– Забирайте, что хотите, – простонал я. – Это ошибка.
– Ошибка – это доверять незнакомым людям акупунктуру. Ведь они знают самый короткий путь.
Он крутанул в руке лезвие.
– Мы нашли то, что ты взял. Ты зря возомнил себя освободителем, Порк. И дабы нечто похожее не повторилось, я возьму еще кое-что. В следующий раз, увидев тебя, я буду точно знать, за чем именно ты пришел.
Когда меня покрывает ледяной страх, друзья реагируют по-разному. Кто-то кричит о сопротивлении. Или находит интересные книги по истории марксизма.
Я закричал прежде, чем понял, что мизинец на правой руке подпрыгивает на покрывале в отдельном танце. Фаланга пульсировала, пачкая диван. Я скулил. В детстве я смеялся над щенками, ползающими в поисках забитой суки.
Теперь ищу ее сам.
Я скулил аккомпанементом удалявшимся шагам. Дирижер с отвращением поглядывал на искалеченную руку. Зрители отворачивали лица.
Никто никогда так не ждал антракта.
Эрл
– Мистер Порк. Ваше направление.
Я спрятал руку с отрезанным мизинцем за спину и принял бумаги левой.
– Вы получите инновационный подход к лечению, – улыбнулась ассистентка.
– Спроси, – не выдержал Рэй. – Спроси, не мог бы ты получить его прямо в кладовке за углом. Джеймс? Посмотри на ее грудь. Это инопланетные антенны для передачи возбуждения. Они не с Земли.
– Не трогай его, – сказал Терри. – Не сейчас.
Лейд с ринопластикой подождет. Я ненавижу свой нос, но еще больше не люблю руки без одного пальца. Это неполноценно. Это пугает детей, когда ты хочешь с ними помириться. Нет мизинца – нет мира.
Рыдая, из палаты я позвонил знакомому протезисту. Выпало несколько предложений со скидкой. Я настоял на том, чтобы никто не искал моей выгоды. Тогда Эрл рекомендовал мне поучаствовать в клинических испытаниях.
– Не понравится, вставим тебе туда зажигалку. Или фонарь. Конечно, я бы предпочел вмонтировать фонарь проктологу. Это может повысить его работоспособность.
Рэй встрепенулся.
– До капитуляции заднего прохода три, два…
Если вы все еще спрашиваете себя, почему я постоянно ною и склоняю мужественный, но пошатнувшийся характер медицинского специалиста к слезам, поверьте – пока не окажешься в критической ситуации, для себя ты всегда герой. Безоговорочный. Настолько, что первой фразой при покушении на твое геройство будет сопливое молчание.
Когда у тебя рождается африканец, и онемевшая жена боится поднять взгляд, понимаешь, что в титрах ты будешь указан продюсером. Вы что-то не поделили с режиссером и двумя актерами первого плана. Перепутали свои роли.
Возможно, они перебрались на твой континент вплавь.
– Это необходимо, – пробормотал Терри, уловив мои мысли. – Нам всем.
– Конечно, необходимо, – согласился Рей. – Как дрочить без пятого пальца? Похоже на просмотр детектива без убийцы. Вы думаете, почему инвалиды несчастны? Потому что за ними много ухаживают?
– Каждый говорит о том, чего подсознательно не хватает, – заключили с правого плеча. – С тобой. Все.
– Мистер Порк, вас примут через минуту.
Я проник в белую дверь тесного докторского уголка с табличкой Эрл Пейн. Снова пахнет разбавленным формалином и материалами третьего назначения. Спросите, какими именно? Я не знаю. Я психотерапевт.
В моем кабинете пахнет смятением.
В прошлом мае отставной генерал, от волнения исполняющий ножницы ногами, сказал мне:
– Доктор Порк. Я хочу взорвать свою жену.
Под влиянием Рэя я спокойно спросил:
– Если бы мы подготавливали взрыв, то где заложили бы заряд?
Я выяснил причину. Авторитетное мнение старика и верность были главными качествами жены, и версию измен я исключил. На последней из войн генерал потерял близкого полковника, который подорвался, конвоируя груз. Командир извел душу. Назвал собаку именем друга. Развесил его портреты, хранил парадную форму. Хотел прыгнуть в яму на похоронах. Пришел ко мне, потому что почувствовал долгом сделать нечто похожее и выбрал жену из благодарности за отданные годы.
