Из мыслей меня вырывает щелчок пальцев отца у самого носа.
– Знакомые глаза, да? – с прищуром всматривается. Улавливает каждое мое движение или действие, в надежде поймать, наконец, мое настоящее настроение и внутреннее состояние. Отворачиваюсь от папы, чуть засмущавшись, но согласно киваю головой, без слов даю понять, что он прав. – Девочка моя, – ласково обращается, сжимая в объятиях, – это нормально, – чуть шепотом говорит, покачивает в руках, убаюкивает.
– Понимаю, – слегка вздохнула, но не стала продолжать, что именно я понимаю. Потому что это сложно объяснить. Отец отстраняется и больше не задаёт никаких вопросов, касающихся полотна с неясным образом глаз. Я же срываю бумагу и переворачиваю обратной чистой стороной, чтобы больше не видеть их, не терзать себя изнутри. Стряхиваю с фартука невидимые нити, словно на нём могли скопиться пылинки за некоторое время, что я сижу у себя в студии, затем снимаю его и вешаю на стульчак.
– Идём, я угощу тебя обедом, – предлагаю отцу, а сама уже выхожу из комнаты, не оставляя ему выбора, как пойти следом. Чуть подождав, когда папа вышел, закрываю дверь на замок и убираю ключ в карман брюк. Знаю, что никому нет дела до моих работ, и всё-таки так я чувствую, что все самое сокровенное останется за замком. Квартира довольно просторная, кухня и зал совмещены, поэтому мне нет необходимости бегать туда-сюда с едой. Ставлю разогретые тарелки с лазаньей на барный столик, соус и столовые приборы, пока папа готовит свой кофе в турке. Вот же ценитель восточной культуры. Ему нужно было остаться там, когда один друг шейх предлагал, но душа папина тянется к родным краям. Говорит, что здесь ему легче дышится, а значит в голову больше идей приходит. Шутник.
– Завтра Леока, наконец, проведет выставку, – отец начинает разговор, нанизывая на вилку перья, и отправляет их в рот.
– Да, мы все долго готовились. Будем надеяться, что некоторым всё-таки повезёт, и их работы заметят, – согласно киваю головой, продолжая свои мысли. – Я выставлю пару портретов, один, что во Франции писала, помнишь, старушку с багетами, – улыбаюсь, вспоминая милую бабушку с корзинкой в руках, как в старые добрые времена настоящая француженка шествовала по брусчатке, прям напротив местной пекарни, и теперь она следует этой традиции, не нарушая её.
– Помню, – папа тоже улыбнулся, потому что тогда мы оба были тронуты этим образом: традиции против современности, некая борьба прошлого и настоящего. – А второй?
– Представлю образ ребенка в четырех эмоциях, – говорю и жду реакции отца на это. Вилка на полпути замирает у рта отца, он уставился в глаза мне, а я смотрю на него, со своими широко открытыми, сильно сжимаю губы, и щеку изнутри прикусываю, чтобы не сказать чего лишнего. Папа будто оттаял, отставляет столовый прибор, положив рядом с тарелкой, промакивает салфеткой рот, лихорадочно соображая, что мне сказать, затем пожимает плечами, будто уже согласился со своей собственной мыслью.
– Хорошая идея, – два коротких слова, пауза. – Я рад, что ты смогла преодолеть барьеры. Можно узнать, кого взяла в прообраз?
– Соседского малыша, – слова даются так легко, и я расслабилась. Попиваю, приготовленный кофе отцом, держа кружку в одной руке, а другой обнимаю себя и подпираю первую. – Яна недавно родила, и я спросила разрешения, не была бы она против моей идеи. Вот так и появилась вторая портретная картина для выставки. Получилось спонтанно, но, думаю, оно того стоит. Леока Франсовна была в восторге от этой идеи и даже сама теперь хочет её воплотить.
Папа рассмеялся вслух, все напряжение вмиг исчезло.
– Ну, у Леоки всегда вызывают восторг новаторства в стихии искусств. Поэтому, я не удивлен. – Отец направляется к раковине, кладет свое блюдо, затем наливает остатки кофе и делает глоток с закрытыми глазами, наслаждается настоящим вкусом. Без сахара и молока. Брр, не понимаю его, как можно наслаждаться горечью.
– Кстати, пап, – вдруг вспоминаю, что недавно его пригласили устроить аукцион в Абу-Даби, и он обещал подумать, станет ли выставлять на продажу картины. – Что насчёт того приглашения в эмираты?
