Фред забрал ключи, прошел на кухню, достал из шкафа коньяк и рюмку. Пить ему не хотелось, но было просто необходимо чем-то заглушить жгучую нестерпимую боль, которая из сердца разливалась по всему телу. Фред понимал, что только он виноват в случившемся, что нельзя играть с чувствами любимого человека, что это жестоко, это подло. Он смутно помнил, что заставило его так повести себя сегодня в ресторане: это злоба, это неверие в то, что кто-то на белом свете может действительно его любить, что есть кто-то, кто может быть ему преданным и верным, злоба на самого себя за то, что он не верит в счастье, что он каждую секунду ждет от жизни подвоха, ждет предательства, беды. И человеческая психика, видимо, устроена так, что когда чего-то боишься, то торопишься это воплотить в жизнь, иногда неосознанно, потому что самое страшное в жизни человека это неизвестность, это незнание жизни наперед. У кого-то хватает сил ждать от жизни лучшего, надеяться на то, что все сложится благополучно, а кто-то не может найти в себе силы верить в счастливое стечение обстоятельств. И сейчас Фреду в очередной раз стало казаться, что в его настроении, в его страхах виновато общество, которое испортило ему нервную систему, которое научило его бояться людей, бояться жизни.
Он с ненавистью думал о том, что жизнь здесь, в этом городе, отравляет его. Со всех сторон ему твердят, что жить страшно, что все плохо, что кругом только несчастья. Телевидение, радио, газеты и журналы в один голос твердят о катастрофах, о возможных несчастьях, люди обличают друг друга в обмане, в аферах, в зверских нечеловеческих предательствах, они грабят и воюют, они представляются страшными зверями, которые не знают ничего, кроме собственного страха, который и порождает эту агрессию. Люди зарабатывают деньги друг на друге, и уже далеко не всегда деньги связаны с взаимовыгодным сотрудничеством. Люди не гнушаются ничем ради популярности, они готовы каждые полгода кричать на весь мир о грядущем конце света, лишь бы фильмы-катастрофы никогда не выходили из моды и приносили деньги, неиссякаемый поток денег. И им совершенно все равно, что люди, неважно, верят они в это или нет, портят себе нервы, страдают, становятся несчастными, что из-за этого в мире все меньше и меньше доброты, что на место доброго и светлого заступает темное, желчное и злое. Фред посмотрел на ополовиненную бутылку и подумал: «Жаль, что люди становятся такими».
Глава 4
Фред открыл глаза. В еще не проснувшемся сознании отрывки сна расползлись между воспоминаниями вчерашнего дня. В такие мгновения рассудок еще не включается в свою постоянную анализаторскую работу и воспоминания вливаются в мысли бессвязными элементами, и какими бы болезненными ни были впечатления накануне, в эти минуты они не внушают никаких переживаний. Но мгновения эти длятся недолго, и вот Фред уже беспокойно задвигал под одеялом ногой, повернулся на другой бок. Вчерашние тоска, негодование на себя самого больно навалились на весь его организм, придавили своей тяжестью грудную клетку. Желая переключиться с тоскливых мыслей на что-нибудь другое, Фред обвел глазами комнату: на бледно-желтой стене длинной ровной полоской разместился солнечный блик, проникший на стену сквозь неплотно сдвинутые шторы. Солнечный узор был яркого золотистого цвета, местами в кружевных тенях от попавшихся на пути стеблей и листьев комнатных растений. Фред отыскал глазами самое большое незапятнанное тенями пространство на блике и стал внимательно его изучать. Внутри этого яркого участка колебались какие-то пары, может быть, вызванные смешением холодного зимнего воздуха и выхлопных автомобильных испарений, и казалось, что по стене ровным тонким слоем бежит вода.
Фред зевнул. Вставать не хотелось. Он с ужасом представил, как холодный воздух заполонил пространство комнаты, и там, за пределами кровати с ее теплым уютным одеялом, царствует мрачная меланхоличная пустота. Он стал перебирать в голове образы из сна, обрывки воспоминаний, чтобы отыскать среди них тот, который умиротворит его, успокоит и поможет снова заснуть и проспать до звонка будильника. Представилась Наташа, но он усилием воли отогнал от себя ее легкий образ, чтобы не спровоцировать ненужные воспоминания и навеянные непременным сожалением теплые чувства.
