Он уехал, оставляя их вдвоём. Настя снова повернулась к плите, чтобы скрыть от Власа, что слова Саши её огорчили. Даже слёзы на глазах выступили, хотя она очень старалась не реагировать.
– Ладно. Я с ним вдвоём тогда поем у него, если ты не против, – проговорил Влас, когда Настя выключила плиту.
– Не против конечно. – Ей всё же удалось взять себя в руки и даже улыбнуться, оборачиваясь к Власу. – Только сомневаюсь, что он будет есть мою рыбу.
– Ты ему насолила в прошлом, что ли?
– Нет. Даже, я бы сказала, наоборот.
– Тогда странно, что он так с тобой.
Влас пожал плечами, ловко положил на две тарелки салат и, после некоторого сомнения, по поджаренному стейку, поставил всё это на сервировочный столик и отправился к Саше, оставляя Настю в одиночестве.
– Мам! Мамочка! Ты рано!
Только когда Настя приехала домой, где на неё буквально напрыгнула Глаша, и когда прижала дочь к себе, напряжение внутри стало исчезать.
– Да, рано. И думаю, так теперь и будет.
– Здорово!
Глаша просияла, засуетилась. Подала Насте тапочки, забрала сумку, устроила её на обувнице. Её маленькое солнышко, ради которого можно хоть в ад спуститься. Впрочем, работа у Саши Зубарева была весьма похожа на это «гостеприимное» местечко.
– Да, очень даже здорово. А вы как с бабушкой?
– Гулять ходили. Уроки я делала.
– Уже? Вроде бы не должны ещё задавать.
– Сказали, что по желанию. Я пожелала.
– Ладно. Давай тогда в кухню дуй. Будем сейчас чай пить. – Настя достала из сумки небольшую коробку с пирожными и вручила её дочери. – Я вкусного принесла. И бабушку зови.
Через десять минут устроились втроём в кухне. Мать Насти смотрела на неё с немым вопросом в глазах, но молчала.
– Если ты о Зубареве хочешь разузнать, то он самая большая задница из всех возможных, – мрачно проговорила Настя, и Глаша хихикнула, прикрыв ладошкой рот.
– Хочешь, я с Наташей поговорю? – Похоже, мама совсем не удивилась её словам.
– Вот ещё. Думаешь, он кого-то послушает?
Настя передёрнула плечами и отпила глоток чая.
– Посмотрим, что дальше будет.
– А можно я с тобой завтра к этому дяде поеду? Он же разрешил, – попросила Глаша, на лице которой появилось умильное выражение.
– Нет. Не думаю, что это хорошая идея.
– А мне кажется, что отличная. Тем более, я завтра в поликлинику собралась. Лучше ребёнок пусть с тобой побудет на свежем воздухе, чем станет сидеть под дверьми кабинетов, – проговорила мама.
– Ты плохо себя чувствуешь? – тут же переполошилась Настя.
– Нет. Просто на осмотры схожу.
– И они пока не могут подождать?
– А зачем ждать? Да и Глаша права – Наташа ведь только за то, чтобы ты туда с ней приезжала.
Настя вздохнула и посмотрела на дочь. Глаза той уже зажглись от нетерпения, и наверное, ничего страшного и вправду не случится, если они завтра поедут к Зубареву вместе. По крайней мере, хотелось в это верить.
– Ладно. Но если вдруг дядя Саша будет не рад, больше мы таких экспериментов ставить не будем. А сейчас давайте о чём-нибудь более приятном.
***
Саша был зол. Зол с того самого момента, когда мать привела к нему Настю. И не просто привела, а взяла на работу его сиделкой. Ведь как бы она ни пыталась обозвать эту должность, всё сводилось к тому, что у него на время появлялась сиделка-развлекалка. И это неимоверно бесило.
Но сейчас мама перешла все границы. Как только Настя вошла в его комнату, он испытал столько чудовищных эмоций, что от них захотелось взвыть. Он ведь любил её когда-то, а теперь она видела его таким уродом, каким он стал.
И вот сегодня предел его терпения почти что лопнул. Настя приехала на «работу» со своей дочерью. Ему хватило одного взгляда на смущённо улыбающуюся девочку, прижимающую к себе мягкую игрушку, чтобы понять – он их не прогонит. И орать не будет тоже, потому что материться при детях было вроде как нехорошо. Зато сделает то единственное, что было возможным – закроется в своей комнате и будет посылать всех, кто решит к нему зайти, ко всем чертям.
