– Что же? – приглашая его присесть здоровой рукой, спросила я.
– Если честно, я даже не знаю…
– Макс, просто скажи, как есть, – перебила я его. Мне было очень любопытно, единственный раз, когда я видела Максима таким, был момент, когда он делал мне предложение.
– Ну, хорошо… – он глубоко вздохнул и произнес: – Кира, я встретил одну женщину, это случилось…
– Три недели назад… – снова прервала я мужа.
– Откуда ты знаешь? – он изумленно уставился на меня.
– Ты перестал меня целовать при встрече три недели назад и с детьми стал вести себя строже, – спокойно пояснила я. Сердце не обманешь, даже если разум подводит. Я чувствовала перемены в нем, но не могла понять, в чем дело. Теперь все стало ясно – Максим нашел себе другую. Даже не знаю, какие чувства вызвала во мне эта новость. Я давно уже задумывалась над тем, как же поживает мой муж в одиночестве. Он же не железный, и он не виноват, что я не могу отсюда удовлетворять все его потребности. Но все равно внутри появилось поганое чувство, что меня предали.
– Да… вообще-то познакомились мы уже больше полугода назад, но недавно я вдруг осознал, что она стала для меня больше чем знакомой.
– Ясно, – что ещё я могла сказать? Конечно, можно устроить истерику, закатить скандал, но что это мне даст? Я торчу здесь и навряд ли в скором будущем выйду.
– Признаться, я ожидал другой реакции, – признался Максим.
– Хочешь, чтоб я зарыдала или поколотила тебя?
– Нет, я не хочу твоих слез. Я все ещё очень люблю тебя, правда. Но не могу больше быть один, – с горечью произнес он, уставившись на свои колени. – Я не справляюсь. Работа, дом, трое детей – слишком для меня одного.
Признаюсь, мне стало его жаль. Он действительно не справляется. Детям катастрофически не хватает внимания. Стоп! Вокруг меня витала некая мысль, что-то очень очевидное и ужасно гадкое, но я никак не могла её уловить.
– Мне тоже кажется, что тебе не удается уделить всему должное внимание…
– И поэтому я решил, это решение далось мне чертовски нелегко, что мне нужен в этом деле помощник…
Мысль, ускользавшая от меня, подобралась совсем близко к моему сознанию.
– Помощник… – повторила я.
– Ага… – Максим взглянул на меня. – Слушай, я вчера разговаривал с Павлом Олеговичем по поводу твоего здоровья, и он сказал, что… не может сказать, когда ты сможешь к нам вернуться. И… Мне не одному тяжело. Детям тоже очень тяжело без матери…
Как будто меня со всей силы треснули по голове!
– И ты решил не только себе любовницу завести, но и новую мать деткам подогнать?! – я чуть не задохнулась от возмущения.
– Не собираюсь я им тебя ни на кого менять! – тоже повысил голос Максим. – Но нам всем трудно! Скоро и у Машки с Серегой начнется переходный возраст, как у Алёшки! С ними должен быть кто-то рядом, кто помог бы им это пережить! Я не могу, тем более с Машкой…
Я резко встала с дивана и, нервно пройдясь по комнате, встала возле небольшого зарешеченного, как и все другие, окошка. Максим продолжал что-то говорить, а я пыталась собраться и обдумать случившееся. Я могла бы воспротивиться этому, могла бы потребовать забрать меня отсюда. При этой мысли я взглянула на свою забинтованную руку – я здесь потому, что представляю опасность для своих родных, а значит, возвращение домой точно отпадало. Что же ещё было в моей власти? Ничего, как ни печально. Могу предположить, что он хочет не только привести эту женщину в наш дом и уложить её в нашу постель…
– Макс, – тихо обратилась я к мужу. Он что-то говорил, но тут же умолк. – Ты хочешь развода? – прямо спросила я.
Он помедлил, а затем так же прямо ответил:
– Да.
– Я подпишу любые бумаги, которые ты мне принесешь, но с одним условием.
– Каким?
