– Чево!? Водочки захотел? А ну отмывай водой! – по узким глазам хозяйки Федька понял: спорить бесполезно. И, вздохнув, пошел неровной походкой к луже с водой.
Федька, тридцатилетний холостяк и пьяница, быстро очистив налипшую глину, стал открывать монтировкой ящик, отдирая одну за другой доски. Подгнившие доски легко поддавались яростному напору мужика с перепою, словно понимали его состояние. Поэтому довольно скоро на свет явился ларец, закрытый на внутренний замок.
– Андревна, матушка! – взмолился Федька, обливающийся потом. – Ну, хоть ты – то пожалей! Ить трубы – то… Вона как горят! Ну, перебрали мы того… Опеть с Васькой… Вчерась… Ну, налей хоть пять капель!
– Много вас таких… – отозвалась хозяйка. – Ты мне котлован сначала вырой, а потом уж проси!
Федька вздохнул и обреченно опустил голову. Он уже собрался повернуться и идти назад, но тут вдруг услышал:
– Дак, ты чё ж, голубчик, совсем не собираешься открывать ларец?
То ли с издевкой, то ли с интересом, вопрос, произнесенный с бархатисто – нежной интонацией, вдруг зажег у Федьки некоторую надежду погасить пылающие трубы.
– А будет? – показав пальцами руки то, что именно ему нужно, Федька решил поторговаться.
Быстро сообразив, что ни она, ни сын не смогут открыть этот ларец, хозяйка сдалась.
– Ладно, твоя взяла! – уже примирительным тоном произнесла она. – Будет!
Федька радостно потер руки, предвкушая знакомый вкус водочки, и схватил монтировку. Через несколько секунд ларец хрустнул и открылся. Четверо взрослых пар глаз уставились на дно находки.
– А ну, дай-ка сюда все! – оттолкнув всех, решительно заявила хозяйка. – А ты, Федька, иди и копай котлован!
– Ну, дак, мы жа договорилися. Про енто… – и он опять выразительно щелкнул себя по горлу.
– Да, договорились?! Вот выроешь – и поставлю! – твердо заявила хозяйка и забыла о существовании Федьки.
На дне ларца лежала коробка жестяная из-под монпансье, записная книжка в кожаном переплете, тетрадь и какие-то чертежи. Выкинув тетрадь и чертежи, покрутив записную книжку в руках и отложив ее, Галина Андреевна решительно взяла в руки коробку.
– Ого, какая тяжелая! – с удивлением произнесла она, пытаясь ее открыть, но та так и не открылась. – Давай-ка, сынок, потрудись. Теперь твоя очередь!
И отдала ее Сашке, светловолосому двадцатисемилетнему балбесу невысокого роста, которого баловала с малых лет.
Меж тем Сашка, взяв в руки небольшую круглую коробку, тоже удивился ее весу. Лезвие его перочинного ножа легко вошло в щель между крышками, сминая тонкое железо коробки. Крышка дрогнула и начала сдвигаться.
– А ну, дай ее сюда! – решительно отобрала коробку хозяйка и тут же открыла ее: блеск золота на мгновение ослепил.
Увидев, что коробка до краев заполнена золотыми монетами – червонцами, она обомлела. Но тут же мгновенный испуг перешел в радость.
– Вы посмотрите, какая прелесть! – воскликнула она, с торжеством оглядывая сына и невестку, однако при этом отметила, что сын разделяет ее восторг, а невестка – нет.
И вообще, Вера Колесникова как-то сильно выпадала из этой компании.
Во-первых, Вера, будучи хорошо сложенной и рослой синеглазой простушкой, ничего нового от жизни не хотела, кроме нормальной семьи, а потому в дела матери– свекрови и мужа не лезла.
Во-вторых, она поняла очень рано, что Сашка ревнив болезненно и в своих действиях непредсказуем совершенно, поэтому никуда из дома не выходила. Так как после родов Вера сильно пополнела и стала для мужиков еще привлекательнее, то Сашка отправил ее к матери, чтобы та учинила за ней контроль по всем правилам. Когда же Вера стала с дочкой ходить к бабушке, свекровь стала ее еще больше преследовать. Это Вере не нравилось, но она терпела, понимая, что в ответе за всю семью. Однако к бабушке ходить не перестала, потому что там она опять становилась сама собой. Именно там она и пела дочке старинные песни своим низким грудным голосом, которые слышала от бабушки.