Он просидел в одиночестве пару часов и постоянно ловил себя на том, что прислушивается. Помимо воли, жадно пытаясь уловить хоть что-то.
– Саш! – в дверь в третий раз за два часа забарабанил Влас. – Хватит ерундой заниматься. Открой, ты же знаешь, что один не справишься.
Зубарев сжал челюсти. Влас был прав – без посторонней помощи он обходиться не мог.
– Заходи и закрой дверь на замок, – скомандовал Саша, всё же открывая Власу.
– Ну ты даёшь. Никто к тебе ломиться насильно не будет.
– Ребёнок всё ещё в доме?
– Ты про Глашу?
– Я не знаю, как её зовут.
– Слушай, она клёвая. Про тебя спрашивала.
– Что спрашивала?
– Почему ты с нами не сел обедать. А вообще крутая девчонка, тебе бы понравилась.
Зубарев хмыкнул и отвернулся. Влас вроде как всегда был более чем разумным, а тут… неужели не понимал, как именно он будет себя чувствовать в компании их троих? Как станет отвечать на вопросы этой самой Глаши, которые наверняка будут сыпаться словно из рога изобилия? И касаться станут в основном его ущербности.
– Ладно. Хватит об этом, давай уже делами займёмся.
Саша понял, что не один, когда почувствовал на себе пристальный взгляд. Влас ушёл с полчаса назад, вновь оставляя его в одиночестве, и Зубарев занялся довольно привычным делом – уставился в окно, за которым сегодня царило настоящее лето.
– Ой, – пискнула Глаша, пойманная на месте преступления, когда Саша обернулся и прямо взглянул на девочку. Видимо, Влас не запер дверь и ребёнок заглянул в комнату из любопытства.
Глаша попыталась ретироваться, но Зубарев процедил:
– Стой.
Сначала из-за двери показались длинные уши зайца, следом – выглянула и сама Глаша. Улыбнулась, наверняка стесняясь, от чего на её щеках появились ямочки.
– Привет, – поздоровалась она и, осмелев, вошла в комнату. Правда, так и осталась стоять у порога, видимо, решив, что если поймёт, что её вот-вот прогонят, успеет убежать.
– Привет, – хмуро поздоровался Саша.
– А мама мне про тебя рассказывала.
– Что именно?
– Ну, что ты ездишь, а не ходишь. Я вот тоже больше ездить люблю, чем ходить.
Она смущённо улыбнулась снова и сделала крохотный шажок в сторону Зубарева. Осмотрелась и кивнула, как будто что-то сама с собой решила.
– А я ходить любил. И бегать. И в хоккей играть.
– О! Мама тоже любит хоккей. Мы с ней часто его смотрим.
Теперь расстояние между ними сократилось ещё на два Глашиных шага. И Саша вдруг понял, что испытывает… странное чувство. Настоящую смесь чувств, если быть точным. Растерянность, удивление, даже то же самое смущение, которое испытывала и девочка напротив. Но он знал точно – последнее, чего ему сейчас хочется, – это прогонять малышку из комнаты.
– И за кого мама болеет?
– За «Сан-Франциско Скорпионз», а ты?
– А я уже ни за кого.
Он отвернулся, чтобы не смотреть во все глаза на Глашу. Она была точной копией Насти, той, что была с ним семь лет назад. И она возвращала его мысленно в то время, где ему было так хорошо с её мамой.
– Я очень на матч сходить хочу. Но всё никак, – вздохнула Глаша, после чего, словно бы разом решившись, сократила оставшееся расстояние между ними и встала рядом.
– До Скорпионов добираться долго.
– Я знаю. Мама говорила.
– А что ещё она говорила? Ну, обо мне?
– Ой, такое неприлично вслух произносить, – хихикнула девочка.
Брови Зубарева поползли наверх. Настя что, рассказывала своей дочери об их совместном прошлом? Глаша же смотрела на него, нахмурив брови, и только и делала, что теребила ухо мягкому зайцу.
– Мне можно говорить всё. Раз уж мама про меня тебе рассказывала.