– Я дам тебе развод и откажусь от претензий на имущество, но за это я хочу, чтобы ты не требовал признания моей недееспособности… Я хочу остаться матерью своим детям, – в душе было так паршиво, что словами не описать. Моя жизнь была окончательно разрушена. Все, что я могла сохранить, – мое материнство. Наворачивающиеся на глаза слезы я сдержала, трясущиеся руки сунула под мышки и старалась не забывать дышать.
– Никто и не собирался отбирать у тебя детей… Ничего не изменится, мы будем приезжать к тебе каждую пятницу, – говорил Максим, в его голосе чувствовалось еле заметное облегчение. – Никто никогда не посмеет назвать тебя иначе, чем матерью наших детей. В этом я могу поклясться тебе.
– Надеюсь, ты хорошо подумал. Наши детки особенные, и подход к ним нужен особенный, – сказала я, слыша себя как будто со стороны.
– Думаю, Таня справится. К тому же я ведь всегда буду рядом.
– Таня, – произнесла я имя, за которым скрывалось гораздо больше, чем человек. За этим именем скрывалась гибель моей семьи… Я тут же возненавидела это имя.
После недолгого молчания я услышала голос Максима:
– Мне пора ехать на работу.
Он подошел и хотел положить руку мне на плечо. Я даже почувствовала её тепло возле своей кожи. Но он так и не сделал этого.
Я осталась одна в пустой комнате для свиданий. Я осталась одна…
Через некоторое время за мной пришла санитарка и проводила меня обратно в палату. Нинка спала. Я обессиленно опустилась на свою кровать. Больше сдерживаться я не могла, громкий стон вырвался у меня из груди, а щеки залили соленые слезы. На меня нахлынули воспоминания, связанные с Максимом, – почти пятнадцать лет моей жизни.
«Мы встретились на дне рождения моего одногруппника. Мне очень понравился высокий, подтянутый, очень ухоженный молодой человек, который, в отличие от многих на той вечеринке, почти не пил, но ни на какие отношения с ним я не рассчитывала, тем более что на тот момент встречалась с одной замечательной девушкой. Я ему, видимо, понравилась гораздо больше, потому что он нашел меня в институте на следующий день и больше никогда не терял из виду. То, что у меня отношения с представительницей моего пола, его абсолютно не смущало, даже добавляло некого «изюма». Через три месяца очень настойчивых ухаживаний он все-таки обратил на себя мое внимание. Моя дорогая Оленька восприняла это немного болезненно, но в итоге мы остались подругами.
Максим оказался очень требовательным любовником. Но, к счастью, у меня было, что ему предложить. Несмотря на свою занятость – в то время он уже закончил институт и полностью посвятил себя развитию небольшого бизнеса, который организовали для него родители, – Макс всегда находил на меня время, особенно на то, чтобы уединиться в его квартире и получить от меня всё, что я могла ему дать, и не забывал потребовать чего-нибудь новенького.
Через четыре месяца подобного секс-марафона Максим сделал мне предложение. Я любила его – думаю, что любила, – но прожить так всю оставшуюся жизнь мне не хотелось, поэтому я ничего ему не ответила и планировала вскоре отказать. Но судьба распорядилась иначе: на следующее утро я сделала тест на беременность, потому что у меня была задержка три дня, и обнаружила, что беременна.
Я всегда любила детей. Я нередко задумывалась о том, каково это – быть матерью. И когда я узнала, что беременна, то единственное чувство, возникшее у меня в тот момент, было счастье.
Речи о том, чтобы делать аборт, и быть не могло. Стать матерью-одиночкой в двадцать два года мне совсем не хотелось. Поэтому я позвонила Максиму и предложила встретиться.
В уютном небольшом кафе я сообщила ему, что подумала над его предложением и с удовольствием его принимаю. Когда он закончил целовать мои руки после столь радостного известия, я сообщила, что жду от него ребенка. С той самой минуты всё изменилось. К моему удивлению и удовольствию, Максим оставшиеся восемь месяцев до родов и ещё три после родов ко мне не прикасался. Единственное, о чем он все это время заботился, так это о моем самочувствии и строгом соблюдении мной распорядка дня беременной женщины – спать тогда и столько, сколько я захочу, есть то, что я захочу, а все остальное время гулять. Во исполнение этих условий ко мне были приставлены обе мамы – моя и его. Надо добавить, что абсолютно то же происходило во время двух других моих беременностей.