Однако в этой коробке с золотом она увидела нечто, от чего немедленно отвернулась и тут же зажала рот руками. Так с приступом рвоты она и выскочила из комнаты. Это был целый зуб в золотой коронке…
Меж тем Сашка взвесил на руке коробку и спокойно сказал матери:
– Давай переплавим их в слитки: в таком виде иметь это золото нельзя!
Вера, вернувшись со двора, к ним близко не подходила. Увидев на полу записную книжку, тетрадь и чертежи, подобрала их, посмотрела на мужа и свекровь: они о чем-то напряженно шептались, никак не приходя к согласию. Безразлично посмотрев на них, невестка пошла в другую комнату к спящей дочери. Там Вера бесшумно села на диван в ногах у ребенка и только после этого обнаружила в руках подобранные предметы. Тетрадь и чертежи сазу же легли на диван рядом с ногами дочери, а записная книжка неожиданно заинтересовала.
Кто-то неизвестный неровным почерком записывал под номерами фамилии людей и даты, делая какие-то пометки.
– Какие-то списки… Что бы это значило? – подумала она, с интересом вглядываясь в почерк. – Полистаю-ка я дальше. Может потом все разъяснится?
Где-то на средине книжки, когда эти списки уже начали ей надоедать, неожиданно глаз остановился на строчке:«121. Северьян Гур. Гурьянов. Расстрелян в 47 г. в Ивдельском следств. изоляторе».
– Постой, постой… Что-то уж больно знакомая фамилия! – и Вера стала вспоминать, где и когда уже слышала это имя и фамилию. – Тю, да это же одна из фамилий моей бабушки!
И Вера с еще большим интересом стала смотреть на какие-то буковки, которые шли дальше по тексту за этой строчкой.
–«С. о кл. мон. в В. 100ш. по л.с.п.х. от дв.х.м.м.» – прочитала она, возмутившись от того, что ничего не понимает. – Какая-то белиберда!
Снова прочитав все с самого начала, молодая женщина захлопнула книжку. – Надо будет сходить к бабушке и спросить ее!
В комнату вошел Сашка и подозрительно посмотрел на жену.
– Дай-ка сюда эти бумажки! – со злостью выхватив из рук жены записную книжку и подобрав с дивана тетрадь и чертеж, рассерженный Сашка вышел из комнаты. Однако не успела молодая мать возмутиться столь бесцеремонным поведением своего мужа в комнате спящей дочери, как он вновь появился и без слов небрежно бросил найденные документы на полку. Записная книжка не удержалась и, покачавшись, полетела вниз прямо на спящую девочку. Рывок и записная книжка оказалась зажатой в руке. Так же аккуратно она положила ее на диван.
– Ну, вот что… Вы тут делайте, что хотите, а я иду к бабушке. И Ниночку возьму с собой! – произнесла она сквозь зубы, сверля глазами мужа от злости за то, что тот мог попасть записной книжкой в дочь.
Однако Сашка только махнул ей рукой, чтобы не приставала: впервые нечто более сильное, чем ревность овладело им.
Вера шла к бабе Ане, повторяя про себя каждое слово, прочитанное ею в записной книжке. В школе она училась неважно – ученье давалось с трудом. Однако, то, что девочка запоминала, намертво впечатывалось в ее память.
Её бабушка, Анна Семеновна Коровина, жила в заречной части города на заслуженную трудной работой пенсию и свой огород. Этого ей хватало с избытком, поэтому она частенько пускала к себе жить молоденьких квартиранток и не брала с них ни копейки за квартплату. Девчонки эти приезжали учиться в городе или работать, подолгу жили у нее, а иногда и выходили замуж. Как правило, это были дочки или внучки ее многочисленных подруг из ближайших деревень, с которыми хозяйка умудрялась поддерживать долгие и хорошие отношения.
Вот и сейчас у нее жила внучка давней деревенской подруги. Света Деменихина, высокая, светловолосая и кареглазая девушка, приветливо встретила Веру с дочкой, но все же не смогла скрыть свое волнение. Она хотела отметить с друзьями свой восемнадцатилетний день рождения у бабы Ани, но откровенно побаивалась своей суровой, но справедливой хозяйки.
Тем не менее, она не знала, что суховатая, с крючковатым носом, стремительная и гордая баба Аня тоже собиралась устроить ей праздник. Кроме того, через три недели подходило семидесятидвухлетие хозяйки, и его эта жизнерадостная старушенция тоже собиралась отметить, но уже со своими подружками. И никому не приходило в голову, видя эти зоркие карие глаза и копну когда-то рыжих волос, напомнить ей о столь преклонном возрасте. Однако все ее жилички знали о самом уязвимом месте бабы Ани, но пользовались им только в самых крайних случаях. Конечно, знала о нем и Вера: вот она – то уж пользовалась им довольно часто и не безуспешно. Это слабое место у железной Бабы Ани называлось просто – «лесть».
