Когда вышел из тюрьмы барон, забрал свою вещь сразу. Когда выпивал, выходил из тела, ее прятали. Это был приказ самого Барона. На оргии привозили свежую кровь – молоденьких брюнеток, шатенок, рыжих. Они участвовали в ленинских субботниках. Затем исчезали. А Виктор опять руки мыл от крови. Людмила это видела. Знала, что ее спасает Руслан. Но он ведь скоро вырастет, она про это тоже не забывала.
– Сынок, тебе нравится мой подарок на день рождения? – похлопывая Руслана по плечу, спрашивал Барон.
– Да, спасибо, нравится, здесь библиотека недалеко.
– Надо же библиотека! Когда я был маленьким, тоже любил читать, Тома Сойера изображал перед девчонками в парке. У меня даже был личный Гекльбери Финн. Ищу теперь его везде, – ухмыльнулся Барон и потрепал Руслана за подбородок. – Как тебе новый тренер по каратэ?
– Мне нравится, придешь на спарринг?
– Постараюсь, но дел много, сам знаешь? Весь город на мне.
Виктор вздохнул, подмигнул Людмиле, напомнил, что хотела отвести сына в танцевальную студию. Ведь мужчина должен уметь танцевать Венский вальс, а не только бить рожу. Это было его твердое убеждение. Сын должен быть аристократом. Учиться будет только в Англии. Страны России – нет. Он знал это точно. Для того, чтобы здесь родился человек новой формации, нужно всех людей стряхнуть с планеты Земля. Слишком глубокие корни у российского греха, как у травы – пырея, которую, конечно же, завезли в нашу страну американцы, чтобы мы умерли с голоду. Хотя этот многолетний живучий сорняк – наше российское нутро. Длинные устрашающие корни до метра уходящие в землю – наши пороки, шпагой вонзающие белесый острый коготь в тело страны, чтобы оставить след воровского потомства, расползающегося по всей стране. Сверху зеленый красивый кустик, раскинувший во все стороны безобидные побеги. А вокруг уже ничего не растет, потому что снизу ползучие змеиные шипы уничтожают все.
– Когда эти твари наедятся? – орал Барон на подельника. – С руки ведь кормил! Найдем крысу, обязательно найдем! Сегодня же ксива улетит на юг. Там тоже шмон наведем.
Глава 3
Василий Федорович, получив новые документы, стал именоваться Кузнецовым. Таких фамилий было в Ставрополе много. Неспроста эту же фамилию носил Барон. Девочкам объяснили, что на Южном полюсе положено иметь такую фамилию, иначе не пропишут. Марго новая фамилия понравилась. Она радовалась, что хоть не Дурнова, как у ее одноклассницы в Мурманске.
Отец заселил их в заброшенном дачном поселке. Сказал, что это временное пристанище путешественников. То, что здесь никто не жил видно было по высокому царству конопли, в котором Марго с Наташей прятались, а после чесались от пыльцы, прилипшей к телу. Но мама купала их постоянно в ржавом корыте. Благо воды был целый колодезь. Мама доставала его таким смешным способом, скрипела тяжелой ручкой наматывая цепь на деревянный барабан. В ведре плескалась мутная жижа с белыми лохмотьями. Конечно, ставропольская земля была полна нитратов. Но мама бросала в нее активированный уголь, процеживала, давала девочкам выпить. Либо кипятила на старинной печке во дворе. Но девочек больше смущал покосившийся туалет на улице. Наташа сказала, что никогда не войдет в эту ведьмину избушку, не расстанется со своим пластмассовым горшком. Марго напротив удивленно заглядывала в щели этого убежища, представляла новую сказку, которая ей еще больше нравилась. Особенно когда на крышу с грохотом падал очередной орех. Марго вздрагивала, веником угрожающе стучала в потолок ведьминой избушки.
Дачный домик был немного больше туалета. Но в маленькой комнате стояли по бокам два старых провисших дивана. На одном спали девочки, на другом – родители. Валентина Ивановна постоянно вытирала слезы, когда искала в заросших грядках что – нибудь съестное. Даже нашла два полусгнивших помидора, сделала салат. На юге все еще светило, даже грело солнце, казалось это не осень, а жаркое лето.
«Бабье лето», – говорила мама, а Марго думала, что оно так называется, потому что теплое и мягкое, как снежная баба.
