Тут у полковника зазвонил мобильник:
– Да, товарищ генерал, – рапортовал Осипович, – так точно, разбираемся… Есть ускориться… Будет сделано… Сразу доложу… Всех подключаем! – и положил трубку.
– Ты знаешь, Андрей, кто только мне не позвонил за последний час, -успокоившись и сев в своё кресло, продолжал полковник, – на ушах уже весь город. Что докладывать руководству, я не представляю. Откуда эти журналюги про всё узнали? Это же надо было сопоставить кучу фактов.
– Или кто-то им слил уже сопоставленную информацию, – вставил Кротов.
– Кто мог слить? – задумчиво спросил полковник. – Кого-то из наших я исключаю, наверное, из района какой-нибудь деятель поделился.
– Наверняка из района, – поддержал Кротов, – наши отрабатывают совсем другую версию, это сливал тот, кто не в теме, а слышал звон, да понял, где он.
Дочитывая газету, майор продолжал:
– Тут только одна версия – самоубийство. Аналогию проводят с группой «китов», в которой малолеток доводили в России до самоубийства.
– Там уже давно всех повязали и посадили, – дискутировал Осипович, – какому идиоту в голову вообще могла прийти такая версия, что полковника милиции, судью и прокурора могли довести до самоубийства какие-то блогеры? Ты хоть такую версию не рассматриваешь?
– Нет, конечно, – встрепенулся Кротов, – за кого вы меня принимаете, товарищ полковник?
– За очень хорошего опера, – отвечал Осипович, – поэтому результат нужен немедленно, давай хоть что-то, пятый день заканчивается, а у нас ни одной зацепки, ни на какую версию. Что по архиву? Куликовский что-нибудь нашёл? Я ему в помощь двух оперов дал.
– Была версия, – продолжал Кротов, – судья Гусаков осудил парня за изнасилование всего на два года вместо семи. Потерпевшая сторона в негодовании, жалобы были, разборки… Судье дали взыскание, перевели из города в район, но не Мурашко, ни Овчинников там никаким боком не фигурировали, в общем, версия захлебнулась…
– Плохо, – отрезал Осипович, – а ты уверен, что это дело рук нескольких киллеров?
– Да, – уверенно сказал Кротов, – может, банда, может, киллер с помощником, но точно не один, никак по времени не получается. Хотя никаких ниточек по этой группе пока нет, разве что зажигалка в подъезде Мурашко, я сдал её на экспертизу, вдруг там какие пальчики всплывут.
– Не всплывут, – с сожалением вставил полковник, – эксперты мне позвонили, на зажигалке отпечатки пальцев подростка, причём девочки.
«Наверное, это зажигалка той продвинутой парочки, которая практиковала этажом выше предварительные ласки», – подумал про себя Кротов, а начальнику сказал:
– Жаль, конечно.
– Я говорил с Юревичем перед твоим приходом, – сопоставляя информацию, продолжал Осипович, – он считает, что это однозначно убийства, а орудует в Минске не банда киллеров, а экипированная группа диверсантов из спецслужб другого государства. Что, в общем-то, очень близко к твоей версии. Копайте вместе, ищите зацепки, надо что-то докладывать руководству, а то нас «съедят».
– Хорошо, товарищ полковник, – отвечал Кротов, – уже работаем.
– И вот что, майор, – давал ценные указания Осипович, – встреться ты с этим журналистом, как его там?
– Преуспеваев, – вычитывая из газеты, вставил Андрей.
– Да, он первый этот бред опубликовал, значит, кто-то ему что-то слил. Встреться с ним, втолкуй, что нельзя марать бумагу отсебятиной, пугая при этом общественность. Может, выяснишь фамилию деятеля, который ему это понарассказывал. А то бог его знает, что этот Преуспеваев завтра понапишет. Это может сильно осложнить расследование, если мы вместо следственных действий будем отписками на статьи заниматься.
– Хорошо, Леонид Борисович, встречусь, втолкую. Может, ему поведать настоящую нашу рабочую версию? Чтобы всякий бред не писали.
– Ты с ума сошёл, – возмутился Осипович, – они тогда тут такую патоку разведут про синдикат киллеров в Минске и про устранение неугодных блюстителей закона, что мы на доклады каждые полчаса ходить будем, вообще не дадут работать.
– Да… наверное…
– Как же нам твою банду киллеров искать? – задумчиво говорил Осипович.