– Здравствуйте! Какие вы сегодня красивые! – произнесла она свое традиционное приветствие, нарушая уединение хозяйки и жилички. – Баб Ань, можно тебя на два слова?
– Да ты чё, говори здеся: от Светки у меня секретов -то нету! – отозвалась та, отрываясь от нитки с иголкой, и внимательно контролируя состояние здоровья правнучки. И, как бы, между прочим, добавила. – Вот, думаю, как Светке день рождения справить, да перед кавалерами ее в грязь лицом не упасть!
От услышанного Светка чуть не упала с крыльца. Она так и осталась сидеть на какое-то время с открытым ртом, от удивления и восхищения своей хозяйкой.
– Иди ко мне, мое «сольнышко»… – баба Аня протянула руки к Ниночке и взяла к себе правнучку, посюсюкалась с ней и посмотрела на внучку. – Ну, чё ты замялась? Пришла с вопросом, дак задавай ево!
– Баб Ань, ты не знаешь, кто сразу же после войны жил в доме Колесниковых? – неожиданно спросила Вера.
– Ой, да ведь сразу-то и не вспомнить… – подняла брови хозяйка.
Светка притихла, почувствовав некую важность этого разговора. Ниночка закапризничала и попросилась к маме. Установилась тишина, изредка нарушаемая Ниночкой.
– Кажись, вспомнила: в их доме сразу после войны жил один очень плохой человек… Он начальником колонии пришел… Тимофеев евоная фамилия. Майором пришел… – недовольно ответила она. – А зачем тебе это?
– Да сегодня в огороде у Колесниковых нашли шкатулку…
Баба Аня удивленно посмотрела на внучку.
– Ну, и чё ж в ней было такое, что ты сама не своя?
– Коробка из-под монпансье полная золотых монет и одним целым зубом в коронке, записная книжка, тетрадь и чертеж. – выпалила Вера, освобождаясь от непосильного груза и смотря на свою бабушку внимательно. – Так, вот в этой-то записной книжке, в самой середине я встретила строчку с таким содержанием…
И Вера подняла глаза вверх, как когда-то в школе читала стихи наизусть.
– «Номер сто двадцать один. Северьян Гур точка Гурьянов точка Расстрелян в сорок седьмом году в Ивдельском следств точка изоляторе». – цитировала она по памяти. – А дальше было написано вообще что-то непонятное: «С точка о кл точка мон точка в В точка сто ш точка по л точка х точка от дв точка х точка м точка м точка» Я вот даже записала на бумажку весь этот странный текст, чтобы не забыть!
Еще никогда Вера не видела такой свою неустрашимую бабу Аню: та побледнела, разом осунулась, глаза смотрели куда-то вдаль и не видели никого. В какой-то момент внучка решила не беспокоить бабушку больше и начала себя ругать за то, что вообще завела весь этот разговор.
Но та вдруг вернулась к ним и знаками показала ей, чтобы внучка продолжила свой рассказ.
– Я почему-то…вдруг вспомнила…– Вера сама занервничала и была готова прекратить разговор, но глаза бабушки настойчиво требовали договорить до конца: теперь та сверлила ее своими жгучими глазищами. И внучка выдохнула то, что мучало всю дорогу. – Может это родственник наш, какой – то?
– Так… звали… моего мужа… – с изменившимся лицом тихо выдохнула из себя баба Аня. – В сорок шестом году у меня родился сын – уродец. Вот тогда и запил мой муж… А потом вдруг загорелся идеей найти клад монахов: уж не знаю, кто ему эту дурь в голову тогда вбил! Целую неделю лазил и лазил по монастырям, пока не забрался в храм мужского монастыря. А вернулся оттуда сам не свой… Вот тогда и сказывал он мне … Мол, видел там и этого… Майора Тимофеева… Он тоже искал этот клад! А на следуюшший день мово Северьяна и забрали… Больше я его никогда уже не видела… Говорили верные люди: мол, в лагерь попал… Да я и верила и не верила… Вот, значит, где мой – то Северьянушко головушку свою сложил! А все этот, гад, Тимофеев! И чё вот имя надоть было? Жили бы как люди… Дак нет: клад искать! Вот и сдох, как собака…
Баба Аня положила на колени свои натруженные руки и вдруг унеслась мыслями куда-то в далекое прошлое.
