– Назаров, смотри. Остальным опустить, – скомандовал командир, все медленно опустили оружие, в том числе и тот с кем столкнулся, только один из них продолжал держать меня на мушке короткого карабина. Скорее всего это и был Назаров, а манера держать оружие, спокойный и прищуренный взгляд, стойка, выдавало в нём опытного солдата.
– Сергеев, докладывай, – кинул приказ подпол, не спуская с меня настороженных глаз, а молоденький красноармеец стал путанно рассказывать.
– Вот шёл, как вы приказали в головном дозоре и с ним столкнулся. Я закричал, чтоб он бросил оружие, а он автомат на меня направил и не подчинился…
– Автомат сюда дай…, – потребовал подполковник и протянул руку.
– Не…, рано оружие отдавать…, – отказался, сделав осторожный шаг назад и красноармейцы тут же вскинули оружие, – тихо.., тихо.. Я ж сказал. Я свой. Партизан.
Подполковник вскинул руку и красноармейцы, кроме Назарова, опустили оружие. А командир, едко усмехнувшись, сказал: – Что-то ты не похож на партизана, воюющего здесь. Чистенький смотрю, харя нажратая, одежда явно не для леса… Чем докажешь, что партизан? А так ведь хлопнуть тебя придётся….
– Что ж, партизан обязательно грязным и зачуханным должен быть? – Огрызнулся в ответ и сам перешёл в словестное наступление, – вы вон тоже…, не обтрёпанные, хотя больше месяце здесь уже. Партизанить тоже по всякому можно. А насчёт доказательств!? Так запросто. Я тут несколько дней тому назад прихлопнул трёх немцев – два офицера и солдат. И автомат оттуда. Если хотите, я отведу вас туда и покажу штабную машину, документов два портфеля, чистые карты, чуть ли не всей Белоруссии и оружие есть. Гранаты, патроны. Пять километров всего. Ну как? Пошли? А то мы так, на словах, ни к чему не придём…
Подполковник молча и вдумчиво смотрел на меня, явно взвешивая и оценивая моё предложение и, конечно, упоминание о картах решило всё в мою пользу.
– Хорошо. Пошли. Но смотри, начнёшь тянуть время… Грохнем без сомнения.
– Что, шаги считать будете? Ровно пять километров!? Может я на полкилометра ошибся или на двести метров и грохнуть сразу!? Через полтора часа, если ничего не помешает, будем на месте.
– Только автомат отдай нам…, так будет всем спокойнее…, – подполковник вновь протянул руку ко мне.
– Не… Вам будет спокойней, а не мне. Предлагаю другой вариант, – дождавшись кивка командира, продолжил, – я из автомата достаю рожок и ложу в подсумок. У меня ещё пистолет есть…
Откинул полу пиджака и показал, торчащий из-за брючного ремня пистолет: – Оттуда тоже достаю обойму и кладу в карман. А то не дай бог, наткнёмся на немцев, а я безоружный. А там, на месте, я сам отдам вам автомат. У меня есть ещё.
– Хорошо пошли, но смотри…! – Всё-таки ещё раз с угрозой предупредил подполковник.
Весь путь до машины прошёл в настороженном молчании, обмениваясь лишь короткими фразами, что дало достаточно времени, чтобы продумать сложившуюся ситуацию. Честно говоря, эта встреча была не ко времени. Я ещё не совсем осмотрелся здесь, а только вживаюсь в нынешнюю жизнь и какие-либо впечатляющие результаты своей войны с немцами предъявить не мог, чтобы сразу мне поверили. Вот бы через годик – тогда Да. Можно было всё тщательно продумать и тогда на гипотетической встрече со «своими» у меня было место для манёвра и играл бы на равных. А сейчас всё очень неопределённо, шатко и ситуация в любой момент может неожиданно качнуться в неблагоприятную для меня сторону. Пока мне везло, даже в том, что не обыскали, а так бы нашли удостоверение полицая и конец был бы вполне предсказуем. Судя по группе, по внешнему виду и то, что они шарахались у дороги налегке, без вещмешков, это окруженцы. И группа разношёрстная, вооружена кто чем, половина опытные, а другая явно первогодки. Так что – окруженцы. С другой стороны, они здесь уже месяц и я через своих братьев, да и в полиции не слыхал, чтобы они себя здесь чем-то обозначили. Значит, сидят тихо, а уйти на восток не могут, скорее всего из-за раненых в группе.