Тут опять раздался звонок, полковник жестом показал Кротову, что можно идти, и ответил в трубку:
– Да, товарищ генерал…
Андрей вышел из кабинета озадаченный тем фактом, что ведь действительно по делу абсолютно никаких зацепок.
На следующий день с утра Кротов сразу поехал в следственный комитет к Юревичу, чтобы набросать чёткий план действий. Срочно нужна была хоть какая-то ниточка, хоть какая-то зацепка.
В кабинете у следователя, вертя в руках газету «Вечерний Минск», Кротов вопрошал:
– А вы, товарищ полковник, уже и моему начальству поведали о своей версии спецслужб?
– Не поведаешь тут, Осипович мне сразу после вчерашнего обыска набрал, злой такой был, спрашивал, в какую сторону пойдёт следствие, вот я ему и изложил свои соображения. Да, журналисты совсем распоясались, – глядя на газету в руках Кротова, говорил Юревич, – после этой публикации моё руководство и мне проходу не даёт, требует результат. А где его взять, если это действительно были спецслужбы, которые точно не оставят следов?
– Значит, нашей основной версией будут спецслужбы, – бодро сказал Андрей.
– Я знаю твою версию, майор, про группу киллеров, – ответил Юревич.
– Откуда, товарищ полковник? – якобы в недоумении подхватил Кротов. А сам подумал: «Кроме Осиповича, рассказать об этом было некому».
– Твой начальник поделился, – открыл тайну следователь, – но дело не в том, киллеры это или спецслужбы, а в том, что следов нет, а как нам на убийц выходить, я не представляю.
– Да, это будет очень трудное дело, – соглашался Андрей.
– Тогда давай набросаем план действий, – взяв ручку, сказал Юревич.
– Давайте, товарищ полковник, – доставая свою, приготовился записывать Андрей.
– Послушай, майор, давай на «ты», я тебе не начальник, так будет проще общаться, – сказал следователь.
– Хорошо, – ответил Кротов. – Первое: наши опера сейчас переворачивают архив, пытаясь найти уголовные дела, где бы участвовали в любых ролях Овчинников, Мурашко и Гусаков. Это наше основное направление поиска зацепок.
– Да,– ответил Юревич, – если такое дело будет, это сдвинет всё с мёртвой точки. Второе, что надо сделать, это озадачить участковых по месту жительства жертв опросом всех соседей с целью выявления посторонних в подъезде, причём не только в день убийств, но и за пару недель до этого. За ними могли наблюдать. Запрос ты дашь или мне написать?
– Напиши ты, – ответил Кротов, – другое ведомство, ответственнее будут исполнять. Отпечатки на зажигалке, которую я нашёл в подъезде Гусакова, ничего не дали, в базе их нет, к тому же они принадлежат девушке-подростку.
– Ясно, – поставил у себя галочку следователь.
– По Мурашко, – продолжал Кротов, – надо отдать записи с камер наблюдения в прокуратуре, откуда он вышел, и в метро, на экспертизу, может быть, там засветился кто-то из киллеров, вполне же мог убийца, обработавший прокурора, потом сам в метро спуститься, чтобы удостовериться, что жертва покончит с собой.
– Да, это правильно, может, что-то зацепится, – сказал Юревич, – у меня какая ещё мысль. Если это спецслужбы, то явно не Австрии или Индии. Это или Штаты, или Израиль. До мотивов спецслужб США можно докапываться до скончания веков, а вот если это «Моссад», то они будут на поверхности. Все знают, как «Моссад» ликвидировал бывших нацистских преступников или арабских террористов после мюнхенской Олимпиады. Надо проверить, не были ли наши фигуранты ярыми антисемитами или, может, где-то отдыхали вместе в Израиле и там набедокурили.
– Сильно, Денис Александрович, – с одобрением сказал Андрей, – в тебе гибнет талант опера.
– По этому пункту я лучше всего сам опрошу родственников жертв, -записывая, говорил Юревич, – и сделаю запросы, куда и когда выезжали за рубеж наши жертвы. Правда, если всплывёт «Моссад», я не представляю, что будем делать.
– А я представляю, – радостно ответил Кротов, – скинем всё в КГБ, и пусть они там сами разбираются.