Это усилие окончательно разбудило Фреда и отрезвило от приятной сонной полудремы. Беспорядочные мысли забегали и засуетились: заботы, напоминания, планы, проекты, не забыть, позвонить, написать, сказать, сделать, забронировать, договориться, напомнить, решить. Фред почувствовал раздражение и рывком откинул одеяло.
* * *
До нового места работы добираться пришлось меньше по времени, чем до прежнего. Рабочий день начинался с десяти, а когда Фред толкнул тяжелую входную дверь, было всего девять сорок. Секретарша изящно поднялась навстречу новому сотруднику, улыбнулась широкой равнодушной улыбкой.
– Доброе утро. Эдуард Владимирович просил меня все вам здесь показать и представить вас нашим коллегам. Вам удобно сделать это сейчас или вы сначала хотите посмотреть на свое рабочее место?
– Давайте сейчас.
– Хорошо, одну минуту.
Она вернулась к своему столу и подняла трубку.
– Оля, меня не будет десять минут. Звонки перевожу тебе. Следуйте за мной, – обратилась она к Фреду. – Меня зовут Марина, первое время можете обращаться с организационными вопросами ко мне.
Фред не успел ответить, потому что девушка снова заговорила, отворяя стеклянную дверь, первую в широком коридорном проеме, в котором они оказались.
– Проходите, пожалуйста. Это Ольга Михайловна, бухгалтер. С ней вы будете обсуждать финансовые вопросы.
Женщина подняла на Фреда воспаленные глаза и равнодушно кивнула. Ей можно было дать лет сорок пять, это была женщина широкоплечая, массивная; серый костюм сидел на ее мощной фигуре мешком. Волосы, собранные в незатейливый пучок на макушке, своим цветом напоминали выгоревшую на солнце солому. Глаза, спрятанные за старомодными очками, казались маленькими и хмурыми. Губы, сложенные в тонкую нитку, словно слиплись под нажимом друг друга.
– Простите, Ольга Михайловна, что побеспокоили.
Они вышли из кабинета. Фреда девушка не представила.
– За этой дверью кабинет наших художественных директоров, Льва Николаевича и Инны Аркадьевны. С ними вам придется довольно часто общаться по проектам, поэтому, когда они появятся, я вас обязательно представлю друг другу.
– Здесь, – они подошли к следующей двери, Марина нажала на ручку, – работают штатные плановики. Входите.
– Анастасия, Николай, познакомьтесь, это Федор, наш новый коллега.
Женщина лет тридцати пяти и примерно такого же возраста мужчина поднялись со своих мест, мужчина протянул руку для пожатия. Фред отметил, что они удивительно похожи друг на друга: оба с темно-русыми волосами примерно одной длины, круглолицые, с похожими небольшими глазами. Только у женщины рот был маленький, а у мужчины, наоборот, большой и растянутый.
– К тиражистам я вас сейчас не поведу, – сказала Марина, когда они вышли из кабинета, – их еще нет. Зайдем к Надежде Дмитриевне, она один из наших контакторов, и к Борису Анатольевичу, творческому директору непосредственно вашего отдела. Но к нему тоже пока что рано.
Они подошли к самой дальней двери коридора, Марина постучала и, почти прислонив ухо к самой двери, несколько мгновений ждала, когда ей позволят войти.
– Доброе утро, Надежда Дмитриевна. Это наш новый сотрудник, Федор.
Надежда Дмитриевна оказалась статной брюнеткой лет пятидесяти, но со следами тщательной косметической обработки на смуглом лице. Яркий макияж смотрелся агрессивно и зло, темные глаза глядели из-под приподнятых бровей сурово. Она какое-то время рассматривала Фреда, при этом носок правой ноги, закинутой на левую, покачивался из стороны в сторону. Наконец она улыбнулась, резко растянув губы в стороны, и громко, словно пролаяла, сказала:
– Доброе утро! Рада знакомству!
