
– Во время допроса или разговора, не знаю уже, как все это назвать… (Я поняла, что ему куда приятнее самому считать допрос разговором, так он сам себя хотел успокоить.) Так вот, ему позвонил кто-то, Седов сорвался с места, лицо его было таким радостным, словно он выиграл миллион долларов, и буквально выбежал из кабинета. Очень скоро, буквально через пару минут, словно вспомнив обо мне, вернулся, подписал мой пропуск и отпустил меня. Сказал, что завтра к десяти утра к нему.
…
– Да, все правильно, мой муж весь тот день провел дома. Он часто остается дома, чтобы поработать с документами. Я уже привыкла. Конечно, хотелось бы, чтобы он, как все нормальные мужчины, работал где-нибудь подальше от дома, на работе, вы понимаете, что я хочу сказать, да? Ну невозможно видеть перед собой человека все двадцать четыре часа! Мне и прибраться нужно, и приготовить, или просто походить по магазинам или встретиться с подружкой, а он следит буквально за каждым моим шагом, заглядывает в пакеты, когда я откуда-то возвращаюсь, прямо как баба! Да еще чеки собирает, копит их, говорит, а вдруг купишь протухшую селедку, а у тебя чека нет, и ты тогда не сможешь вернуть…
Конец ознакомительного фрагмента.