Девочка сделала глубокий вдох и с сомнением посмотрела на Сашу. Пришлось выдавить из себя подобие улыбки, которая вроде как должна была подбодрить ребёнка. Хотя, Зубарев был уверен, что она скорее пугала.
– Она сказала… она сказала, что ты – самая большая задница из всех возможных. Вот что она говорила.
Это было настолько неожиданным, что Зубарев не удержался – запрокинул голову и расхохотался. И ржал громко, едва ли не до слёз, в то время как Глаша смотрела на него со смесью веселья и по-детски наивного удивления.
– Твоя мама права, – наконец отсмеявшись, кивнул он. – А ты тоже так считаешь?
– Я пока с тобой мало дружу, чтобы это узнать.
– Мало… дружишь? То есть, мы друзья?
– Угу. Или ты не хочешь? Со мной многие дружат, им нравится.
– Ну я пока не пробовал, – улыбаясь помимо воли, пожал плечами Саша и тут же услышал уверенное:
– Так давай попробуем.
Саша настолько растерялся от этого, казалось бы, ничего не значащего предложения, что не сразу нашёлся, что ответить Глаше.
– Ты действительно хочешь дружить с таким, как я? – уточнил он с сомнением.
– Да, – тут же отозвалась она. – Почему я могла бы не хотеть?
– Потому что я не такой как все.
– Ты ездишь. Но мы можем ездить вместе.
И малышка вдруг, совершенно неожиданно для Зубарева, устроилась у него на коленях и повернулась к нему.
– Мама сказала, что я не тяжёлая, но если тебе тяжело…
– Нет, мне совсем не тяжело, – поспешил заверить он Глашу, не чувствуя веса ребёнка.
– Это хорошо. Давай кататься.
– Вот так?
Саша направил кресло в сторону шкафа, и малышка весело рассмеялась, обняв его за шею одной рукой, другой всё так же прижимая к себе игрушку.
– Да! А теперь обратно к окну.
Саша и сам рассмеялся – настолько легко вдруг себя почувствовал. Будто не ехал на осточертевшем кресле, а шёл на своих двоих рядом с Глашей.
– Это что здесь происходит?
Вопрос раздался так неожиданно, что оба – и Зубарев, и Глаша – застыли на месте и воззрились на дверь, в проёме которой стояла Настя. И Саша не мог вот так вот сходу понять, какие чувства она испытывает.
– Мама! А мы тут решили дружить. И вот катаемся. Ты же не против?
По лицу Насти Саша видел, что она скорее против, чем за, но терпеливо ждал, что же она всё-таки скажет. – Я не против. Но не нужно донимать малознакомого тебе человека, – наконец изрекла Настя, пытаясь говорить строго, что у неё не особо получилось.
– Она меня не донимает, – мягко заверил её Саша, после чего взглянул на нахмурившуюся Глашу и повторил: – Ты меня не донимаешь.
И та в ответ просияла:
– Это хорошо.
– Это хорошо, но мы уже собираемся домой. Иди одеваться, сегодня уедем пораньше.
Настя махнула рукой Глаше и та, проворно соскочив с колен Зубарева, убежала из комнаты, предварительно обернувшись к нему и кивнув на прощание.
– Вы уезжаете посреди твоего рабочего дня? – Саша попытался, чтобы вопрос прозвучал как можно более саркастично, хотя на самом деле испытывал скорее разочарование. От того, что Глаша убежала, и от того, что они с Настей собирались уезжать.
– Да. Мама попросила приехать раньше. Но думаю, ты будешь только рад тому, что мы перестанем тебе надоедать.
– Вы мне не надоедаете.
– Хм.
– Твоя дочь классная.
– Я знаю. Но её может быть слишком много. – Лицо Насти осветилось лёгким подобием улыбки.
– Она мне не докучала.
– Я рада.
Они замолчали. О чём думала Настя, Саша не знал, а вот он был погружён в то, что с ними случилось семь лет назад. И в чём был виноват только он.
– Ладно, я пойду, – всё же проговорила она и уже собралась было выйти, как Зубарев её окликнул:
– Насть…
– Да?
В её голосе послышалось удивление, да Саша и сам был удивлён не меньше. Тем, что собирался сказать – в первую очередь. Но и молчать как-то не получалось.
– Ты изменилась.
Она вскинула тонкие брови, и Зубареву стало не по себе. Нет, и вправду, какого вообще хрена он завёл этот разговор?
