– Ну и дела! Это что же получается, ковер пропитан кровью так, что даже почернел? – пробормотал Виктор. – Литров десять крови из покойника вылилось. Явный перебор.
Притихшие было понятые, ахая и охая, снова завозились на принесенных от соседей стульях.
Цой недружелюбно зыркнул на молодящуюся старуху, что-то говорящую на ухо своему молчаливому супругу, повторяя строгий взгляд капитана, и, обращаясь к мелькнувшему в районе кухни Ледневу, прокричал:
– Дим, удалось установить имя хозяина квартиры?
Капитан приблизился к следователю и протянул паспорт.
– Панаев Илья Петрович, – прочитал Цой первую страницу. И, глядя на фотографию, протянул: – Тот самый Панаев?
– Ага. Тот самый, – подтвердил капитан, иронично пропев: – Профессор биоэнергетических наук!
Помолчал и презрительно добавил:
– В зубах уже навяз, олень винторогий.
– Винторогих оленей не бывает, – усмехнулся Вик.
– Раз Панаев есть, значит – бывает, – начал злиться Леднев.
– Ты недобр к покойнику.
– Станешь тут недобрым! По телевизору, по радио – отовсюду только и слышно – Панаев, Панаев, Панаев. Мать с утра пораньше включает телевизор – и понеслось! Панаев женился. Панаев развелся. Панаев купил новый дом. Как будто кому-то интересен этот старый дурень.
– Сам же говоришь, что мать про него передачи смотрит. Значит, интересен.
– Разве что таким же старым дурам.
– Панаев один жил?
– Я же говорю. Женился. Развелся. Опять женился и жил с молодой женой. Земфирой Аюшевой.
– И где сейчас Земфира Аюшева? Отчего так долго в семейном гнезде не появлялась, что муж успел основательно протухнуть?
– Аюшева гостила у родителей в Казани, а когда мы позвонили, сразу же выехала в Москву.
Из угла, где расположились на стульях понятые, раздался старушечий голос:
– Я бы на вашем месте, товарищи, присмотрелась к молодой жене. Ни здрасте от нее, ни до свиданья. Буркнет что-то себе под нос, и была такова, вертихвостка. Вот Гелечка до нее была – святая.
– Кто такая Гелечка?
– Ангелина Юрьевна Цатурян, первая жена Панаева. Все горевала, что деток ей Господь не дал. Болезнь придатков у нее в детстве была, она рожать, бедненькая, не может. Сирота она, в детском доме выросла, и семейное счастье ценит превыше всего. Благотворительностью занимается, больным детишкам помогает. Но разве мужчинам важна душевная красота? Чуть женщине перевалило за тридцать – все. Для мужа она старуха. Молоденькую подавай. А уж перед Панаевым этих красоток молоденьких сколько вертелось! И не сосчитать. И каждая в жены норовила набиться.
– Простите, как ваше имя-отчество? – приблизился Виктор к понятой.
– Татьяна Романовна Зычкова, живу на первом этаже.
– Как вы думаете, Татьяна Романовна, могла Цатурян отомстить мужу?
– За что?
– За нанесенную обиду.
– Да не было никакой обиды, они полюбовно расстались. Гелечка ведь тоже мужчину себе нашла. Я недавно ее в центре встретила. Идет со своим новым другом, глаза горят, и сама так и светится.
– Как друга зовут, случайно, не знаете?
– Чего не знаю, того не знаю. Врать не буду. Молодой, красивый брюнет. А Панаев хоть и видный мужчина, но старый уже. Про таких говорят – песок сыпется. Нет, не стала бы Ангелина ему мстить. Дай бог ей счастья, не женщина – ангел. А Земфира эта – прохиндейка бесстыжая. Панаев хоть и экстрасенс, а в людях разбираться не умеет.
Понятая поджала губы и, мелко тряся головой от возмущения, многозначительно замолчала.
Вик уныло оглядел бескрайние пространства квартиры экстрасенса и, взглянув на Леднева, задумчиво протянул:
– Дим, как думаешь, может, не ждать приезда Земфиры Аюшевой, а пригласить кого из родственников, чтобы труп прямо здесь опознали? А то начнем поднимать на носилки, он совсем на атомы развалится.
– Дело говоришь! А заодно и посмотрят, все ли в квартире цело, – согласился Леднев.