Кроме снежной бабы Марго других бабушек не знала. У девочек их никогда не было. Папа и мама были из детского дома. Откуда ей было знать, что бабье лето и снежная баба разные вещи. Но она всему находила свое детское объяснение, была довольна всем. Как так получилось, что дети одних родителей совершенно разными получились? Наташа напротив во всем видела только плохое. Своими детскими мыслями разжигала зло.
– Мама, этот куст меня укусил! – кричала Наташа, показывая на крапиву.
Мама быстро бежала на помощь старшей дочери, с криком наказывала этот куст, выдергивая его с корнем. А затем эта крапива оказывалась в супе, который семья с удовольствием ела.
Странно было то, что в заброшенном поселке вообще никто не появлялся. Глупо было изначально строить дачи на склоне, который постоянно оползал вместе с глиной после сильных дождей. Кое – где деревья корнями цеплялись за жизнь. От этого криво росли в бок, наклонившись к земле. Но плоды на этих деревьях все равно имелись. Хотя искореженные смешные яблоки были самыми сладкими в их жизни. Орехи тоже удивляли. Столько орехов они никогда не видели. Мама заставляла девочек собирать эти черные камни, уверяя их, что это орехи. Они были невзрачные, немного исковерканные, казались несъедобными. Но когда мама их разбивала, то девочки узнавали любимое лакомство, которое мама в Мурманске покупала на рынке.
Папа все чаще отлучался из дома. Девочки понимали, что игра в путешествие затянулась. Мама постоянно всхлипывала по ночам, когда его не было. На вопросы, где папа, она говорила дочкам, что он работает, денежки получит, купит еду, игрушки. Но папа все реже приносил поесть. В основном, мама ходила по дачам, копала картофель, сушила его тут же во дворе, жарила вкуснейшее блюдо с корочкой, иногда варила даже с кожурой, говорила, что там витамины.
То ли от витаминов, то ли от солнца, но девочки стали худыми и черными.
Наступил октябрь. Все чаще хмурые тучи ходили над дачным поселком, все ниже опускаясь к домику. Марго проснулась ночью оттого что голове стало холодно, волосы намокли, с крыши лилась вода прямо в кровать.
– Мама, домик тоже плачет! – закричала Марго.
Валентина Ивановна зажгла свечу, благо муж купил их целую упаковку, подставила ржавое ведро под струю, стекающую водопадом, быстро переложила девочек на свой диван. Папы как всегда не было. Марго с Наташей с ужасом смотрели на потоп. А мама почему – то стала читать Молитву «Отче наш». Дождь неожиданно прекратился.
– Мама, я тоже хочу выучить эти стихи! – воскликнула Марго.
– Обязательно мы с вами их выучим, – заулыбалась Валентина Ивановна.
Она укрыла одеялом девочек, поцеловала их, хотела погасить свечу, но услышала нервный дребезжащий стук по стеклу.
– Кто там? – спросила она испуганно.
– Не бойтесь, не родственники! – раздался грубый мужской голос за дверью.
Глава 4
Валентина Ивановна испуганно натянула оренбургский платок, робко подошла к двери. Тридцатилетняя худенькая женщина маленького роста схватила кочергу, замахнулась, тихо спросила: «Отзовитесь, кто вы?».
– Человек, – раздался раскатистый смех на улице.
– Я не открою, подожду мужа, он сейчас придет, – взволнованно произнесла Валентина.
– А почему ваш муж должен прийти сюда, на мою дачу? – удивился мужчина, – открывайте немедленно!
Марго с Наташей переглянулись, быстро спрятались под одеяло. Они ничего до конца не понимали, может быть много болтали, теперь их выселят с Южного полюса. А может это разбойник рвется к ним в дом, хочет съесть их. Валентина Ивановна поставила кочергу в угол, открыла дверь, выставляя вперед свечу на вытянутой руке.
Лицо мужчины осветилось мгновенно. Он был очень красив. Несмотря на свой возраст. Ему было далеко за сорок. Григорий выглядел стройным могучим молодцом с горящими карими глазами. Настоящий казак – хозяин. Очень высокий, статный, подтянутый. Мужчина наклонился ниже, чтобы войти в дом, который сам строил из подручных средств, удивленно рассматривал похитителей добра, пусть заброшенного, но все же собственность. После смерти жены на даче ни разу не был, слишком много воспоминаний. Сегодня охотясь на сезонного зайца промок, решил переночевать у себя на даче, никак не ожидал увидеть целое царство красавиц.
Из-под одеяла выглядывали два любопытных глаза Марго. Она рассматривала богатыря с убитым зайцем в руках, с ружьем и рюкзаком на плече, думала, опять находится в сказке «Алиса в стране чудес!», только зайца почему – то прикончили.