– Да, было бы неплохо, – одобрил следователь, – у меня ещё один геморрой из-за этих журналистов, которые в прессе изложили версию про клуб самоубийц. Надо запрос в ваш отдел кибербезопасности сделать на предмет того, на какие сайты с IP-адресов выходили потерпевшие. И всё это потом анализировать, как будто мне заняться больше нечем, как выискивать сайты самоубийц и проверять, не состояли ли там наши жертвы.
– Думаю, это будет лишняя работа, – согласился с ним Андрей.
– Конечно, лишняя, – возмутился Юревич, – но руководству виднее. Раз журналисты думают, что это самоубийства, значит, и эту версию отработать надо.
– У них же нет данных о красных глазах или запредельном количестве в крови адреналина, – в защиту журналистов бросил Кротов. – Меня Осипович вчера отправил приструнить журналиста, который первым всё разнюхал.
– И что? – спросил Юревич.
– Вот от тебя в редакцию и поеду, – ответил Кротов.
– Ладно, езжай, – кивнул следователь, – основные направления поиска определились, все запросы я дам, мелочовку доработаю. По любой информации звони мне сразу, если хоть что-то будет.
– Хорошо, ты тоже набирай, – сказал Андрей, выходя из кабинета следователя.
От следственного комитета на улице Первомайской до редакции «Вечернего Минска» на пересечении Козлова и проспекта Независимости было минут пять езды. За это время Андрей пытался обмозговать версию Юревича про «Моссад».
– Ну если бы они втроём вляпались во что-то по антисемитской теме, проще было бы устроить международный скандал, ноты протеста и всякое там такое, чем втихаря мочить. Ведь так никто ничего может и не узнать, за что их убили, тогда толку с таких убийств никакого. Нацисты или террористы на Олимпиаде 1972 года были же известны, а эти ничем таким вроде не «прославились». По возрасту не вязалось с 72-м годом. Овчинникову было тогда два года, Мурашко ещё не родился… Что-то не то, слишком маловероятно, что это убийства на антисемитской почве.
Кротов зашёл в редакцию, без труда нашёл кабинет журналиста Романа Преуспеваева и, не стуча, как учил начальник, зашёл. За столом сидел паренёк лет двадцати пяти, в очках, с патлатой шевелюрой, щуплого телосложения.
– Уголовный розыск, майор Кротов. Ну что, Рома, собирайся, – жёстко сказал Андрей, положив на стол журналиста наручники, – взяли банду «дельфинов», которая организовала тридцать четыре самоубийства через интернет, самые громкие из которых – Овчинников, Мурашко и Гусаков. Всех схватили, уже дают показания, говорят, ты был их идеологом.
Журналист сидел в полном недоумении, его словно паралич сковал, только немного тряслись губы. Через минуту гробовой тишины, глядя сквозь свои круглые очки, журналист выдавил:
– Я не был идеологом этой банды.
– А как же ты первым узнал про самые громкие дела банды «дельфинов»? – как на допросе продолжал Кротов. – Собирайся, поедем очные ставки делать, все на тебя показывают.
– Они лгут, – начал оттаивать журналист, – я не знаю про банду «дельфинов», про самоубийства мне сказал мой однокашник из Фрунзенского РУВД, а я уже всё сопоставил и написал статью о клубе самоубийц.
– Что ты врёшь? – наседал Кротов. – Фамилия однокашника!
– Терентьев, – выдавил из себя Рома.
– Проверим, – с подозрением сказал Андрей, – если не подтвердится, приду и арестую. Как надумаешь ещё хоть что-то написать про банду «дельфинов», только через меня, – и дал свою визитку. – А то наворотишь тут дел, что потом не разгребёшь. По любой информации о банде сразу звони мне, вместе будем думать, что с этим делать. Понятно?
– Конечно, понятно, – с облегчением выдохнул журналист.
Кротов взял со стола наручники и ушёл. А журналист ещё долго не мог прийти в себя, пытаясь анализировать, как он чуть не оказался в банде организаторов самоубийств.
Кротов тем временем набрал начальника Фрунзенского розыска Быкову:
– Здравствуй, Олег Владимирович, – как будто сто лет не видевшись, говорил Кротов. – Кто у тебя занимался делом прокурора вместе с Маевским?
– Привет, Андрей Андреевич, – тоже радостно ответил Быков, – Колосков и Полосович, а что такое?
– У тебя есть такой кадр – Терентьев?