– Я позвонила Гелечке, она уже прилетела, голубка моя, – оживилась Зычкова. И, выглянув в окно, указала на освещенный серебристый джип: – Вон ее машина, под фонарем стоит.
Сбитый с толку чрезмерной инициативностью соседки, следователь Цой молчал, и капитан раздраженно дернул его за китель.
– Ну что, Виктор Максимович, звать Цатурян?
– А, зови, – дал отмашку Виктор. – И пошли своих ребят, пусть запись с камеры над подъездом под протокол изымут.
В ожидании первой супруги Панаева следователь Цой продолжил обходить квартиру, заполняя бумаги. Он уже дошел до кухни, когда распахнулась дверь, и на пороге появилась плотная чернявая женщина в дорогом шелковом платье оттенка чайной розы. Круглое большеносое лицо ее было сосредоточенно, между искусно вычерченных бровей залегла глубокая складка, точно она перемножала в уме трехзначные числа.
– Боже мой, ну и запах! – Вошедшая зажала пальцами нос. И с напором продолжила: – Мне позвонила Татьяна Романовна, сказала, что в доме полиция и труп нашли. Труп Панаева?
Голос ее дрогнул.
– Это вы мне скажите, – удивленно протянул Виктор. – В квартире обнаружено разложившееся тело, предположительно господина Панаева. Супруги его, Земфиры Аюшевой, в городе нет, и только вы на данный момент можете помочь следствию.
– Да-да, конечно. Я понимаю, – закивала Цатурян.
– Только, предупреждаю, зрелище не из приятных.
– Ничего, я сильная.
Они прошли в зону спальни и, заметив труп, женщина в ужасе зажала ладонями рот и закрыла глаза. Она стояла так, пока следователь Цой не тронул ее за плечо.
– Обмерла-то как, голубка моя, – жалостливо затянула последовавшая за ними соседка.
Взяв себя в руки, бывшая супруга экстрасенса приблизилась к телу настолько, насколько позволял едкий смрад, и всмотрелась в останки.
– Это Панаев, – наконец проговорила она.
Помолчала минуту, пристально вглядываясь, и снова повторила:
– Точно Панаев!
– Вот и ладушки, – вздохнул Виктор. И начал заполнять шапку протокола опроса свидетеля.
– Ангелина Юрьевна, по каким приметам вы определили, что тело принадлежит вашему бывшему мужу? – уточнил он, вписав в нужные графы фамилию, имя и отчество опрашиваемой.
– Браслет на правой руке Ильи и амулет на шее. А вот кольца на мизинце нет. Панаев это кольцо никогда не снимал.
– Что за кольцо? Дорогое? – Вик зачиркал ручкой по протоколу, делая пометки.
– Панаев говорил, что это кольцо когда-то принадлежало Кристиану Розенкрейцу.
– Как выглядело кольцо?
– Широкое, плоское, золотое, на внешней стороне выгравированы крест и роза. Думаю, что стоило оно не очень дорого, но для последователей Панаева это, несомненно, вещица бесценная.
– Вы тоже принадлежите к его последователям?
Женщина надменно взглянула на Вика и холодно ответила:
– Я сама по себе. Разрабатываю тренинги женской привлекательности. Но начинала я, само собой, как ученица Панаева.
– И в процессе обучения Панаев на вас женился? То есть получается, что выучил Илья Петрович вас на свою голову и вы тут же стали манипулировать своим учителем?
Прозвучало грубо. Так, как будто Ангелина Юрьевна была настолько нехороша, что без помощи оккультных практик не имела ни малейшего шанса увлечь приглянувшегося мужчину. Да так оно и было. Внешность у оккультистки была на удивление неприятной, и от этого замечание сыщика звучало еще обиднее.
– Напрасно иронизируете, – уловила насмешку Цатурян. – С Ильей мы поженились семь лет назад по большой взаимной любви. А в прошлом году Панаев сказал, что жить со мной не хочет и что полюбил Земфиру. Илья и раньше гулял, но так категорично не ставил вопроса. И я решила: не хочет жить – не надо. Я тут же подала на развод – я не привыкла никому навязываться.
– Аюшева тоже была ученицей Панаева?
– Все они были его ученицами. Да это и не удивительно. Панаев хоть и в возрасте, но по сути своей альфа-самец, привык брать все что хочет. А как не захотеть, если вокруг увивается молодое женское мясо?