– Я, собственно, чего и зашёл, дочь. – Он согласно кивает, потому что напомнила ему о важном деле. – Через неделю едем. Проведём выставку талантов, потому что она ведь смежная, не брошу же своих пейзажистов, – улыбается мне и подмигивает. Знаю, для папы его ученики, словно дети, по пальцам посчитать и даже двадцати не набрать. Сейчас все стремятся пуститься в неомодернизм, абстракции, минимализм и в цифровое (папа яро ненавидит этот вид, потому что компьютеры отбирают все больше и больше у простого художника, лишая его именно всех прелестей: от выбора кисточки до невероятного запаха готового полотна). Конечно, каждый по-своему выражает себя, но становится меньше реалистов. Тех, кто может передать образ так, как видит. Не искажая реальность, не приукрашивая, и не ломая цветовую гамму. Словно запечатлеть природное – живое. То же самое и с портретными писателями – вымирают, словно динозавры, либо приходит замена, но тут же сходит с пути, потому что общество жестокое и не терпит постоянства. Мир искусства не так-то красив изнутри, как принято считать. Здесь есть свои плюсы и минусы. Враги и друзья. Те, кто может постоять за младшего, а потом нахально втеревшись в доверие, воткнуть нож в спину. Было. Проходили и не раз.
– Значит, решено, – довольная, предвкушая скорую поездку в жаркую страну со своими причудами. Где женщины в чадре ходят, скрывают свою красоту от чужих глаз, и лишь муж вправе видеть её во всяком виде. Это тоже своего рода волшебство, оно манит и притягивает к себе с невероятным магнетизмом. Однажды, я всё-таки изображу девушку в танце. Тем более, что я скучаю по своей подруге, Амине. В течение нескольких месяцев не созванивались, а буквально дня три назад болтали без умолку точно часа два, пока не прервалась связь, потому что на телефоне закончились деньги.
– Ладно, увидимся на выставке завтра. – Папа машет рукой, уже собрался на выход. Прихватил свой пиджак, наверняка по пути в химчистку сдаст.
– Да. – Встаю со стула и провожаю его, закрывая входную дверь. С минуту другую должна Вероника приехать с очень сногсшибательной новостью. Так и сказала мне по телефону. Вся такая радостная, чуточку возбуждённая. Что ж, посмотрим. У моей подруги есть любопытная черта характера, ей нравится попадать в неприятности. Вот, например, взять её странные отношения с Грозным. Накой чёрт, ей сдались эти отношения. Разве женатый мужик, счастливо живущий в браке уже, сколько она мне говорила, почти десять лет, станет рушить устоявшееся. Конечно, нет. А вот она здорово поплачет из-за Влада. Выйдет ей это боком, как чувствую. Мало Веронике было, когда непосредственный начальник Бесов (тоже не понимаю, почему мужчина запрещает называть себя по имени) застукал их аудиенцию. Но поплакала день у меня, переночевала, а утром, будто ничего не было. Собралась и ушла на работу. И Бесов этот тоже с причудой, зачем стоять и смотреть, как люди трахаются. Раньше не видел, или впечатление получить решил адреналиновое. Самое интересное, что фамилия оказалось такой распространенной, ведь моя преподавательница Леока Франсовна тоже Бесова. А вдруг родственники? Сама тут же эту мысль отбрасываю, ну, в самом деле, ведь не единственный же тот чёрт на всей земле.
Спустя несколько часов Вероника всё-таки притащила свой зад ко мне. Зашла в зал (вторая половина кухни), плюхнулась на диван, включая попутно телевизор на свой сериал. Не помню название, но говорит, что в стиле Шерлока Холмса. Довольная, как кот из Алисы, улыбается во все тридцать два зуба, глаза блестят. Специально тянет время, думает, мучает меня своим томлением. Ну ладно, пусть так и думает, не портить же своей близкой подруге иллюзию, словно она фокусник и сейчас я ахну от представления. На подносе ставлю две чашки с чаем и тортиком, вишнёвым, потому что люблю эту ягоду и всё тут.
– И ни капельки не интересно? – с прищуром уставилась на меня, беря кружку со стола, отпивая глоток чая с молоком. Морщит носик, – опять гадость подсунула, Рит, – возмущается. Я прекрасно знаю, что не любит смешивать чай с молоком, но эта моя маленькая месть за её томление.