– Да, есть, – подтверждал начальник розыска, – это молодой опер, конечно, он этим делом не занимался, он так, по мелочам.
– Понятно, пришли его ко мне в министерство, разговор будет.
– Хорошо, сейчас пришлю, сильно там его не нагружай, молодой он ещё, неопытный.
И Быков положил трубку.
«Молодой и неопытный, – про себя возмущался Кротов, – а расследование целой кучи опытных ставит под удар».
По пути в министерство Андрей набрал Куликовского, который в архиве переворачивал тома дел:
– Павлик, есть хоть что-нибудь? – с надеждой в голосе спрашивал Кротов.
– Ни-че-го! – растягивал Павел, – уже больше половины дел перепотрошили.
– Если будет хоть что-то, сразу звони.
Кротов шёл по коридору министерства к своему кабинету, как лоб в лоб столкнулся с Осиповичем.
– Ну что, Кротов? Что у тебя есть? – с «наездом» и одновременно с надеждой в голосе спросили шеф.
– Юревич думает, что это «Моссад», – быстро сообразив, что сказать надо хоть что-то значимое, среагировал Андрей, шокировав тем самым начальника.
– Только «Моссада» в центре Минска нам ещё не хватало, – схватился за голову Осипович, – а что у него на «Моссад» есть?
– Пока ничего, – объяснял Кротов, – просто почерк их.
– Где-то в мире были похожие самоубийства? – с надеждой в голосе спросил Осипович.
– Пока таких фактов нет, но мы работаем над этим, – бодро говорил Андрей.
– Думает, к делу не пришьёшь, – недовольно говорил начальник, – но версия хорошая, тогда мы это дело в КГБ передадим, и пусть они сами там с «Моссадом» разбираются. А сам ты что думаешь?
– А я думаю, что «Моссад» тут ни при чём, – задумчиво проговорил Кротов, – если бы тут была антисемитская тема, Израилю гораздо выгоднее международный скандал, чтобы наши дипломаты оправдывались и извинялись, чем мочить таинственным образом этих трёх человек. Хотя неизвестны обстоятельства того дела, за которое их могли убить.
– Вот именно, майор, – опять недовольно говорил полковник, – ничего не известно, копай, Кротов, копай быстрее. Ты с журналистом разобрался? Кто ему слил информацию, узнал? Уволим из органов к чёртовой матери.
– С журналистом разобрался, – уверенно ответил Андрей, – не колется, гад, говорит, журналистская тайна, источник информации не выдаст под угрозой расстрела. Но пообещал, что без нашего ведома больше ничего писать на эту тему не будет.
– Откуда они такие прыткие берутся? – продолжал возмущаться Осипович.
– Поначитаются западных СМИ о гласности и ведут себя потом нагло, – жаловался Кротов.
– Ладно, Андрей, накопай срочно хоть что-нибудь по этому делу, – уходя, дал наказ начальник.
Кротов пошёл в свой кабинет, напарника не было, он трудился не покладая рук в архиве. И можно было спокойно суммировать все факты по этому делу. Хотя как таковых фактов не было. Только догадки и предположения. «Почерк „Моссада“» – да это мог быть почерк кого угодно, – думал Андрей. Хотя проверить западные, да и русскоязычные СМИ на этот счёт не помешало бы, может где-то кто-то так уже «самоубивался». Вдруг, запросы Юревича что-то дадут, хотя вряд ли спецслужбы оставили какие-то следы.
Тут в кабинет постучали:
– Разрешите войти, – в кабинет зашёл молодой паренёк, – лейтенант Терентьев.
– Ой, заходи Терентьев, – вздыхая, сказал Кротов, – как зовут тебя, Терентьев?
– Саша, – уверенно ответил опер из Фрунзенского.
– Послушай, Саша, – недовольным тоном продолжал Кротов, – я расследую очень громкое дело, сам знаешь какое, над делом работает целая команда: полковник Осипович, полковник Юревич из следственного комитета и ещё куча наших оперов, включая фрунзенских, эксперты, участковые, отдел кибербезопасности и т. д… И все мы вынуждены терять время, доказывая руководству несостоятельность версии самоубийства только лишь по той причине, что опер Терентьев из Фрунзенского РУВД поведал однокашнику журналисту Роме свои домыслы по этому делу. Замечу, – очень недовольно продолжал Кротов, – который вообще не участвует в расследовании. И вот что мне со всем этим, опер Саша, делать?