Было странно и страшно слышать это от молодого, в общем-то, человека, просвещенного, который открыл банк и уже сейчас, наверняка является одним из богатейших людей Адена.
– Мой отец, господин казак, побывал в России. Для него, князя и властителя – это представляло опасность, и серьезную опасность – но он хотел посмотреть и убедиться своими глазами. И он убедился, господин казак. Убедился в том, что есть и другой путь. Убедился в том, что пока мы спорили о том, чье понимание Корана правильно, и убивали из-за этого, и воевали из-за этого – другие люди строили самолеты и корабли. Да что там говорить – он послал меня в русский университет, первым среди князей Федерации. Так – я выжил в резне, которую устроили фанатики после смерти моего отца. Меня просто не было там, в княжестве, когда фанатики убили моего отца, растерзали мою мать и моих младших братьев и сестер. Они убили всех, до последнего человека…
Принц прервался, чтобы отпить чая. Казаки сделали то же самое. Чай был заварен «по-бедуински» – с солью и жиром, его можно было скорее есть, чем пить. Видимо, это было то немногое, что еще соединяло этого, одетого в костюм-тройку человека с жизнью его народа…
– Сразу после того, как мой отец встретился с вашим Государем – он вернулся к себе в замок и собрал людей. Наиболее авторитетных исламских правоведов, своих вассалов, рашидов – мудрецов. И он рассказал им то, что увидел и сказал им: хватит воевать! Хватит убивать друг друга, хватит мстить, хватит проливать кровь, Аллах свидетель, ее пролили уже достаточно. Хватит спорить о том, что и как написано в Коране – о чем мы спорим, если народ наш столь темен, что многие не могут прочитать ни строчки из Книги? Неужели Аллах хочет, чтобы мы жили как животные, чтобы мы убивали друг друга из предрассудков? В Коране сказано, что преступников ждет суд – но где в Коране сказано, что один правоверный должен убивать другого правоверного из мести, за то, что произошло сто лет назад. Такому нет места в Коране. Он сказал, что видел мусульман, правоверных, которые живут многим лучше, чем мы. Он сказал, что вместо того, чтобы следовать прямым путем к Аллаху – мы заблудились и бредем тропой Иблиса, все дальше и дальше удаляясь от Аллаха и его надежд на умму…
И снова – повисло молчание. Его нарушил Велехов:
– Со всем уважением, Ваше Высочество, это совсем не те слова, которые следовало бы произносить здесь, в вашей стране. Тем более вдалеке от Адена. Нет страшнее гнева толпы, которая обнаружила, что много сотен лет ее вели совсем не туда…
– Моего отца убила не толпа, господин казак. Моих братьев и сестер, мою мать – тоже убила не толпа. Их убили фанатики, которые узурпировали власть в моем государстве. Отняли у меня трон, который принадлежит мне по праву! Мой народ – вопиет под гнетом чужаков – угнетателей, принесших на мою землю мракобесие и беду. Именно поэтому – я хочу, чтобы вы отомстили за содеянное и освободили княжество Бейхан от чужеземцев, пришедших из пустыни и от их варварских обычаев, чуждых моему народу. И я хочу, чтобы вы отомстили тем, кто убил моего отца.
Велехов вздохнул.
– Задайте себе вопрос, Ваше Высочество – а хотел ли ваш отец того, чтобы вы возвращались в Бейхан с местью? Возможно, он отправил вас учиться именно для того, чтобы вы находились сейчас на том месте, на котором вы сейчас находитесь? И занимались тем, чем вы сейчас и занимаетесь? Может быть, он хотел для вас именно этой судьбы?
– Я сын своего народа и я вождь своего народа – весомо сказал принц Самед после недолгого молчания – дерево не может жить без корней. Кем бы я ни был, я должен быть, прежде всего, самим собой. И я, и весь род, который пойдет от меня – будут отмечены печатью бесчестия, если мы не воздадим кровью за кровь. А бесчестье – как шрам на дереве, который со временем становится лишь толще и уродливей.
Принц Самед совершил вуду, сухое омовение, проведя руками по лицу.