Я всегда была уверена в том, что мой муж любит меня. Он каждый день доказывал мне это заботой обо мне и наших детях».
Писать было больно из-за ран от ручки на правой руке, но это помогало оставаться моему рассудку у меня в голове. Хотя от очередного припадка не спасло.
После очередной дозы успокоительного я почему-то не отключилась полностью, ещё долго перед мысленным взором наблюдая равномерное умиротворяющее движение столь необъяснимо родных звезд Моей Вселенной.
Глава 6
После визита Максима прошло три дня. За это время я не произнесла ни слова, после припадка не сделала ни единой записи в свой дневник. Мысли постоянно путались, чувства постоянно сменяли друг друга – боль, печаль, одиночество, страх, стыд, облегчение, ощущение полета, чувство, будто меня предал весь мир, тоска и снова одиночество и страх, снова и снова чувство падения в бездну, чувство дежавю… Что-то знакомое, что-то неуловимое. Я не могла связать подобную ситуацию ни с чем из моих воспоминаний, но чем настойчивее я пыталась объяснить себе это ощущение, тем чаще оно возникало среди других чувств. Это сводило с ума! Мой разум и так был давно подпорчен приступами, а в подобные моменты мне хотелось взять что-нибудь острое и вытащить все лишнее из больной головы.
Постепенно, видимо, сказывался прием различных препаратов, призванных излечить мою больную душу, в сознании начались просветления. Сейчас, сидя на подоконнике, я сосредоточенно рассматривала следы дождя в толстом засохшем слое пыли на отливе окна. Они были круглые, с неровными краями, как маленькие кратеры на Луне.
«Ненавижу, когда ты такая…»
Какая мерзость. Что за противный голос посмел нарушить мой долгожданный покой?!
– Ну, хватит, Кирюха! Скучно без твоих занудностей! – ныл противный голос в мое левое ухо. – Мне не разрешают с девчонками в палате сидеть, а с тобой тоска смертная. Давай уже, просыпайся!
Огреть бы её чем-нибудь тяжелым.
Точно! Вспомнила! Это же Нинка!
Чувство реальности.
– Отвали, Нинка! Я не клоун, чтоб тебя развлекать! – недовольно пробурчала я.
– Ура-а! – радостно завизжала моя бешеная соседка.
В дверях возникла Марина.
– Чего орем?
– Ох, Мариночка… – почти шепотом среагировала на её появление Нинка. – А у нас тут радость – Кира в себя пришла…
– Сообщу доктору, – сухо сказала санитарка, а затем тем же тоном добавила: – Сончас, тихо чтоб.
– Да-да, Мариночка…
Я всего этого не видела, продолжая пялиться в окно.
– Ну, подружка, рассказывай! Чего случилось-то? – очутилась рядом со мной на подоконнике Нинка.
– Случилось? – отрешенно переспросила я. О чем это она?
– К тебе муж приходил, когда ты от него вернулась, я спала, – с досадой сказала моя любопытная соседка. – Я проснулась от твоих воплей. Потом тебя как обычно обкололи. А потом ты три дня как приведение ходила… Аж жутко было! – она поежилась.
– Муж…
– Ага, Максим твой.
– Он меня бросил, – сказала я, и только после этого действительно поняла, что произошло. – Нашел себе другую, Таню… Попросил развод.
– Ах! – схватилась за грудь Нинка. – Вот козел! – она заахала, заохала, потом начала извергать оскорбления в его адрес, некоторые из которых я слышала впервые. – Такую красоту бросить! Да это его тут запереть надо за такой идиотизм!
– Прекрати! – осадила я Нинку. – Это, конечно, предательство… Но вот скажи, ты бы ждала мужика из психушки больше двух лет, да ещё если бы было неизвестно, выйдет ли он вообще?