– Когда после войны он появился в Верхотурье, я уже, такой как Светка, была… – задумчиво произнесла хозяйка после долгого молчания. – Важный такой… Приехал и начальником колонии сразу стал! Дом купил… Как раз там, где твои свекор и свекровь живут. Видать клад все свой искал! Не помню, вроде года через три или четыре он от рака горла помер. Или ног? Вот уж топерича и не помню точно. Вот те и клад!
– Вер, а как ты думаешь, откуда у него столько золотых монет? – не удержалась Светка.
– Да откуда я знаю?
– Видать, изверг был, мучитель… Зубы выбивал – отсюда и золото! Потому и умер от рака… – неожиданно, будто из подземелья, отсутствующим голосом произнесла баба Аня.
– Да, похоже, так.… Одна-то коронка была прямо с зубом! – согласилась Вера.
– Я тоже читала где-то, что ГПУшники мучали людей. – вставила свое слово Светка, карие глаза которой стали похожи на крупные бусинки от страха.
– У меня почему-то такое чувство, что это был мой Северьянушко… – неожиданно произнесла баба Аня, повернув голову куда-то в сторону. – Вот только непонятно, почему в сорок седьмом?
– А может его долго в тюрьме или лагере где-нибудь держали, а в сорок седьмом расстреляли… – попыталась утешить хоть как-то хозяйку Светка. – Ты, баб Ань, вот чё, «не бери это в голову», как говорит мой отец!
– Да и про клад-то только муж мой и знал…– снова заговорила вдруг хозяйка.
– Дак, чё за клад-то такой? – не унималась Светка, стараясь хоть как-то отблагодарить свою хозяйку за разрешение отпраздновать день рождения.
– Точно не знаю, но мать говорила, будто отец наш знал, иде спрятаны иконы монастырския…
– Дак, ведь это же большой грех! – возмутилась Вера. – Присваивать чужое… Тем более – божье…
– Дак, отец-то и не присваивал… Он просто знал, иде все енто находится… – тихо сказала хозяйка, задумчиво посмотрев куда-то в сторону. – А вот зачем после войны ГПУшник суды пожаловал? Вот енто действительно интересно!
– Ну, дак, чё ж тоды тута думать? Ясно как день: искать этот клад, и приехал! – усмехнулась Светка.
– Может почитать каки бумаги снова? Да поговорить со знающими людьми? – Вера с надеждой посмотрела на бабушку.
– Дак, иде их взять-то, знаюшших-то? – хозяйка о чем-то задумалась.
– Верк, ты, вот чё… Принеси-ка те бумажки-то суды! Ежели смогешь.. – и баба Аня хитро улыбнулась внучке. – Вот и покумекам! Чё да как…
Вера улыбнулась ей в ответ и кивнула головой в знак согласия, побыла еще немного с ними и ушла вместе с дочкой.
Никто и не заметил, как хозяйка быстро собралась и вышла из дома. А через полчаса она постучала в дверь уполномоченного ФСБ по городу…
Тем временем в доме Колесниковых назревал скандал.
– Сашка, давай пустим золото на торговлю! – уговаривала сына Галина Андреевна – Закупим товару, быстро продадим, а прибыль снова в дело пустим… Ты займешься доставкой товара, я буду продавать…
– Да, я-то чё? Я бы с превеликим удовольствием… – думал Сашка. – А как же долг? Эх, надо ж было так вляпаться…
– Не могу я… Давай делить на троих: тебе, мне и отцу… Верка – не в счет! – твердо заявил сын матери. – Вы как хотите, но у меня свои планы!
– Ладно… – подумала хозяйка о своем муже, пряча коробку с золотом в потаёное место.
Между тем жадные глаза сына неотступно следовали за каждым ее шагом.
– Ишь, чё захотела?! – подумал зло сын о матери. – Золотишко ей одной понадобилось! Тварь, потаскуха! Уж я-то точно знаю, чем ты занималась, когда отец был на службе…
Меж тем блеск золота как дрожжи поднимал в Сашке все самое гадкое и пошлое, которое он долго и старательно прятал. И эта чернота все больше и больше захватывала его, превращая в жестокого, циничного и беспощадного молодого человека, легко преступающего моральные законы. В какой-то момент он даже почувствовал, что сможет из-за золота убить родную мать…
Стук в дверь вдруг вызвал панический страх, стрелой пронзивший сердце. Выглянув в окно, он невольно выдохнул накопившийся воздух и обмяк: это пришла жена с дочкой.
С первого же взгляда на эти лица, Вера поняла, что они просто обезумели от своей находки.