– Ну не знаю, – слова получаются звучными, будто пою из песни, не гляжу на подругу, делаю вид, что телевизор привлёк внимание. – Знаешь, Вероника, – всегда называю ее полным именем, будто бзик какой-то, а объяснить не могу. Подруга стихла, но чай всё-таки пьёт. – Английские аристократы наверняка уже вычеркнули тебя из списка гостей. Неуважение, дорогая моя, не приветствуется. Тем более, когда ты, сучка, молчишь.
– Ах, ты стерва, – обе смеёмся, поиздевались друг над другом, и при этом не обиделись ни на грамм. – Ладно, будет тебе, сюрпризик. – Копается в сумочке и вынимает два билета пригласительных.
– Что это? – действительно стало интересно. Тем более бордовый цвет этих карточек, будто кричал, оповещая, что принадлежит клубу "Бурлеск". Наслышана о нём. Но никогда не посещала. Вход, исключительно по приглашению. А, как гласят студенческие "легенды", бордовый пригласительный – это вообще супер, ты вроде как вип персона. – Где взяла? – вся смехотворность улетучилась в миг, потому что шестерёнки заработали, где Вероника могла получить эти карточки. Зарплата стажёра вряд-ли покроет седьмую часть этого билета, а уж двух – тем более. Вероника отмахнулась от меня.
– Там, где уже нет, – шутит, старается вновь вернуть спокойное настроение, но выходит не совсем так. – Ладно, Влад подарил.
– Это что, оплата за трах с тобой, Вероник? – возмутилась я, затем ставлю чашку на стол и сложила руки на груди, приняв позу, будто в бой рвану. И мне реально хочется хорошенько дать по голове Веронике, может вправду извилины на место встанут. А Влад гавнюк, наверняка прослышал, что молодая девчонка мечтает попасть на арену элитных мужиков, почувствовать себя богиней. Вот сволочь.
– Нет, – подруга машет отрицательно головой, как болванчик. И принимается объяснять. – Он хотел с женой пойти сегодня.
– Сегодня? – я прерываю её. Она замахала руками, чтобы дала ей дальше сказать.
– Но эта Светка, – при упоминании имени жены Влада, Вероника надувает губки и фыркает. – Не захотела идти и Владика не пустила, сучка. Поэтому компанию ты мне составишь.
– Нееет, дорогая, – очень сильно качаю отрицательно головой, отказываюсь и даже руками жестикулирую. – С ума сошла? У меня завтра выставка. Какие нахрен бордели? Одурела?!
– Это не бордель, – Вероника принимается отстаивать права клуба. Нахмурилась, и кислую мину составила.
– Нет? Насколько уж студенты у меня на потоке галдят, что есть комната для вуайеристов, а ты говоришь не бордель, – Вероника заинтересовалась и уже смотрит на меня, как на знатока, играя бровками. – Да-да, подруга, ты правильно подумала. Стоишь и смотришь, как двое незнакомцев сношаются, и знать не знают, что кино их смотрят. Поэтому, твой браслетик, – показываю на два пригласительных, – и даёт доступ к этому.
Вероника захлопала в ладоши от радости. Подскочила и начала отплясывать, рассмешила меня до слёз.
– Мы идём вместе, – чуть успокоившись, она плюхнулась рядом со мной, обнимает и целует в щёку. Я только начинаю сопротивляться, она щиплет меня в бок, и я кричу.
– Идиотка, больно же.
– Такое я пропустить не хочу, Ритка. Это шанс, вкусить что-то такое запретное, понимаешь, – глаза заблистали от идеи понаблюдать за зеркалами. – Тем более, какой тебе эмоциональный всплеск, точно на хост потом перенесешь эти образы. Вульгарные образы. Повесишь на стеночку и будешь любоваться, – мечтательно расписывает, как сама бы воплотила эту мечту.
– Чтобы это написать, не обязательно смотреть так, есть и интернет, если что.
– Глупая, – шутя, отмахивается, – это же так завораживает, наверняка потом сама захочешь испробовать.
– О, я смотрю, ты же составила план, – констатирую её перед фактом.
– Конечно, – без шуток соглашается со мной.
– Что у тебя на работе? – перевожу тему в безопасное русло и таким образом стараюсь заговорить её, чтобы не соглашаться на поход в преисподнюю.
– Да все также, начальники с ума сходят. Мутузят друг друга, оказывается, друзьями были бывшими и что-то не поделили, наверное. Бесов то ещё ничего, а вот Владику от него крепко досталось, – стоит Веронике вспомнить о своем любовнике, тут же грусть нападает на неё. – Этот идиот, я про беса, увидел тебя на моем компьютере и допрос устраивал.
Мне стало любопытно, с чего вдруг такой интерес у этого ненормального ко мне.
