– Неблагодарная свинья. Вылакал рюмку превосходнейшего коньяка и ушел по-английски, не попрощавшись,– огорчился Кессельринг, когда ему вынуждены были доложить о бегстве русского генерала.– Догнать и повесить.
Догнать Федорова немцам не удалось, следы его терялись в болоте. Кинологи с овчарками метались, увязая по уши, и лезть дальше отказывались. Доложили, что утонул русский у них на глазах в трясине и немецкие писаря, с немецкой педантичностью, отметили этот факт во всех надлежащих формах и формулярах.
А Комкор разжалованный, неделю выбирался, ночуя на болотных кочках и вышел к своим в районе Волоколамска.
По дороге он снял с убитого красноармейца гимнастерку и шинель, утопив свой френч и выйдя к своим, назвался рядовым Ивановым, как и было обозначено в красноармейской книжке, доставшейся ему вместе с гимнастеркой.
Командир взвода, в который попал красноармеец Иванов, не мог на него нарадоваться. Боец оказался опытный, обстрелянный, исполнительный и немцев ненавидящий всеми фибрами души. Правильно в русском народе говорят,– "За одного битого, двух небитых дают".
Глава 3
Гетнер, узнав, что временно лишен поддержки с воздуха из-за активно работающих ПВО русских, помрачнел, помянул черта, как водится и "Доннер Веттер", обрадовано завертелся вокруг него, предчувствуя потеху.
Дивизия "Дас Райх" уже подходила к селу Колоцкое и развед. рота на мотоциклах, крутилась на перекрестке, в ожидании основной головной колонны. Дальше двигаться разведчики не стали, разглядев русские позиции, и благоразумно прикрылись стенами монастыря. Из-за часовни у дороги, ведущей в сторону моста, появился русский танк, выкрашенный пятнами и, развернув в сторону развилки ствол, суету усилил, расчистив шоссе мгновенно, от людей и техники, одним своим появлением.
Оберстгруппенфюрер Пауль Хауссер, прозванный подчиненными "папой", двигался, как и положено, в командирском бронетранспортере, высунувшись из люка Sd Kfz 253-го с биноклем на шее. Он тоже не был в восторге от состояния матчасти своей дивизии, понесшей ощутимые потери в технике за последние несколько дней. Ремонтники не успевали оттаскивать на обочины, заглохшие машины и дивизия растянулась в результате от Вязьмы на двадцать километров, приводя этим обстоятельством "Папу" в уныние. Одиннадцатый пехотный полк, сидел на броне танковых полков "Дер Фюрер" и "Дойчланд" и таял вместе с отставшими машинами. Командирский БТР встал, останавливая всю колонну и выслушав доклад командира развед. взвода о том, что впереди русские приготовились к встречи, Хауссер связался с командиром "Дойчланда".
– Вильгельм. Нужно сходу проломить оборону русских и разворачиваться на Можайск. Разведчики доложили, что впереди только пехота. Нет, артиллерии не обнаружено. Один танк Т-34-ый. Приступайте. Начало атаки по красной ракете. Время отпускаю на все про все полчаса. Вперед.
– Хайль Гитлер,– принял к исполнению задачу оберфюрер Биттрих и, связавшись с комбатами, передал им приказ об атаке русских позиций. Колонна танковая, заворочалась, разворачиваясь в сторону монастыря и по красной ракете, обреченно сползла с шоссейного полотна сначала на обочину, потом в кювет, а из него поползла, ревя двигателями на северо-восток. Гренадеры вцепились в броню, лязгая зубами, и приготовились по команде, десантироваться при возможном обстреле артиллерией врага наступающих машин. Два десятка Pz-III–их, увязая в раскисшей пашне, обошли строения монастырские слева и, зацепившись траками за стерню, бодро заурчали в сторону позиций сводной дивизии, просматривающихся в трехстах метрах по курсу. Еще одна группа из десяти танков обошла монастырь справа и двинулась по шоссе, лязгая траками. Наступать здесь иначе было и невозможно, а один русский танк вставший у них на пути никто, особенно в расчет не принимал, открыв по нему огонь сходу, вывернувшись колонной из-за стен монастыря. Две батареи 2-го зенитного дивизиона, срочно развернув орудия, открыли так же беглый огонь практически прямой наводкой, так что шансов уцелеть у русских танкистов было, по мнению Биттриха, ноль.