– Видит Аллах, я бы хотел забыть то, что причиняет мне боль каждую минуту, пока я существую на земле. Но я не могу. Не раз и не два ко мне приходили ходоки, рассказывали, что происходит в Бейхан, что происходит в соседних княжествах. Фанатики – несут свою веру, они несут ее даже не на лезвии меча, а на острие ножа! Для них, убить правоверного, который верит не так, как они – есть дело угодное Аллаху. Они говорят, что мы бида’а, то есть извратили религию ислам, дополнили ее своими омерзительными верованиями – как они называют обычаи наших отцов, и сами они своих отцов не почитают. Когда они не могут справиться с мужчинами – они приходят, когда их нет, и убивают женщин и детей. Когда они не могут справиться днем – они приходят ночью и убивают людей спящими. Когда они не могут справиться с народом – они убивают его вождя, как убили моего отца, и еще многих. Когда они не могут справиться с ртами, обвиняющими их в лицемерии – то заливают их кипятком и кипящим маслом. Это ваххабиты, последователи Мухаммада ибн Абд аль-Ваххаба, пустынника и бродячего проповедника, которого из нескольких мест изгнали за ересь. Он говорил, что правоверный, уверовавший в одного лишь Аллаха, но не прибегающий к его учению – хуже неверного, и его надо убить в первую очередь. Так они, ваххабиты и поступают с моим народом. Они убивают его, господин казак.
Я могу заработать столько, сколько не потратить и моим внукам, но что я скажу, когда предстану перед Всевышним, когда придет моя пора дать отчет в том, что я сделал в своей жизни? Что я им скажу? Что я не внял мольбам несчастных, преодолевших многие километры опасной дороги, чтобы встретиться со мной, последним из рода правителей Бейхан и пожаловаться на беды и притеснения, которые творят узурпаторы? Что я оставил в живых убийц моего отца и всех моих родных? Что я позволил убийцам и дальше творить кровавые и черные дела?
– Но разве ваш отец одобрял кровную месть? – спросил Велехов – и разве ваш отец одобрил бы убийство правоверных? Возможно, вам стоит обратиться с челобитной к Его Императорскому Величеству, он направит войска. Тем более если он знал Вашего отца…
– Правосудие должно быть свершено от моего имени. Они пришли на земли моего народа. Они убивали и убивают людей моего народа. Они попирают мои законы, называют нас отступниками! И их ждет мой суд! К тому же – какие они правоверные, господин казак, разве же я назвал этих негодяев правоверными?
– Но кто же они…
Принц протянул руку – и Велехов передал обратно фотографию, которая очевидно была этому арабу очень дорога. Взамен – принц снял с шеи и вложил в руку казака золотую цепь, в которую было вплетено что-то, какой-то кусок искореженного металла.
– Взгляните.
Велехов понял, что это пуля. Сплющенная после попадания во что-то твердое, раздавленная, но – пуля. Машинально прикинул. Не Мосин, не Маузер, не Спрингфилд, тем более не федоровка. Тяжела даже для британской. Похоже, пуля станкового пулемета. Интересно, уже интересно.
– Пуля, которая убила вашего отца, Ваше Высочество?
– Нет, господин казак, той пули у меня нет. По словам человека, который в тот момент находился во дворце и смог потом уцелеть в резне – а ваххабиты убивали всех, чтобы не было ни единого свидетеля произошедшего – первая пуля ударила в стену, рядом с моим отцом. Он не обратил на это внимания – и вторая пуля попала точно в моего отца.
– Сколько времени прошло между первым и вторым выстрелами, Ваше Высочество? – заинтересовался Велехов.
– От пяти до десяти секунд – ответил за принца Волков – следствия делать не нужно, я говорил с этим человеком лично и выяснил все, что нужно. Было три выстрела, каждый с небольшим промежутком между ними. Пять десять секунд, винтовка с ручным затвором. Африканская, или штуцер, явно заказная – припас необычный. Его Величество вышел на крытую галерею, и первый выстрел – раздался через десять – двадцать секунд после этого. Замок – построен на вершине горы, к нему ведет только узкая, дорога, со всех сторон – ущелье, не подобраться. Ближайшая позиция снайпера – в трех четвертях версты, не меньше, на горном склоне.
– Третий выстрел – напомнил Велехов – а третья в кого?