– Мир дому моему! – произнес Григорий Фомич громко. – А почему вы здесь, да еще с детьми?
– Мы беженцы из Карабаха, – соврала Валентина, краснея. – муж ищет жилье, пороги оббивает, чтобы прописаться. Извините, что без спросу заняли вашу дачу, думали, заброшенная.
Григорий Фомич сурово глянул на ржавое ведро, остатки воды, капающие с крыши, снял дождевик, бросил в угол. По – хозяйски заглянул под диван, вытащим оттуда топор. Валентина сжалась, закрыла собой детей.
– Не трогайте их! – закричала она. – Мы сейчас уйдем!
Григорий Фомич тяжело вздохнул, злым взглядом просверлил ее, молча вышел.
Валентина услышала стук топора во дворе, еще больше сжалась, обняла девочек, прижала к себе. Куда идти ночью? Как без Васи? Он, наверное, вагоны разгружает, придет, а нас нет. Она притихла, услышала какой – то шорох на крыше, затем стук, опять шорох и стук. Вода потихоньку перестала капать. На потолке одиноко задержалась слеза от дождя, хрустальным блеском играла от свечи. Девочки тоже засмотрелись на эту последнюю каплю.
– Ну пока так! – вздохнул Григорий Фомич. – Дырку рубероидом закрыл на время, приколотил, чтобы ветром не унесло. Будет сухо, покрою шифером. Что ж вы мокроту разводите? Да, еще вот что, хозяйка, я шкуру снял с зайца, разделал. Можешь завтра приготовить его детям, умеешь хоть?
– Да, смогу, – закивала Валентина.
– Только подольше вари, хоть русак молодой, на всякий случай не помешает, – вздохнул мужчина. – Меня Григорий зовут. Живите сколько хотите на даче, я не против.
– Спасибо большое, – вытирая слезы произнесла молодая женщина, выглядевшая старше своих лет от вновь появившихся морщин, – меня Валя.
Из – под одеяла выглянула Марго, улыбнулась новому другу, помахала ему рукой, подзывая.
Григорий Фомич подошел, наклонился, услышал шепот: «А меня Маргарита, но для друзей Марго, зови меня так».
Григорий Фомич улыбнулся, потрепал белокурые кудряшки, кивнул. А Марго продолжала знакомство: «А это моя старшая сестра Наташа, —открывая одеяло добавила она, – но она спит».
– Ничего я не сплю! – возмутилась Наташа, протирая глаза.
– Рад знакомству! – пробасил Григорий Фомич, – зовите меня дядя Гриша.
Дождь затарабанил по крыше вновь, но вода уже не бежала фонтаном из дырки. При дяде Грише как – то стало сразу теплее. Хотя он ничего не говорил, перевернул матрац на другую сторону, прощупал мокрое место, достал кусок целлофана с антресоли над дверью, накрыл им диван. Затем взял рюкзак, достал оттуда две банки тушенки, хлеб. Открыл железное сокровище, запах чесночной приправы разнесся по даче. Григорий нарезал крупными ломтями хлеб, густо намазал сверху мясистую роскошь, из которой торчал лавровый лист, аккуратно положил на постеленную газету четыре тушеночных бутерброда, налил горячего чая из термоса, улыбнулся и спросил: «А вы, девочки, после шести едите или фигуру держите?»
– Нет, мы не держим! – закричала Марго, и первая подбежала к столу.
Наташа нехотя поплелась следом, захватив с собой теплое одеяло, как царскую накидку, горящими глазами смотрела на густо – намазанный бутерброд. Валентина проглотила слюну тоже, улыбнулась Григорию Фомичу села на краешек табуретки рядом с ним.
Ничего вкуснее она в своей жизни не ела. Мягкая сочная говядина обжигала горло новой силой жизни. Валентина даже себе не признавалась, что голодала все эти дни. Денег не было, муж на даче не появлялся, она не могла уйти, не оставит же девочек одних в этом запустении. А чай у Григория какой вкусный, сладкий с ароматными нотками лимона, чабреца, разнотравья она на севере не пробовала такой никогда.
– Я еще травы разные собираю, люблю это дело, хобби! – делился Григорий Фомич. – Как – нибудь приглашу вас с собой на Стрижамент. Есть такая достопримечательность у нас.