– Я правильно понимаю, – спросил Терри. – Вам кажется, что рано или поздно вы потеряете дорогих людей, с чем спорить не приходится. Полковник занял нишу “рано”. Причем здесь ваша жена?
– Взорвите себя, – перехватил Рэй.
Когда через два дня ко мне в кабинет для комментариев стучались журналисты, я качался в кресле и разглядывал газету. Я читал газету, где первую полосу занимали фотографии генерала, вывезшего домочадцев за город. Вернувшегося в дом. И оставившего от него воронку размером с гипермаркет. Под обломками и пылью еще полдня искали намеки на биологический материал. Чтобы похоронить хотя бы ногу.
Нашли только старательно нацарапанную записку:
“Thank you, dr. Pork”.
– Спасибо, Рэй, – безразлично пробубнил я.
Через полгода, от самого полковника, я узнал, что жена генералу изменяла. Открыто. И вроде, именно с ним. Погибший друг был проекцией отмщения. В конечном итоге, старый честолюбивый хрен решил, что виноват не полковник, а воинская честь не позволила признаться мозгоправу в настоящей причине.
На меня можно подать в суд за короткий член, откалывающий хороший балл от общей гонки полов. Или разговоры с соседскими крысами в период психотерапевтического неурожая. Но разглашения тайн высокопоставленных пациентов меня не касаются.
Я начал употреблять алкоголь. Заменил воду джином.
– Я не рассмотрел там подлог.
– Он взорвал бы жену, – констатировал Терри.
– Если жена изменяет, – пожал плечами Рэй, – взорви себя. Она-то на полигоне зачем? Женщина не мишень, а изготовитель мишеней. Ты это допустил. Я не вижу военной выправки. Как называется метод лечения, когда пострадал никто, кроме тебя?
Мы молча переглядывались.
– Еблоскопия. По лицу бьют проводом с камерой, пока болезнь не уходит. На записи после видно, что ты притворялся.
Я пил две недели, пока антигерой не начал икать.
– Джеймс, – протянул ладонь Пейн. – Я тебя ждал.
– Кто больше страдает – ждущий в кабинете или за его пределами? – спросили антагонист. – Кого корректно называть ждущим?
– Больше всех страдает ждущая любви неудовлетворенная самка, – сказал Терри. – Но этим она поделится только в клубе вестниц страдания.
Я не стал протягивать руку в ответ.
– Брось, Порк, – скривился мой приятель. – Мне все равно ее осматривать.
– Чисто психологически, я не рад всему, что меня сюда привело. Я засуну вежливость в жопу и зажму сфинктером.
– Я тебя понял, – взбивая подушку, сказал Терри. – Я увольняюсь. На двенадцать часов.
– Итак, Джеймс, – улыбнулся Рэй. – Мы остались одни. Ты внимательно прочел договор? Там ничего нет о вреде голосов в голове?
Эрл спрашивал о диетах и противопоказаниях к препаратам. Записывал в красную книгу, похожую на прибежище последних фамилий. Понимающе кивал, когда я смотрел в одну точку на столе.
– Джеймс, – мягко сказал он. – Что делают психотерапевты, когда им необходима помощь психотерапевта?
– Можно, я, – попросил Рэй. – Можно я отвечу? У меня есть классная шутка.
Я взглянул на товарища по цеху.
– Забудь. Ты снял замеры? Вот моя правая ладонь и ее близнец. Таким должен быть палец. Пожалуйста, ни слова о сторонней помощи.
– Ты ведешь себя, как гей, – заметил антигерой. – Я это трогать не буду, потому что меня это выдаст.
– Я лечил женщину, способную тебе помочь, – сказал Пейн. – Она специализируется на массаже морали. Вы, можно так сказать, одной крови.
Меня заставят представить руку, массирующую вещи, существующие только в теории больного научного мира.
– Что он сказал? – пролил пиво Рэй. – Оральный массаж? Возьми-ка номер ее телефона. Это заслуживает, как минимум, интереса. Надоело гонять на спящего Терри.
Я подписался внизу документа о предоставлении медицинских услуг.
– Позвони, когда будет готов прототип, – бросил я, шевеля невидимым мизинцем. – Этой штуки в быту не хватает.
– Знаем мы твой быт, – рассмеялся Рэй.
– Договорились.