– В пулемет. Поранил и пулеметчика. Там был станковый пулемет и расчет рядом с ним. Необученный, но тем не менее.
Понятно, испугался случайной пули, решил наверняка – вывести пулемет из строя. Опытный значит. Первая пристрелочная, вторая – с поправками уже на поражение. Третья – горцы, несмотря на свою необученность, отлично видят в горах то, что им надо видеть. Начнут хлестать свинцом – а пуля то дура, возьми да попади. Скорее всего – с неплохим прицелом, армейским или даже спортивным. Они очень дорогие, хороший прицел стоит вдвое больше винтовки.
– Это были англичане, господин казак. Англичане и убили моего отца. Никто не смог – а они смогли.
– Почему англичане?
Снова ответил Волков:
– С той стороны границы, в Хадрамуте – полно лагерей подготовки. Они не забыли про Бомбейское президентство и хотят запереть нас на Аравийском полуострове, лишить выхода к морю. А получится – так погнать и дальше.
– Они сейчас сидят на моем троне, господин казак – сказал принц – они провоцируют узурпаторов и убийц. От моего народа я слышу, что в горах все больше и больше людей, говорящих так, как раньше говорили в этом городе. Они говорят, что времена британского господства – скоро вернутся, дай только срок…
Надо было принимать решение. Сейчас.
– Ну… – сказал Велехов – это вряд ли…
На выходе – Волков кивнул Велехову, незаметно, словно каким-то своим мыслям. В молчании – они сели в машину, раскаленную под безжалостным восточным солнцем.
– Ну, чего думаешь? – спросил Волков, суя в рот небольшой, буро-зеленый комочек ката.
Велехов выругался, сплюнул в пыль.
– Такой тебя разыграет и в бито сбросит – на раз.
– Играешь?
– Есть немного. А ты что – кат жуешь как местные?
Волков кивнул.
– И это тоже. Я ж разведчик, в горах жратвы нет, воды нет, ничего там ни хрена нет. Только катом и спасаешься. Так что?
Велехов покачал головой.
– Я мимо. У них своя свадьба, у нас своя. Лучше не лезть – ничего хорошего не выйдет.
– Как знать. Итак?
– Двумя смертями не умрешь, от одной не уйдешь. Я с вами.
– Да? Ну, тогда тебя сюрприз ждет.
– Какой такой сюрприз?
Мотор схватился с полтычка.
– Увидишь…
Что делает казак, когда попадает в незнакомое место?
Правильно, ищет, чего бы выпить.
Не обязательно, он выпьет это сейчас – казаки все-таки людьми были государственными, военными, прекрасно понимали, когда можно, а когда нельзя. Не было среди них и откровенных алкоголиков: казаков, которые начинали откровенно злоупотреблять этим делом, лечили просто – на Круге сымали штаны, да по сраке, по сраке. Как ни странно помогало. Несмотря на то, что в станицах и сами гнали, и в монопольках[25] покупали, когда деньги были – ни в одной станице не было такого, чтобы кто-то спьяну дрался, чтобы дебоширил в семье, чтобы попьяну что-то подожгли, чтобы вообще – по улице шли откровенно пьяные и непотребные казаки. Обычно – закладывали за воротник в выходной, на праздники, да на свадьбы, а в будние дни – ни-ни. Этим – казачьи станицы сильно отличались от рабочих слободок – так творилось всякое…
Но, тем не менее – выпивка для казака это святое, да и когда в казаки принимают, один из вопросов – водку пьешь? Так что выпивку у казака – не отними. И выпить – он всегда найдет, даже в мусульманской стране, где это вообще то харам.