После этого она демонстративно села в пол-оборота к гостям и уткнулась в какой-то листок. Марина жестом показала Фреду на дверь и тихо, чуть ли не на цыпочках, вышла из кабинета.
– С этими людьми вам придется общаться довольно часто. Остальных вы можете увидеть во время обеда в нашем кафетерии. Сейчас я покажу, где ваше рабочее место.
Плавно покачивая бедрами, Марина двинулась в обратном направлении, прошла мимо ресепшен в противоположное крыло. Самая первая дверь была приоткрыта, и по сдвинутым столам, плите, кулеру и холодильнику Фред понял, что это кухня. Перед второй дверью девушка остановилась, открыла ее ключом и прошла в помещение. Кабинет был небольшим, пустым, необжитым, но комфортным. Здесь было два стола, расположенных друг напротив друга в разных частях комнаты, на одном, справа от двери, стоял компьютер. Помимо столов в кабинете было два шкафа, по одному вдоль каждой из свободных стен, напротив двери окно с широким пустым подоконником, за столом с компьютером было черное большое кресло.
– Вы пока что будете работать здесь один, можете выбрать любой стол. Я сейчас скажу специалистам из отдела IT, чтобы они подключили компьютер и настроили нужные программы. Кухню вы, наверное, успели заметить. Наше агентство занимает в этом здании три этажа. Над вашим кабинетом расположена фотостудия, поэтому если вас будут беспокоить посторонние шумы, постарайтесь не обращать внимания. Желаю вам удачи на новом месте! – с этими словами Марина улыбнулась (Фред отметил, что ее улыбка стала несколько теплее) и скрылась за дверью.
Утро первого рабочего день Фред провел результативно. Когда все программы были загружены, пришлось потратить час на то, чтобы проверить, как они работают, и перебросить нужные файлы с флэшки на компьютер. Обедать он отправился с небольшим опозданием.
Агентство отделило для своих сотрудников часть общего для бизнес-центра кафетерия, и поэтому Фред мог видеть всех, кто теперь являлся его коллегами. Когда он зашел, «близнецы» (такое прозвище получили удивительно похожие друг на друга штатные плановики Анастасия и Николай) были уже там и пригласили Фреда за свой столик. Дальше двух характерных для ситуации общих фраз беседа не пошла, и обед продолжался молча.
Для Фреда этот обед стал пыткой. За последние несколько недель его мнительность разрослась до невероятных размеров. Ему повсюду мерещились кошмары, опасности, угроза, а недавно к этому списку прибавился страх отравления. Было время, когда он даже почти перестал есть, потому что каждый раз, когда он что-то съедал, ему начинало казаться, что пища несвежая или даже отравленная. Единственное, что пока что не вызывало его опасений, это печенье, пироги и некоторые другие хлебные изделия. Он придирчиво принюхивался к покупаемым продуктам – сырым овощам и фруктам, особенно тщательно он осматривал блюда, если ему приходилось есть вне дома. В таких случаях он съедал с тарелки то, что вызывает меньше всего опасений, то есть подверглось тепловой обработке. Сложно было есть мясо. Фред сначала тыкал то, что намеревался съесть, вилкой, затем делал в куске небольшой надрез ножом, подносил блюдо к носу, делал один глубокий вдох и потом несколько быстрых неглубоких, после чего с сомнением возвращал тарелку на стол, медлил несколько мгновений, которые были необходимы, чтобы он мог отважиться и проглотить кусок. Чаще всего у него не получалось победить страх, и кусок так и оставался на тарелке. Сейчас ему приходилось совершать все эти процедуры украдкой, чтобы не обратить на себя лишнего внимания коллег.
Если же он съедал все или съедал что-то, поддавшись недолгому облегчению, в период которого эта его фобия вроде бы проходила, то после еды его начинало преследовать навязчивое ожидание симптомов отравления. Он внимательно прислушивался к своему телу, и малейший естественный для процесса пищеварения дискомфорт вызывал у него состояние близкое к панике. Несколько часов проходили в этом не обоснованном ничем, кроме больной фантазии, страхе. После этих мучительных часов наступало минутное облегчение, когда Фред понимал, что в съеденной пище не было ничего страшного, но эти несколько минут длились недолго, потому что вслед за облегчением наступало осознание того, что он снова голоден и через всю эту пытку ему предстоит пройти снова, и потом снова повторится все с начала.