Он наблюдал за разворачивающимся вторым батальоном из своего люка в бинокль и когда несколько машин одновременно вспыхнули, а с двух из них сорвало взрывами башни, то не поверил своим глазам. Впился в окуляры, прижав их к глазницам до боли и выругался, так же как и комдив, помянув черта. Присовокупив к нему еще пару эпитетов, которые рогатому явно пришлись не по душе, потому что башня одного из танков, рухнула с неба прямо у кормы командирского танка, смяв в лепешку мотоколяску, вместе с пулеметным расчетом и водителем. Кровавые брызги, долетевшие до Биттнера и предсмертные вопли убитых башней солдат, обдали оберфюрера волной ужаса, и он нырнул поспешно в люк. А в поле, слева от монастыря, уже горело половина машин, радостно полыхая бензиновым пламенем. Оставшиеся танки ползли по-прежнему вперед, просыпавшись гренадерами, которые предпочли умирать в чистом поле, а не на броне. Зенитные батареи, эффективно приспособленные немцами для ведения огня по танкам, так же несли потери, получив по своим позициям несколько прицельных попаданий.
Рвались снаряды, приготовленные для стрельбы расчетами, и орудия летели, кувыркаясь, убивая и калеча людей.
Русские танкисты и не подумали убраться с шоссе, а напротив, двинулись, маневрируя, навстречу немецкой танковой колонне, ведя убийственный для нее огонь. Горящие машины, расползались по сторонам, освобождаясь от экипажей и гренадеры, разбегались от них подальше, остерегаясь детонации боекомплектов. Размалеванный коричнево-зелеными пятнами русский танк, деловито объезжал застывшую технику, а в одном месте, когда объехать вставшие вплотную Pz-II-ые не представилось возможным, попросту сдвинул их оба сразу в кювет, при этом в одном из них в это время как раз и сдетонировали снаряды, срывая напрочь башню. И она, врезавшись в русский танк, отрикошетила от него как консервная банка, юзом пронесясь по шоссейному полотну. На развилке, русский экипаж, повертел башней, будто растерявшись от обилия целей в прицелах наводчиков, и шваркнул из огнемета, накрыв пламенем не меньше километра в сторону Уваровки. Затем плюнул так же и в противоположном направлении, сжигая все, что не успело убраться в стороны. Дивизию от уничтожения спасло то, что растянулась она за линию горизонта, но все что оказалось в пределах видимости – горело. Немцы в панике убирались с шоссе, ставшего ловушкой, и рассыпались по окрестным лесам, прячась в них от страшного русского огнемета на гусеницах. Сталин снова преподнес командованию Вермахта очередной свой сюрприз, применив новый образец вооружения. Такого пока никто еще не видел. Огнемет плевался сгустками пламени, которые прожигали не только моторные отсеки, но и лобовую броню в 60-ят миллиметров. Дивизия попятилась, бросая горящую технику и отползла спешно назад, предпочтя увязнуть в болото-лесистой местности, сгоранию заживо…
Пауль Хауссер, чудом спасшийся на командирском БТР-е, обалдев, слушал доклады, оставшихся в живых командиров полков в жиденькой березовой рощице, в которую Sd-253-ий вломился удачно, прикрывшись развесистым ореховым кустом от русского прицельного огня.
– У меня половина машин горит, оберстгруппенфюрер,– докладывал оберфюрер Диттрих, так же уцелевший чудом.
Его танк укрылся за двумя горящими БТР-ами и оберфюрер вел "репортаж" можно сказать из "партера".
– Русский танк отползает назад,– докладывал он.– Я сам видел, оберстгруппенфюрер, как в него попал зенитный снаряд. Отрикошетил. Это что-то новое, с усиленной толщиной брони, но на вид как средний танк. Пушка миллиметров 70-т и пара пулеметов. Один из них зенитный. Вооружение обычное для Т-34-го. Мои потери, оберстгруппенфюрер, не позволяют продолжить атаку. Разрешите отступить?– оберфюрер кривил душой, спрашивая разрешение на отвод атаковавшего русских батальона, мог бы и не спрашивать, так как отводить было нечего. Но немецкая педантичность требовала такого распоряжения и он его запросил.