– Я изменилась, да. Семь лет прошло, если ты об этом.
– Об этом. Я это помню.
На лице Насти появилась кривоватая улыбка, после чего она развернулась и, уже выходя из его комнаты, повторила за Сашей:
– И я это помню.
Июнь. Семь лет назад
Саша втопил педаль газа едва ли не до упора, и автомобиль взревел мотором. Это была его первая тачка. И сразу – такая крутая. Место в команде, которое он занял совсем недавно, уже приносило существенные доходы, и Зубарев собирался задержаться на нём любой ценой. Даже если бы ему пришлось в итоге грызть лёд зубами.
Хоккей был его жизнью. Его болезнью с самого детства. Саша и представить себе не мог, каково это – не выйти на лёд. Не встать в ворота и не биться до конца за то, чтобы в них не влетела шайба. Большего, казалось, ему было и не нужно.
– Саш, ты где?
Он включил громкую связь и поморщился. Прекрасно понимал, зачем ему звонит мать.
– Я буду через десять минут.
– Отлично. Меньшовы уже здесь. И Настя тоже.
– Я помню, мам, что Настя должна была приехать.
Он снова поморщился. Ещё утром дал понять матери, что знакомиться ни с какой дочерью её друзей не собирается. Точнее, собирается, но без тех последствий, в которые так свято верила мама.
– Всё, поторопись. Мы шашлыки жарить пошли.
– Мчу на всех парах.
Он отрубил связь и сбросил скорость. Торопиться не планировал, потому что последнее, чего желал – оказаться в компании какой-то там девицы, которую придётся развлекать. Это было ему совершенно неинтересно. У Саши была девушка, и он не собирался её менять ни на каких десять Насть вместе взятых.
Притормозив у ворот дома, Зубарев побарабанил по рулю. Можно было развернуться и поехать к Светке. На час-другой, не больше. Сбросить напряжение, показать, что он не планирует идти на поводу у матери. Впрочем, сделать это он мог и в любой момент посреди их семейного ужина.
Всё же открыв ворота, Зубарев заехал во двор, заглушил мотор и, вытащив из салона спортивную сумку, направился в дом. Все наверняка были в саду – там играла музыка, слышались голоса и смех. Тем лучше. Он успеет принять душ, переодеться, а потом уже присоединится к остальным.
Саша вошёл в дом, скинул кроссовки в прихожей, пересёк коридор и остановился. В кухне, спиной к нему, стояла рыжеволосая девчонка. В коротких шортиках, облегающих классную попку, в футболке, едва виднеющейся из-за копны ярких волос, рассыпанных по спине и плечам. Она что-то резала на разделочной доске и при этом пританцовывала, очевидно, слушая музыку в наушниках. И была чертовски сексуальной.
– Привет, – позвал её Зубарев и когда она не расслышала и продолжила двигаться под ритм, проговорил громче: – Привет!
Она обернулась сразу. Волосы взметнулись ярким пламенем, от чего Саша даже задержал дыхание. Настя была красивой. Ни капли косметики, вся естественная и настолько невинная, что дух захватило.
Она убрала наушники и улыбнулась. Так мягко, по-настоящему, как ему уже давно не улыбались.
– Привет, – поздоровалась в ответ, после.чего отложила нож и, вытерев руки о полотенце, лежавшее на столе, приблизилась к нему.
Она была не очень высокого роста и, оказавшись напротив, запрокинула голову, чтобы смотреть прямо в глаза Саши. И он утонул в её взгляде. Он был то ли голубым, то ли светло-серым, с крапинками.
– Саша, – протянул он руку.
Идиот. Что за странные жесты? Как будто перед ним мужик, а не девушка.
– Настя, – кивнула она в ответ, после чего вложила в его ладонь хрупкие пальцы, которые он инстинктивно сжал. – Я тут салат режу.
– Припахали тебя?
– Сама вызвалась.
Она вернулась к своему занятию и Саша испытал разочарование. Смотрел на то, как Настя поправляет выбившуюся прядку волос, отправляя её за ухо привычным жестом, как сосредоточенно расправляется с овощами, и завидовал. Тому, что это им она уделяет столько внимания, а не ему.
– Ладно, я в душ. Скоро буду, – буркнул он, когда понял, что мысли приняли совсем не тот оборот.
– Давай.