Мааскер – так здесь называли военный лагерь – представлял собой большой, огороженный земляным валом кусок высохшей до хруста земли, на которой располагались силы казаков численностью до трех полных сотен со средствами усиления. Конечно, сейчас в лагере не было и трети от этого числа: кто-то в дороге, кто-то на постах. Поскольку казаки здесь служили больше десяти лет, успели уже обстроиться, на землю стать как положено. Походные палатки – заменили длинные, низкие бараки, одно и двухэтажные, причем у двухэтажных, на британский манер – вместо внутреннего коридора был внешний, как леса строительные, сбоку приставленные, они были крытыми и на них выходили двери всех помещений. В мехпарке, построенном совместно с флотскими, одолжившими кое-какой ненужный струмент кипела работа: техника у казаков в основном была немудреная, старая, ломалась часто. В отличие от России здесь не было мест с непролазной грязью, почти не было дождей, кузов в таких условиях почти что вечный. А вот движки приходилось перебирать: пыль, и что хуже всего – соленая пыль, перемешанная со сбитой в порошок морской солью. От такой пыли – двигатель и половины ресурса не выхаживает, и не помогают никакие фильтры…
Конечно же, заводилой послужил Митька Шалый. Он и не казак был вовсе, да только в иных вещах казаков и переплюнет. И выпивку поискать надо или, по крайней мере, то место, где наливают, и посмотреть, где что плохо лежит. Ну и просто… неугомонный такой человек. С шилом в заднице. За то и бит неоднократно, и проловлен – а не меняется…
И что такое исламский экстремизм – Митька тоже не знал. Хотя считал, что знал в этой жизни многое, если не все. Ну не было в веселой, шебутной и солнечной Одессе места исламскому экстремизму…
Казаки как раз разместились. Нумера здесь были – темные, пусть и со стеклами – но так только хуже, местная бесстекольная архитектура много лучше, потому что и воздух пропускает, и свет не пускает в помещение – а солнце тут убийственное, постоит с полчаса машина на солнце – и на капоте можно яишню жарить. Поэтому – стекла все были выкрашено до темноты краской, а днем – обычно спали, чтобы не чувствовать ужасающую жару. Но едва казаки разместились (а в группе и не только казаки были, так – лихие люди), только собрались под большим навесом за жизнь покумекать – как подошел Митька Шалый, подмигнул по-свойски.
– А что, мужики, не смотаться ли нам в город…
– Мы не мужики, а казаки… – бросил кто-то, но его особо не поддержали. Пестрые были люди, пестрые. Никакого сравнения с реестровыми.
– Миль пардону за грубое слово. Правда ваша, мужик в поле работает. Так как?
Митька показал в сторону. Там – грузились машины чем-то.
– Вон – в город собираются. Земеля подбросит.
– А обратно как?
– Будет день, будет и пища…
Место, конечно же, нашлось. Тряский кузов старого грузовика, громыхающего на ухабах всеми своими изношенными сочленениями, отхаркивающегося черным, масляным дымом – но, иншалла, доедем. Машина была «разгонной», ее списали потому как в конвое она ходить не могла, то и дело конвой будет стоять – но вот выехать в город она еще годилась. Казаки использовали ее для мелких закупок, гоняли на базар. Харч сюда не доставляли – смысла нет, выдавали деньгами, дабы котловые могли все купить на месте. Так что питание казаков отличалось от питания автохтонного населения лишь основательностью и постоянным присутствием мяса. А так – меню все то же: лепешки, выпеченные в земляных печах, каша из мало известного севернее сорго, которое из Африки сюда приходит, рис, который приходит сюда из Японии, Индокитая и Океании в огромных, в одиночку не поднять мешках, баранина, специи. Казаки питались просто, но сытно, про них сказали: что на полдня сготовишь, что на три – все одно съедят. Сегодня – разгрузился пароход с Индокитая, о том все в городе знали, а потому – сегодня будет подешевше рис. И то ладно…
Да, и еще одно. С машиной – не было никакой охраны, да в кабине двое – водила, который при необходимости поможет погрузить, да котловой, из числа тех, кто торговаться умеет. Но машину не трогали, никто даже не думал об этом. Это не Кавказ, это Восток. Здесь все сложнее и тоньше. Тот, кто с превеликой радостью поучаствует в нападении на конвой с целью грабежа – даже не подумает тронуть тех же казаков, которые приехали на рынок за товаром. Раз приехали с деньгами, значит – их право купить, на рынке все споры и дрязги прекращаются – иначе, на следующий раз ничего не продадут уже тебе. Местное общество – как и на Кавказе, было единым организмом, единым зверем, только намного более сложным в поведении. И никто не мог сказать – когда в усатой тигриной улыбке – проглянут мраморные ножи клыков…