– А что за фото?
– Давнишнее, – без эмоций отвечает. – Не бери в голову, сказала, что сестра моя, и он успокоился.
– Ну и отлично, – вроде отлегло.
– Мы идём вместе, Маргарита, – Вероника подмигивает мне. – И не думай даже искать повод.
Но лучше бы я его нашла.
Глава 9
Виктор Дебюа.
Как прекрасно наслаждаться парижским воздухом, наблюдая с балкона красоту Эйфелевой башни. В одной руке красное вино, в другой сигара, которую мне доставили прямиком из Колумбии. Я уже чувствую запах женщины, на чьей ножке была выкатана эта замечательная трубочка – никотин обволакивает лёгкие, словно заботливые руки матери, когда накрывают свое дитя. И от одного только представления, что колумбийка отрабатывает свои деньги за кусок хлеба, делая прекрасную работу для таких, как я – элиты, башню напрочь сносит от понимания своего могущества перед кем-то. Официант ставить поднос передо мной, расправляя попутно салфетку на ноги. Слежу за каждым его движением, насколько отработаны, изо дня в день, прислуживая мне.
– Месье Дебюа, желаете ещё чего-нибудь? – он покорно опускает голову, и не смотрит мне в глаза. Щенок. Трусливая псина, боящаяся за свою жизнь. Потому что щелчок пальцев, и он уже валяется в каком-либо месте, неважно. Будь это канава, или вовсе по частям разбросанная плоть по всей Франции.
– Нет, Жак, – выпускаю облако дыма, затем ставлю на поднос недопитое вино и беру горстку изюма. Причмокивая, наслаждаюсь вкусом. – Свободен.
Официант мгновенно покидает мое ложе, и я снова устремляю свой взор на чёртову башню, мысли одна за другой скачут, напоминая о прошлом. Далёком, и будто несуществующем.
Чуть больше тридцати пяти лет назад.
"– Мисс, будьте осторожнее, – предупреждаю молодую девушку, рыжие волосы локонами до пояса, слегка прикрывают лицо, и я не не вижу её глаз. Она не заметила меня, стоящего перед ней, когда засматривалась на башню, напоролась на меня, чуть ли не сбивая с ног обоих. Высота невероятная, как и сама жизнь. Хочется вздохнуть полной грудью и закричать. Что, наконец-то, я смог войти в состав элиты бизнесверзил. Доказал, что способен разрушать, а потом воссоздавать, словно вновь возраждать из пепла, то, что своими же руками крушил. Быть наравне с ними, или даже выше.
– Ох, прошу прощения, месье, – начинает тараторить по французски, отряхивая с моего пиджака крошки рожка, что в руке держала. Лёгкие касания её пальцев, дрожью по телу пошли. Я осторожно провожу рукой по её лицу, убирая прядь за ушко и наконец встречаюсь с пронзительными черными глазами. Девушка замирает. Буквально дух выбивает. Рыжая бестия. Богиня, перед которой готов тут же на колени встать. Её озорная улыбка, настолько юная, игривая – покоряет меня, бездушную машину. Я понимаю, что если проведу с ней некоторое время, возможно смогу глотнуть свежего воздуха, где не будет крови, где меня не тронут, потому что даже знать не будут кто я такой. Побуду тем, кем мог стать когда-то, но в определенный отрезок жизни сделал свой выбор – и он стал роковым. Как и сейчас." Все действительно закрутилось, как я и предполагал. Романтические отношения увлекли меня, заманили в её сети, заставили отойти на время в сторону от своего дела, от своих братьев. Конечно, многим это пришлось не по вкусу, считая меня слабаком – павшим. А это, как плевок в лицо, вызов, и я бык, несущийся на красную тряпку, тараню всё, что стоит на моем пути. И она встала. Леока выбила меня из колеи моих братьев, я наплевал на них, думая, что смогу играть на два фронта, а потом она предала. Заставила полюбить себя, поверить, что темноту можно преодолеть, а потом сама же окунула меня в неё. И я ушёл в эту бездну, отчаянно. Создал свою империю, со своими правилами – это мой мир, где я бог. Я даже слышу в голове голоса, чьи души принадлежат мне. Мои клубы – это те самые миры, где не каждому дан пропуск. Лишь избранным. А мои администраторы – смотрящие, или те, кто находят "потерянных", либо делают их таковыми, если знают, что получится идеальная машина чистильщика. Это необходимость. Потому что я не терплю, когда есть уязвимые места. Хватит с меня дырки в моём сердце.