– Звучит цинично.
– Зато отражает суть.
– Как при разводе делили имущество?
– Я согласилась жить в доме на Новой Риге, Панаеву осталась эта квартира. И еще несколько квартир в разных местах города. И дома за рубежом. Машины поделили поровну. Мне, как селянке, достался джип, Панаеву – «Инфинити» представительского класса – кататься по Москве.
Закончив записывать, Цой попросил:
– Ангелина Юрьевна, будьте любезны, взгляните, из квартиры ничего не пропало?
Цатурян начала осмотр со встроенного, во всю стену, шкафа в спальной зоне. Откатила дверцу и быстро пробежала глазами по полкам с постельным бельем. Затем выдвинула ящички и осмотрела лежащие в них мелочи. Откатив другую дверку, пролистнула вешалки с мужскими костюмами и дамскими платьями. Перебрала чехлы с шубами и пальто, заглянула в шляпные коробки и осмотрела выстроенные в шеренгу пары обуви. Пожала плечами и отправилась дальше.
Передвигаясь от одного предмета мебели к другому, женщина, не торопясь, обошла просторное помещение. Задержалась около стойки с плазмой, отодвинув домашний кинотеатр и сунув руку в темную глубину стеллажа. Вынула железную коробку из-под конфет «Рафаэлло», открыла и, указав на стопку пятитысячных купюр, проговорила:
– Деньги не взяли, значит, не за деньгами приходили. Панаев на мелкие расходы приблизительно полмиллиона дома держал.
Отложила коробку, двинулась дальше и, остановившись рядом с кухонным столом, уверенно сказала:
– Вроде все на месте. Говорю же вам, это не ограбление. А когда вы приехали, дверь уже была взломана?
– Нет, участковый вскрывал.
– Значит, точно не грабить пришли.
– А за чем же пришли, по-вашему?
– Сами видите, взяли только кольцо. Из-за него Панаева и убили.
– Значит, убить мог любой из учеников Ильи Петровича с целью завладеть кольцом?
– Именно так. Честно говоря, я не думаю, что вы найдете убийцу. Люди, обладающие биоэнергетическими способностями, умеют заметать следы…
Она замолчала и прислушалась.
У дверей послышался топот, возня, нечленораздельные возгласы, и Леднев зашелся в яростном крике:
– Кто пустил репортеров? Пошли отсюда прочь! У-у, стадо баранов! Сейчас все улики затопчут!
Но журналисты уже прорывались в квартиру.
– Всего один вопрос, пожалуйста!
– Когда наступила смерть?
– Это убийство?
– Вы уже знаете, кто убийца?
– Земфира Аюшева имеет отношение?
– Ангелина Цатурян здесь? Можно ее сфотографировать? Всего одно фото!
– Быстро выметайтесь!
– Все-все, уже уходим…
Полыхнули вспышки фотокамер, Цатурян с заметным опозданием прикрылась полной рукой, и разъяренный капитан сгреб представителей прессы в охапку и вышвырнул на лестницу. Закрыв за газетчиками двери, Леднев прошел в зону гостиной, уселся на диван и, закинув ногу на ногу, ворчливо проговорил:
– Если б знал, кто прессу приволок, рожу начистил!
– Спасибо, Ангелина Юрьевна, – натянуто улыбнулся Вик, уловив очевидный подтекст в словах капитана. – Не смею вас больше задерживать.
– Гелечка, держитесь, дорогая моя, – пропела вездесущая соседка. Поудобнее устроилась на стуле и чуть слышно выдохнула: – Святая женщина! И чего Панаеву было надо? На мужиков не угодишь.
Сдержанно кивнув, Ангелина Юрьевна под нелюбезными взглядами представителей власти направилась к дверям. Не спуская злобных глаз с широкой спины женщины, капитан вытряхнул из пачки последнюю сигарету, закурил и, сплюнув в пустую пачку, все-таки не сдержался, процедив:
– Могу поспорить, это Цатурянша журналистов на труп приволокла. Рекламу на смерти, сучка, делает.
Понятая Зычкова развернулась лицом к капитану и, сверкнув глазами, не сказала – плюнула:
– Слушайте, вы! Если завидуете – завидуйте молча! Ишь, аферисты! Думаете, мы не знаем про ваши делишки? В интернете про вас все написано!