Это была самая лёгкая часть моих размышлений. А вот вторая – как себя им преподнести!? Тот ещё вопрос. Но и здесь, решил действовать исходя из ситуации. И первая линия поведения – я партизаню. Партизаню в одиночку. И о своей нынешней сущности полицая ничего говорить не буду. Тут больше за меня будут решать мои дела. А вот если ситуация повернётся другим боком, то придётся выкладывать «все карты на стол». А не хотелось бы. Вон…, объявил себя партизаном, а иду впереди всех и прямо спиной чувствую подозрительные взгляды и ползущий по позвоночнику холодок от зрачка ствола Назарова. Лишь когда пришли на место, облегчённо вздохнул и кивнул головой на замаскированную машину: – Вон она. Ветки, правда, уже подвяли….
Три бойца подскочили по команде подполковника к машине и стали раскидывать ветки, после чего он удовлетворённо угукнул: – Угу…, смотри-ка…, не соврал. Что хоть за машина?
– Да чёрт её знает. Я в немецких машинах не разбираюсь. Она на ходу, бензина достаточно…, – мы к этому времени сами подошли к машине и я открыл им багажник, демонстрируя чемоданы и форму офицеров и солдата.
– Оооо…, – обрадовался бритвенным принадлежностям подполковник, – теперь хоть побриться толково можно.
Быстро переворошив бельё в чемоданах, он озабоченно спросил, подняв на меня глаза: – А оружие, гранаты, карты где?
– Все яйца в одной корзине держать нельзя. Всё остальное спрятано отдельно и дальше… Предлагаю, пройти туда. Тут минут двадцать ещё ходьбы…
Но прежде чем уйти к тайнику с оружием и документами, я продемонстрировал исправность машины, заведя её, чем вызвал очередное одобрение подполковника, но только самой машиной. А так с грустью констатировал: – Хороша машина, но ездить на ней никто не умеет… И я тоже.
Забрав из чемоданов лежащие там консервы, вновь замаскировав уже свежими ветками, мы двинулись дальше.
Этот тайник тоже был незамысловатый и по типу первого, под густыми ветвями большой, тёмно-зелёной ёлки. Бойцы нырнули туда и вытащили на свет все трофеи, обрадовав как подполковника, так и его бойцов, особенно когда тут же отдал им автомат и подсумок с патронами. Тут уж они сами почти поверили, что я партизан. Правда, подполковник всё-таки слегка огорчился. Он надеялся, что за мной стоит хоть и небольшой, но отряд, на помощь которого можно было надеяться. А я оказался одиночкой. Но огорчение, быстро прошло, когда в руки он взял немецкие карты.
– А вот за это отдельное спасибо. А то идти просто на восток, ориентируясь на солнце…!? А по карте, совершенно другое дело. Молодец…. Чёрт, мы даже не познакомились. Климов Юрий Сергеевич, звание знаешь, ну а должность моя тебе ни к чему, – и протянул широкую ладонь.
– Тимофей…, – пожал руку в ответ.
Климов махнул рукой в сторону бойцов, собравшихся в кучку, и с интересом рассматривали немецкий автомат: – Назарова и Сергеева ты уже знаешь. Правда, Сергеев и вон те двое… Высокий, младший сержант Подкорытов и вон тот, красноармеец Ляско, они на второй день ко мне прибились. А рядом с Назаровым, Шипков. Это мои подчинённые. Ещё двое есть. Один раненый, Алексеев и остался с ним Нестеренко. Тоже мои. Если бы не ранение Алексеева, давно к своим ушли. Но он уже поправился и через несколько дней двинем к своим. А к дороге пошли, с боеприпасами у нас проблема. У Нестеренко ППШ, а в нём 15 патронов. У Назарова осталось две обоймы, да и у других не густо. Хотели на дороге засаду устроить и напасть на обоз или одиночную машину. Полдня пролежали и всё бестолку. Не по зубам нам. Было бы побольше патронов, тогда другой расклад. Пришлось уйти и на тебя наткнулись. Так ты говоришь, у тебя есть оружие и боеприпасы?
– Да… Грохнул тут полицая, он с деревни вёз конфискованное оружие. Два ППШ, два карабина, три лимонки и пулемёт Дегтярёва. Всё с патронами…. А…, да ещё наган.
– Отлично. Молодец, этого нам достаточно будет. – Обрадовался Климов и деловито спросил, – Далеко отсюда? Час, два…, ходьбы?