Валентина пила чай медленно, закрывая от удовольствия глаза, она почти засыпала рядом с этим сильным мужчиной. Ей казалось, что она вновь маленькая беззащитная девочка, а с нею рядом отец, который погиб в авиакатастрофе вместе с мамой. После той трагедии многих детей отправили в детский дом. Именно там она познакомилась с Васей. В Оренбурге, вернее в области, в поселке Партизанском у них никого не осталось. Они подростками держались вместе, затем получили жилье, женились, расширили жилплощадь. Валя вместе с ним приехала в Питер учиться. Он на штурмана. Она – на лаборанта по химическим анализам. Но не окончила. Мужа распределили в Мурманск. Она практически не работала, сразу родила девочек – погодок, ждала Васю с моря. А затем начался ад! Эти рыбные кооперативы, побег, вся жизнь брошена в мясорубку судьбы. Она не знала, как жить без Васи? В детском доме не научили. Все решал муж. Она была мужнина жена, терпела его крики, угрозы, пьяные дебоши, накрывала столы гостям, которые очень часто менялись. Она думала, так и должно быть. Он же добытчик. А это связи, как говорил он. Валентина даже не задавала ему вопросы, где он бывает, почему от него пахнет дорогими духами, так должно быть. Муж наращивает связи. Она верила ему каждой клеткой своего тела. Знала точно, семья – это главное! А муж – это семья и есть!
– Что задумалась, красавица, чай не понравился? – спросил Григорий Фомич у Валентины.
– Нет, что вы, спасибо большое! Я для мужа оставила, чтобы попробовал. Он такой чай сроду не пил, – улыбнулась она.
– У меня еще банка тушенки есть, оставлю, это наша, ставропольская. Такого мяса больше нигде нет!
Григорий Фомич поднялся, приоткрыл шторку на окне, светало, дождь прекратился.
– Ну мне пора, кролик в ведре лежит, я его немного опустил в колодец к холодной воде поближе, заглушку на цепи поставил, будешь доставать, отстегнешь, смотри, аккуратней, не утопи добычу. Мужу привет!
Григорий Фомич вышел все так же наклонившись, закинув рюкзак на плечо, двустволку взял в руку, подмигнул Марго, улыбнулся.
– Ма, а дядя Гриша еще придет? – грустно спросила Марго.
– Не знаю, – вздохнула мама, убирая со стола. Она смахнула со стола крошки в руку, проглотила их, запивая чаем.
На весь дачный участок расползался запах зайчатины с луком, который девочки нашли на соседней даче. Печка во дворе дышала жаром. День выдался солнечным. Будто не было холодного октябрьского дождя ночью. Заяц был жирненький, набравший соку за летние урожаи, мясо шкворчало так, что слюньки сами собой проглатывались вместе с запахом. Девочки никогда не ели зайчатину.
«Как все – таки хорошо жить в деревне. Мясо бегает под ногами, лук, яблоки, печка на улице, – думала Марго. – А какое красивое ласковое солнце».
Осеннее солнце действительно было нежнее летнего жгучего. Валентина подставила лицо ласковым лучам, скрестив руки, улыбалась, вспоминая вчерашнего гостя.
К дому подъехала грузовая машина с шифером. Григорий Фомич кивнул Валентине, тут же по – хозяйски снял привезенное добро. Затем аккуратно сложил его стопкой во дворе, так же улыбаясь кивнул и уехал. Валентина даже не успела пригласить гостя к обеду. Марго подбежала к маме, удивленно посмотрела на эту серую волнистую груду.
– Что это? – спросила она.
– Крыша, дядя Гриша привез.
– Какой дядя Гриша? – возмущенно раздалось за спиной.
Валентина оглянулась, увидела мужа в красивом белом костюме и галстуке. Она бросилась его обнимать. Но он аккуратно отодвинул ее в сторону, сурово глянул и повторил: «Какой Гриша? Я вам сказал, чтобы отсюда не высовывались?»
Марго радостно обняла ногу папы, поцеловала его белый костюм, крича на всю дачу: «Ура! папа с работы пришел! Я так тебя люблю, что так долго?». Но Василий Федорович брезгливо отцепил детские ручонки от белоснежных брюк, отряхнулся, вопросительно зло глянул на жену: «Что молчишь?».
– Вася, мы не высовывались. Ночью был дождь, пришел хозяин дачи, мы сказали, как ты учил, что из Карабаха бежали, – взволнованно объясняла Валя. Но понимала, что эти слова мужа не успокаивают. Он глянул свысока на нее, перевел взгляд на лаковые ботинки, улыбнулся и вновь зло глянул на нее.