Глядя в перекошенное лицо понятой, Вик тоскливо подумал, что, пожалуй, переоценил свое стремление к справедливости. Следователем прокуратуры быть вовсе не так лучезарно, как пишут в романах.
Москва, август 1910 г.
Было не поздно, часов девять вечера, когда в квартире за букинистической лавкой раздался звонок. Захар Акимович уже спал, и это было хорошо. Кому нужны пустые разговоры – кто пришел? Зачем пришел? Если старик увидит, что поздний визитер – очаровательная юная девушка, вообще не даст покоя. А Ольга Павловна, и правда, прехорошенькая. Лев разглядел ее как следует еще тогда, в их первую встречу в доме графини Святополк-Червинской. Теперь же, помогая раздеться, еще раз имел возможность в этом убедиться. И удивлялся себе, как мог не заметить ее в Англии пять лет назад.
С Анной Рудольфовной Лев и в самом деле ездил в Лондон, на теософический конгресс, где председательствовала мисс Безант. Конгресс проводился в Кенигстонских садах в «Роял Палас отеле» и промелькнул, будто в тумане. В норд-экспрессе теософка всю дорогу что-то вещала о трех возможных путях движения к постижению сверхчувственной реальности, которая стоит за происходящим в дольнем мире.
Первый путь вроде бы восточный эзотеризм, преимущественно индийский. Путь второй, кажется, христианский. А вот третий – совершенно точно – розенкрейцерский.
И Минцлова считала, что третий путь – самый верный. Ибо главная цель теософии заключается в том, чтобы человеку, как высшему созданию Божьему, получить власть над природой, подчинить себе природные законы и распоряжаться ими по своему усмотрению. Но Лев был погружен в думы о недавно погибшей невесте Раисе и не слишком прислушивался к рассуждениям провидицы.
Они с Раисой хотели пожениться и жить вместе с дедом, помогая в лавке. Может, и вышло бы из этого что-то путное, хотя вряд ли. С Захаром Акимовичем общаться было настолько непросто, что даже Семен – сын старика-букиниста и отец Льва – в свое время предпочел перебраться с семьей из квартиры за торговым залом магазинчика в мансарду под самой крышей, что было явным понижением статуса.
Лев проживал на Лубянке с самого рождения и хорошо знал порядки доходного дома и его обитателей. По тому, какую квартиру выбирал наниматель, можно было судить о его положении в обществе. В помещении под парадной лестницей проживал швейцар Осип Осипович. Дородный старик в пушистых генеральских бакенбардах топил камины и печи, обогревающие вестибюль и лестницу, драил мозаичные площадки, чистил медные дверные ручки, а ночью по звонку отпирал дверь. Далее, на первом этаже располагались офисные помещения земского банка, букинистическая лавка Тихомирова, аптека восточных трав Син Гур Ли и зубоврачебная клиника доктора Ааронова.
Большие барские квартиры в десять-пятнадцать комнат в бельэтаже снимали состоятельные господа, которые постоянно менялись, ибо обычно арендовали квартиры на сезон, до лета, а затем съезжали на дачи. За это время материальное положение нанимателей зачастую претерпевало изменения, и осенью, как правило, в бельэтаж заезжали новые господа. В таких апартаментах вместо голландских печей уже было электрическое отопление и дозволялось держать рояли.
На остальных этажах в небольших квартирках с маленькими комнатами и окнами во двор селилась интеллигенция, и тоже каждый год сменяющая друг друга. А в крошечных, под самой крышей, помещениях с низкими потолками, на мансардах и чердаках, обитали бедняки – студенты и мелкие служащие. Здесь же, по соседству, прачки сушили белье. Именно там, под крышей дома, между развешанными для просушки простынями и учебниками по гражданскому праву и прошло детство Льва. Хотя в ранней юности, до его восьмого дня рождения, они с матушкой, отцом и дедом вместе жили в небольшой, но уютной квартирке за лавкой.
Занимаясь книготорговлей всю свою жизнь, к началу двадцатого века Захар Тихомиров представлял собой уникальный образчик московского букиниста, помешанного на старинных изданиях на самых разных языках, и был профессором своего дела, не хуже легендарного Кольчугина с Никольской. Ассортимент он подбирал придирчиво.