– Да нет…, километров тридцать будет…, – и с сожалением развёл руки.
– Чёрт, далеко. Это ж день ходьбы туда и день обратно…, – огорчился подполковник, ещё раз чертыхнулся и разочарованно произнёс, – придётся местных полицаев тряхануть. Мне сказали, что в ближайшей деревне три полицая и на месте бывшего нашего полевого лагеря ещё один есть. Вот сегодня ночью пойдём, грохнем их и оружие заберём. Тот, который в лагере, говорят брат самого начальника полиции. Проведёшь нас туда?
Я невесело усмехнулся, вспомнив недавние размышления – говорить ли всю правду? А тут вот такая заковыка. Поэтому и прозвучала в моём голосе не скрытая досада: – Да провести можно, только есть свои сложности. Как говориться: не знаешь, где найдёшь – и где потеряешь.
Климов озадаченно посмотрел на меня и, тяжело вздохнув, я предложил: – Юрий Сергеевич, давайте отойдём немного в сторонку и откровенно поговорим, чтоб всё между нами было открыто и честно. Бойцам это необязательно знать. Вон к тому пенёчку.
– Ну…? – Спросил подполковник, когда мы присели.
– Юрий Сергеевич, сейчас между нами произойдёт очень трудный и сложный разговор. Я прошу вас только не делать скоропалительных и ошибочных выводов, никаких резких решений. Воспримите всё, что скажу, спокойно. Без дёрганьев…
Подполковник посуровел лицом и перебил меня: – Тимофей, давай без этих загадок, дальних подходов. Говори прямо.
– Не…, Юрий Сергеевич, я просто должен издалека начать, чтобы у вас было больше шансов поверить мне и понять, а не хвататься за оружие и вешать разные клейма. Так вот: я вам передал оружие убитых мною немцев, документы убитого капитана и майора, золдатенбух убитого их водителя, машина два портфеля с документами и карты. Готов вам передать и другое оружие. Если после нашего разговора возникнут сомнения в моих словах, мы можем пройти… Тут два километра всего и раскопать яму, где закопаны убитые немцы. Понимаю, неприятное дело, но там вы увидите именно убитых немцев, а не, например, убитых деревенских или красноармейцев. То есть, всё это говорит, что я Свой. – Пока я всё это говорил, лицо подполковника Климова закаменело и его глаза настороженно следили за мной. Пора приступать к главному.
– Это хорошо, что вы не обыскали меня сразу, а то уже давно валялся с дыркой в голове у дороги. Поэтому вот, почитайте ещё один документ, только пожалуйста без резкости и спокойно, – и медленно, не делая резких движений, достал свой документ и протянул Климову. Тот принял, раскрыл картонную книжицу с моей фотографией и текстом. С одной стороны на немецком, на другой на белорусском языке и синяя печать внизу с разлапистым, хищным орлом. Долго читал, потом медленно закрыл и, постукивая удостоверением по пальцам, спокойно, но напряжённо спросил: – Как это понимать?
– А вот так, как оно и есть? – Я пальцем показал на удостоверение личности полицая, – там, правда, не написано, что я ещё и есть тот самый полицай с полевого лагеря и брат начальника районной полиции.
Климов возмущённо сверкнул глазами, открыл рот, чтобы что-то сказать, но закрыл его. Перекривился лицом, внутренне принимая какое-то решение, обернулся к бойцам и я уж подумал, что он их подзовёт и всё пойдёт по самому херовому сценарию. Но, тот только посмотрел и вновь повернулся ко мне.
– Ты всё сказал?
– Нет не всё, – спокойно смотрел на него, хотя внутри пружина напряжённости была закручена до предела. Я готов был мгновенно выхватить пистолет, если Климова просчитал неправильно или он ещё сам примет неверное решение, взять его в заложники и, прикрываясь им, попытаться уйти от его подчинённых. Стрелять в них был просто не готов, – я ещё не всё про себя рассказал. Я родился, жил и воспитывался в семье махрового белоказака, перед самой войной в составе диверсионной группы и со своими братьями был закинут сюда для диверсий, но был задержан НКВД, несколько дней просидел в тюрьме и при переправке меня в Минск, в ночь на 22 июня, был освобождён братьями. Вот в нескольких словах…, теперь сказал – Всё.