Я вышел из больницы и напоролся на любимый хлеб с сосисками.
– Три штуки, – сказал я высокому парню в фартуке. – В пакет.
Моих друзей выводит, когда я о них не думаю. Это касается всего. Ресторанов. Стриптиза. Фитнеса, которым я не занимаюсь. Стоит присмотреть выгодную клубную карту, и ты понимаешь, что брать придется три. Терри называет это “дружеская хватка”.
– Дружеская схватка, – всегда поправляет Рэй. – Это когда женщина рожает трех друзей, но не знает. Об. Этом.
– Ты не будешь настоящим другом без жертв, – вторят справа. – Нас не видят посторонние, но ты ведь знаешь, что мы есть. И ты обязан нам, Джеймс.
Как объяснить остальным проституткам, для чего ты их заказал?
– Массовка – дело вкуса, – спокойно заметил Терри. – Кому-то нравится болтать гениталиями на людях. Оставь, или отведи их пить чай. То, что ты вызвал для нас девушек, приятно. Мы не чувствуем себя преданными огню тщеславия.
– Ребята, – ныл я за переплаченные доллары. – Идите на хуй.
– Там всегда приятно, – сказал Рэй. – Не хочешь с нами?
– Ты знаешь, какая будет альтернатива, – добавил Терри. – Мы будем управлять тобой. Будем пытаться забрать контроль. Делать вещи, которые очень не любит доктор Порк. Например, разжевывать изюм.
– У меня дома нет изюма, – парировал я. – Ни в каком из агрегатных состояний.
– Что, извини? – спросила девушка из темноты. Я чувствовал, как она стягивает трусы и дышит в меня пряным ополаскивателем для рта.
– Изюма нет, – повторил я настойчиво.
– Я не за изюмом пришла, Джеймс, – напомнила Соня. – Пожалуйста, продолжай.
Друзья смеялись.
– Продолжай, Порко. Доставай свой сморщенный виноград. Но не забывай о друзьях.
Ночь с такими наставлениями не получалась. Я тратил деньги и не мог трахаться – самое обидное, что может получить сосуд чужих переживаний с перекрытым краном слива.
– Мистер Порк, – стягивая очки с цепочкой на нос и заглядывая в блокнот, произнес Рэй. – У вас сегодня назначены три сеанса. Ванесса Бердж. Кай Грин. Стефания, без фамилии. Она сказала, что шепнет ее вам на ухо.
– Идем, – стиснув пакет, выпрямился я. – Терри обиделся?
– Терри обиделся. А это значит…
– А это значит, – перебил я, – что сегодня у нас агрессивная терапия.
Рэй
Рэй сдобрен капиталистической отрицательностью. Он прекрасно подкован в вопросах неприятия и прямой ненависти к окружающему миру. Тащит меня в пропасть, кишащую, одновременно, маргинальными и аристократическими реакциями.
Рэй – мое левое, непреклонное плечо. Антагонист правосудия. Антигерой любой детской сказки.
– Парадокс, – сказал он моим голосом в супермаркете, увидев на кассе товарный состав тележек за нами. Владелец покупок был скрыт продуктами. – Потребляя больше, одних мы убиваем, а других обогащаем.
– У меня четверо детей, – ответил женский голос.
– Вы хотели сказать, налаженное производство углекислого газа?
Кассир вызвал полицию, потому что рассмотрел в моем поведении оскорбление чувств вскармливающих. Не важно, что у меня в руках были билеты благотворительной организации.
Офицер, знавший единственного в округе пособника психотерапии, облегченно выпустил плечи из положения “стрельба”.
– Джеймс. Будьте так любезны, не кладите на головы наших граждан контейнеры с высшим анализом. Они их не открывают. Вы же знаете, сколько стоит ложный вызов?
Рэй говорит, что закончил Гарвард. Но я-то знаю, что Рэй – пиздабол.
Это знаем только мы с Терри.
И Рэй.
Мы познакомились во время вылазки к девушкам легкого поведения. Я долго выбирал из десятка респонденток под хищным взглядом сутенера неопределенного пола, в заведение к которому захаживают исключительно безразборные секс-гиганты; а так как все ставят сапог своего вкуса на утонченное виденье Казановы, давя при этом уверенную ухмылку и увеличивая, к тому же, давление на подошву, бордель от гостей не лопался.