– Отводите, Вильгельм,– ответил "Папа" и, открыв планшет, также педантично отметил на карте место, где его дивизия понесла столь ощутимые потери. Затем он вышел на связь с командующим группой Гетнером, и доложил, что продвижение дальнейшее на Можайск невозможно без поддержки с воздуха.
– Где "штукасы"?– интересовался он.– Почему их нет? Небо абсолютно безоблачно. Здесь у русских отличная противотанковая система обороны. У нас потери до 30-ти процентов бронетехники. Еще одна такая атака, Эрих, и можно пускать себе пулю в лоб. Танков не останется. Давайте Люфтваффе.
– Все так плохо?– донеслось до него из наушников.– Люфтваффе отказываются принимать наши "заявки" на работу в этом квадрате, оберстгруппенфюрер. У русских здесь мощные ПВО. За день они сбили здесь тридцать шесть самолетов. Кессельринг просит подавить русские средства ПВО и тогда он готов работать с нами.
– Что за бред? Какие ПВО?– оберстгруппенфюрер в раздражении отключил связь и связался с разведбатом.
– Штурмбанфюрер Остендорф? Ко мне!– скомандовал он, решив поставить разведбату задачу лично.
Появившийся в рощице гауптштурмфюрер Остендорф Вернер, выслушал "Папу" и, вскинув руку, тут же стал ставить задачи своим людям, которые поротно и повзводно, скрытно начали перемещаться в сторону развилки.
Дивизионные разведчики, парни все как на подбор, вооруженные М-40– ми, в пятнистой униформе, сосредоточились слева и справа от монастыря, вдоль шоссейного полотна и, прикрываясь горящей техникой, сумели сблизиться с русским авангардным заслоном вплотную. Шустро забросав русский танк гранатами, армейский спецназ, вывалился после пары десятков взрывов, ожидая увидеть горящий металлолом, но танк, стоящий в воронках, плеснул по ним из пулеметных стволов и медленно пополз назад, укрываясь за часовню, которую при Советах использовали в качестве колхозного свинарника или овчарни. Сгоревший заживо взвод разведчиков, вынудил комбата дать команду на отход и диверсанты убрались, сосредоточившись в соседнем леске, с южной стороны Минского шоссе. Все выглядели подавленными, мгновенной смертью товарищей, с которыми воевали бок о бок, от самой границы.
А русские, явно издеваясь, включили пропагандистские громкоговорители. Сначала погнали какой-то марш, от которого зачесались пятки у гренадеров, и морозом пробрало, а потом голос на дойче обратился к ним, называя почему-то козлами.
– Слушайте внимательно, Козлы!– начал голос совершенно без акцента и гренадеры переглянулись в недоумении.
– Если из вас сегодня кто-то останется жив, то надолго запомнит этот день,– продолжил голос и рассыпался смехом.
Смех летел над верхушками деревьев и сыпался с них в уши эсэсовцев, заставляя вжимать головы в плечи. Вполне обычное это "Ха-ха-ха", усиленное и разнесшееся над выпотрошенной и горящей колонной, проникало в уши солдат и леденило похлеще, чем осенние русские ветра.
– Валите обратно в Рейх!– прекратив смеяться, посоветовал голос.– Иначе закопаем всех вас, Козлов, здесь. Места у нас много,– снова грянул марш и русских хор спел на прощанье песню с лихостью и свистом.
Уже начинало смеркаться, и комдив принял решение отвести уцелевшие подразделения к поселку Уварово, западнее, чтобы подвести итоги и освободиться от балласта в виде раненых, контуженных и убитых. Похоронные команды, потянулись в поле, подняв на ветках белые тряпки и русские не стали им препятствовать.
Выжившие экипажи суетились у сгоревших на шоссе машин и тягачи пытались вытащить из этой груды наименее пострадавшую технику. К полуночи немцы угомонились, отступив, и в районе бывшего Колоцкого монастыря наступила относительная тишина. С позиций русских доносилась возня, там продолжали строить и укреплять оборону, а на шоссе затаились разведгруппы, получившие задачу под прикрытием темноты, уничтожить проклятый танк-огнемет вместе с экипажем.