Если бы всё это излагал Климову при мне другой человек, то мне было бы довольно забавно наблюдать за реакцией Климова на изложенное. Целая гамма самых противоречивых чувств, эмоций, решений, колебаний стремительно пробегала по лицу подполковника и он никак не мог выбрать правильную линию. Наконец он, слегка хриплым голосом, спросил: – И что мне теперь с этим делать? Нет, конечно, я знаю, что делать. Арестовать и кончить тебя. Но меня пока, всё что ты рассказал, ставит в тупик. Ты ж мог промолчать. Зачем ты это сказал или у тебя есть какой-то свой план?
– Да…, у меня до встречи с вами был только один план. Это бить немцев и при такой ситуации, в какой нахожусь, к сожалению – бить в одиночку, пока меня самого не завалят. То ли немцы, то ли под горячую руку свои. Ну.., а сейчас, добавился к плану ещё один пунктик – снабдить вас оружием, отдать все документы, чтобы вы ушли на восток к действующей армии. А я останусь, вдруг ещё вам здесь пригожусь?
На последней моей фразе Климов удивлённо поднял брови, но спросил о другом: – Всё равно не пойму – Почему ты, имея такое прошлое, хочешь быть на нашей стороне? Или ты мстишь за что-то?
Что ж, если Климов задаёт вопросы, а не приступает к решительным действиям против меня – шанс договориться был. Только надо быть откровенным и не юлить. Хотя ведь не станешь ему рассказывать, что ты попаданец из будущего. Это просто провальный вариант. Поэтому нужно держаться полуправды.
– Месть, это слишком призрачная причина. Да и нет её. Всё, Юрий Сергеевич, гораздо сложнее и чтобы я вам тут не говорил, вы просто не поверите мне. В лучшем случае сочтя всё за бред сумасшедшего, поэтому вам придётся просто смириться с данностью – есть полицай, вот из такой семьи и с такой биографией и так сложилось, что он ведёт свою борьбу с немцами и предателями. Я мог бы соврать вам, что меня завербовало НКВД или ещё какие-нибудь разведывательные органы. Что у меня задание вступить в ряды полиции и на этой почве разворачивать партизанское движение… Мог много чего соврать… Но.., как видите, сказал то что сказал.
Юрий Сергеевич с видимым сожалением покачал головой: – Хотелось бы поверить, но не могу. Был бы один, может и рискнул, но вон…, за мной. – Климов кивнул головой в сторону красноармейцев, которые насторожившись смотрели в нашу сторону, не понимая в чём мы не сошлись и о чём сейчас остро спорим, – подчинённые – постоянные и временные, они верят мне и надеяться на меня. Так что тут вариантов для тебя почти и нет. Кроме одного…. Догадайся сам, – подполковник наклонил голову и исподлобья поглядел на меня.
– К сожалению, Юрий Сергеевич, ничего не получиться. Не из-за того, что мне этих деревенских полицаев жалко. Просто это не входит в мои планы.
– Почему? Интересно услышать, – вкрадчиво спросил подполковник, напружившись и готовясь к схватке.
– Чёрт побери, только этого не хватало, – пронеслось в голове, но вслух начал говорить другое, – ну.., пойду я с вами. Грохнем полицаев. Вы получите три старые винтовки и пару сотен патронов к ним, продовольствия наберёте, меня засветите перед ними. И мне волей-неволей придётся идти с вами. Хорошо…, – я резко опустил обе ладони на колени, как бы подтверждая эту версию, – я иду с вами. И по пути проявляю чудеса храбрости, валяю немцев направо и налево и мы благополучно переходим линию фронта и прямиком попадаем в особый отдел, где все проходим проверку с разными тупыми вопросами – А как вы оказались в окружении? А что вы там делали целый месяц на оккупированной территории? А сколько вы уничтожили за это время врагов? Ах у вас не было достаточно боеприпасов и раненый был? Хорошо. А что вы знаете об остальных военнослужащих, которые вышли вместе с вами? Ах…, с вами бывший полицай!? Да ещё брат начальника полиции!? Хорошо себя показал!!?? Ах вы ручаетесь за него! А не много ли вы на себя, товарищ подполковник, берёте? Бывший полицай, втёрся к вам в доверие и с помощью вас, пытается отвести от себя подозрения. А может быть вы с ним в сговоре? И тоже завербованы? И по мордасам, по мордасам…., – я уже не говорил, а швырял ему в лицо слова и мы оба в запальчивости вскочили на ноги, готовясь вцепиться друг другу в глотку.