Победить этот страх до конца Фреду пока не удалось, но он время от времени отмечал, что уже спокойнее думает о возможной смерти. Это был явно хороший симптом.
Вошли какие-то две незнакомые девушки, обе симпатичные брюнетки. Одна из девушек с интересом посмотрела на Фреда; у другой, которая едва удостоила его взглядом, на безымянном пальце правой руки красовалось массивное кольцо. «Близнецы» доели свои десерты и ушли. На смену им пришли еще три сотрудника: бухгалтер, которая не смотрела по сторонам и ела быстро и сосредоточенно, и парень с девушкой. Девушка была миловидной блондинкой с громким задорным голосом; Фред сразу проникся к ней необъяснимой симпатией и понадеялся, что им придется иногда пересекаться. Мужчина был невысокого роста, темноволосый с аккуратно выбритой бородкой; одет он был стильно, что очень удивило Фреда: кофейный замшевый пиджак, из-под которого выглядывал черный тонкий свитер под горло, он был в очках в тон пиджака, которые не снял, а поднял на лоб. Он очень оживленно что-то говорил. Девушка и мужчина едва заметно улыбнулись Фреду и сели за соседний с ним столик.
– Максим, ну ты представляешь, сказать этому напыщенному ловеласу, что девочки ему не видать. Да он чуть с ума не сошел от злости! Ты бы видел, что этот Ковалевский устроил! Бегал по этажам и кричал, что прикроет лавочку и разгонит тут всю дискотеку.
– Да, видимо, зрелище было то еще! А если бы он проект действительно прикрыл?
– Ну да, можно подумать, он там один все решает. Из них двоих этот всегда был в роли капризного зазнайки, а на деле заведует всем Кирилл, так что не волнуйся.
– Оль, ты так говоришь, как будто мне до этого дело есть. Я ему что, сутенер какой, что ли? Моя вина, что он нимфу свою не впечатлил?
Ольга захихикала.
– Кстати, о нимфах: ролик для магазина сантехники еще не смонтировали? Может, отдашь мне уже?
– Нет, заказчик настаивает, чтобы девушек было пять, а такого типажа пятую модель мы неделю можем искать. Тоже мне фантазия: вот с какой стати белые унитазы должны рекламировать длинноногие мулатки с венками из хромированных кранов?
– Да ладно тебе, по-моему, очень даже мило и необычно.
Максим хмыкнул. Они с Олей какое-то время ели молча. Потом девушка прервала молчание:
– Что у тебя с сегодня? Маша отпустила?
– Одного нет, хочет со мной.
– Ну возьми ее. Приглашений ведь два.
– Мне, если честно, не хочется. Она последнее время какая-то надутая ходит, а в чем дело, не говорит. На вопросы огрызается, говорит, что я сам все понимаю и вижу, а я хожу и как болван малолетний недоумеваю.
– И давно это у вас?
– Месяца полтора.
– Может, про дату какую-нибудь забыл, вот она и обиделась?
– Исключено. Все даты у меня забиты в календарь с напоминаниями.
– А зайти на твои странички в интернете она могла? Может быть, прочитала чего-нибудь не то.
– Да там нечего читать! Нет, здесь я чист!
– Ну тогда даже не знаю, чем тебе помочь…
– Ладно, может, и вместе пойдем сегодня. Доела? Пора к трудам праведным возвращаться.
Фред тоже вышел из-за стола и отправился работать. Когда он проходил мимо Марины, она передала ему какую-то папку. Оказалось, новый заказ. Концепт был детально прописан, оставалось только его реализовать, то есть найти модель и набросать эскиз плаката, чем Фред и занялся в оставшееся от рабочего дня время.
Минутная стрелка на висевших над дверью часах подползла к двенадцати, часовая замерла на семи. Фред, за пятнадцать минут до этого закончивший работу, выключил компьютер, оделся и оставил темный кабинет в молчаливом одиночестве.