– Если удастся взять в плен танкиста из экипажа, то все будете представлены к Немецкому Серебряному Кресту,– пообещал Остендорф.– Тому, кто лично повяжет танкиста Золотой Крест и премию в сто тысяч марок. Рейхсмарок,– уточнил гауптштурмфюрер.– Это просил вам передать Папа,– диверсанты переглянулись и каждый из них невольно подумал о том, что сто тысяч марок, конечно, сумма изрядная, но что с ней делать в этих проклятых Богом местах.
– Отпуск в Германию – месячный Папа тоже обещает отличившимся,– дополнил список бонусный Остендорф, будто прочитал мысли подчиненных, и парни невольно заулыбались, заблестев в темноте зубными оскалами.
Немецкий крест, введенный нацистами и презрительно называемый в Вермахте "Яичница Гитлера" за свои несуразные размеры, пользовался в Ваффен СС, заслуженным почетом и о нем мечтал каждый. Больше, чем о привычном Железном. Стимулированные самым наилучшим образом разведвзвода, под прикрытием темноты, начали просачиваться через загроможденное горелой техникой шоссе и обходить монастырские постройки с обеих сторон. Один из взводов, перемахнул через полуразобранный забор из кирпича и растекся по подворью монастырскому, чутко прислушиваясь к окнам и дверям, мимо которых крался. Но подворье было пусто, и никто не выскакивал на них с топорами и вилами, не говоря уж о чем-то огнестрельном. Где-то на ветхой крыше хлопала кровля, колеблемая порывами ветра, а из-под заколоченных крест накрест дверей в русский храм, выскочила одичавшая кошка, метнулась под ноги, шарфюреру Штейнеру Фрицу и зашипев, шмыгнула обратно в пролом.
– Дерьмо,– прошептал, чуть не открывший стрельбу шарфюрер и командир взвода – оберштурмфюрер Фогт Фриц, зашипел на него разъяренным котом.
– Заткнись, Фриц. Ветер от нас,– взвод, сноровисто перебегая от строения к строению, достиг восточной ограды и затаился прислушиваясь и принюхиваясь. Не видно было ни зги. Небо опять затянуло и мерзкий русский дождь начал поливать лежащих диверсантов-разведчиков, не спеша и от всей души. За оградой просматривалось здание, у которого по предварительным данным должен был дислоцироваться секретный русский танк, но сейчас его видно не было. Оберштурмфюрер ткнул в плечо шарфюрера тезку и тот понимая его без слов, перемахнул со своим отделением через забор, растворившись в темноте. Вернулось отделение через две минуты и доложило, что танк стоит с той стороны у обочины шоссе и движения рядом с ним не обнаружено.
– Спят иваны. Нажрались тушенки и дрыхнут. Даже часового не поставили. Что будем делать, оберштурмфюрер?– шарфюрер доложил все это свистящим шепотом и в ожидании приказа, затаил дыхание.
– Гранаты его не берут. Фриц, возьми саперов и суньте под него парочку противотанковых мин. Глушанем иванов, сами вылезут и лапы поднимут. Остальным сосредоточиться вон у того домика,– оберштурмфюрер ткнул пальцем в сторону часовни.– И ждать. Как только рванет, все к танку. Пока нас другие не опередили. Кресты, парни, на дороге не валяются. Вперед!– шарфюрер, с двумя саперами, уполз к русскому танку, а остальной взвод выдвинулся на указанный ему рубеж и замер под дождевыми струями, которые усилились, будто там на небе, кто-то отвернул вентиль на кране до упора. Хлестало так, что камуфлированные куртки промокли моментально насквозь и разведчики едва сдерживались от зубовного стука. Саперы появились, разматывая провода, и залегли рядом с оберштурмфюрером.
– Огонь!– скомандовал тот и два взрыва громыхнули в ночи под днищем русского танка.– Вперед!– рявкнул в полный голос Фогт и взвод кинулся с автоматами наперевес к танку. Его темный силуэт вырос перед взводом, и эсэсовцы растерянно остановились, ожидая дальнейших команд.
– Осмотреть!– скомандовал Фогт и взвод обступив танк, начал его практически ощупывать, так как включать электрические фонари никто не осмелился без команды. Осмотр машины на ощупь показал, что танк пробоин в днище не имеет. Воронки две свежие и вонючие имели место быть, но броня повреждена не была. Похоже, что русский танк не брали не только противотанковые немецкие гранаты, но и противотанковые немецкие мины.