– Это натертыш? – спросил я, кивая на покраснение у верхней губы самой симпатичной из кандидаток в любовницы президента. – Шестая скорость?
– Умения иногда требуют внешних доказательств, – угодливо прогнулся сутенер. – Это Мэрил. Лицо не пачкать. По рукам?
Девушка отвела меня в тесную темную спальню и потянулась к пряжке. Опустилась на колени. Не смогла разобраться с охраняющим мою проданную психологии девственность ремнем.
– У тебя что, первый раз? – спросил я.
– Ты ведь любишь невиновие, парень, – прозвучало в голове.
Я дернулся, ударив королеву любви торчащим концом кожаного пояса.
– Джеймс, – девичьим тоном возмутилась она. – Берите замуж, а потом бейте. Доставайте член, я впервые вижу на штанах замок от сейфа. Время – враг утекающего удовольствия.
– Доставай свой угловатый гарпун для планктона, – снова сказал голос в голове. – Пора на охоту.
Я отступил на шаг назад.
– Ты тоже это слышишь?
– Как клиенту, я должна напомнить вам, что не обязана поддаваться на провокации и уступать вам в желаниях, о которых заранее не предупреждена. Штаны, мистер Порк.
Я послушно разделался с пряжкой и стянул брюки до самого пола. Вместе с трусами.
– А где пенис? – расхохотался голос.
– Мэрил. Я, кажется, схожу с ума.
– Я еще не начинала, – промямлила девушка.
Пока она сосала, я пытался сделать вид, что меня это интересует. В обычных обстоятельствах это не сложно.
– Кончи ей на лицо, – раздался приказ. – Неужели ты тот Джеймс, которому надо подсказывать, в каком углу теплее?
– Это неправильно, – простонал я.
Она отстранилась, подняв глаза.
– Сменить технику, мистер Порк?
– Скажи, что геи сосут круче, – выкрикнул голос. – Засади по основание, чтобы она не могла этого отрицать. Хотя, Джеймс. С твоим основанием можно выдавать скороговорки.
– Мэрил, – вздрогнул я. – Заканчивай. Мне нездоровится.
– Тебе всю жизнь нездоровится, Джеймс, – сказал голос. – Это синдром дерьмоглота.
Вопреки моим стараниям напрячься и подвести дело быстрее к концу я проморгал момент, когда выстрелил кишащим жизнью семенем прямо на лоб и глаза оторопевшей проститутке. Она пыталась заслониться ладонями, но недельное воздержание не замечало препятствий. Руками, оторвавшими ее от дела во время оргазма, управлял не я. Почувствовал чуждое морально удовлетворение тоже не я.
Почему это не распространяется на переломы?
Крик негодования разбудил бы и мертвую шлюху, затраханную до смерти, но не получившую оплату. В комнату вломились два шкафоподобных бородатых негодяя из боевиков. Мэрил вытолкнули. Смотря ей вслед, я очень хотел оказаться на ее месте. Понимая, что на моем сейчас останется мокрое.
– Я тебе говорил, – предупредил голос. – Будь увереннее. У тебя в яйцах не осталось чего-нибудь для их тупых рож? У тебя колени дрожат. И я не смогу долго сдерживать мочевой пузырь, Джеймс.
Я пролежал в больнице с двумя сломанными ребрами и скобой в челюсти. Несколько дней мочился кровью. Среди врачей ходила байка, что я одинокий, брошенный женщинами зануда, в алкогольном упрямстве пытавшийся достать до родного паха губами и повредивший при этом все, что было на пути отчаянной заботы о самом себе. К тому же, откусивший часть крайней плоти. На лечение ушло гораздо больше, чем я отдал сутенеру.
Голос некоторое время молчал. Я начал думать, что приключилось страшное недоразумение. Страшнейшее недопонимание внутренней природы. Такое бывает во время примерки женского платья.
– Меня зовут Рэй, – представился голос накануне выписки, когда я смог самостоятельно смотреть на медсестер с лицами подсадных агентов срыва премьеры. – Рэй Кайзи. Я твой новый друг и антигерой.
– Мистер Порк, – окликнула дежурная за регистрационной стойкой. – Есть ли у вас какие-нибудь претензии по пребыванию в стационаре?
– Овсянка была отвратительной, – заметил Рэй. – Здесь не парк аттракционов для коров-сепаратистов, которых можно угомонить сомнительным фуражом.