– Я?! – Нинка нервно заржала, потом осеклась и с опаской скосилась в сторону двери. – Была б я на воле, я б мужиков каждую ночь меняла…
– Так ведь он тоже живой.
Нинка начала сокрушаться по поводу того, какие мужики похотливые, и вообще три дня моего «отсутствия» сделали её молчание нереальным.
Я не стала вслушиваться в то, что она там болтала, а погрузилась в собственные мысли. Мне стало стыдно за мою реакцию на просьбу Максима о разводе. Он ведь пообещал, что я останусь матерью для своих детей, что они будут так же навещать меня. Зато теперь будет кто-то, кто будет заботиться о них, кто уделит им больше времени.
Почему-то мне вспомнился один Новый год, это было почти шесть лет назад. Вернее, не сам Новый год, а поездка по магазинам за пару дней до праздника. Я на новеньком внедорожнике, только что подаренном мне Максимом, поехала по магазинам покупать подарки родне и друзьям. Список был большой, с самого утра и почти до шести вечера я колесила по городу, набив вместительный багажник и часть салона всевозможными вещами от миленьких заколочек для младшей Максимовой племянницы до ручной цепной пилы для брата Максима, который увлекался охотой и частенько по нескольку дней жил в лесу.
Последним пунктом в моем списке был загородный дом моей очень близкой подруги, про которую я уже упоминала в моем дневнике, Ольги. Она разводила норвежских гончих. Я наконец-то решилась завести себе и детям такого верного и очень полезного в наших регулярных походах друга и подумала, что это будет идеальным подарком на предстоящий праздник.
Но до того дома я так и не доехала… На занесенной снегом нерасчищенной дороге я попала в аварию. Машина всмятку, а на мне ни царапины, ни одна другая машина не пострадала, только моя. Подарки удалось спасти только частично, все, что было хрупкое, побилось.
В ночь после аварии мне приснился мой первый кошмар. Через три месяца, в начале весны, а точнее, третьего марта, у меня случился первый приступ. Две недели я лежала в больнице, врачи были в полном недоумении – у меня был жар, дикие боли, меня периодически скрючивало на правую сторону. Потом меня посетил мой первый психолог. После того как меня обкололи успокоительными, назначенными этим психологом, боль отступила, жар спал, ко мне вернулась ясность рассудка. Тогда-то Дмитрий Андреевич, вышеупомянутый психолог, направил меня на консультацию к специалисту – психиатру Павлу Олеговичу.
Что случилось в тот роковой для меня вечер, до сих пор загадка. Машина просто отказалась меня слушаться, влетела в наметенный на обочину сугроб и несколько раз перевернулась. Неисправностей в ходовой части и во всей системе управления не нашли. Максим однажды высказал предположение, что я очень устала и задремала за рулем. Тогда я была уверена, что это не так, но сейчас я уже ни в чем не уверена.
Поначалу приступы случались редко, раз в месяц, через полгода все начало происходить чаще и длительнее. Родители и мои, и мужа, опасаясь за мое состояние, а главное, за внуков, практически поселились у нас, поочередно сменяя друг друга.
Ещё через полгода я разругалась со свекром и свекровью. Ещё через месяц дошла очередь до моей мамы, а затем и до отца. Мои неврозы делали невыносимой жизнь окружающих меня людей. Так продолжалось ещё какое-то время. Максим все чаще начал отправлять меня на отдых на нашу дачу, благодаря чему мы все могли отдохнуть друг от друга.
Спустя почти три года после первого приступа я в очередной раз уехала в загородный дом, вернее, Макс отвез меня, потому что за руль после аварии я не садилась. В тот день приступ застал меня на кухне, когда я мыла себе фрукты в раковине. И снова стечение обстоятельств – меня накрыло волной боли, яблоко выскользнуло из пальцев и заткнуло слив в раковине. Когда мои ноги подкосились и я начала падать на пол, я несознательно схватилась за электрочайник, который зацепился за подставку, и провод возле основания подставки надорвался. Когда раковина переполнилась и вода потекла на стол, случилось короткое замыкание… Могу сказать только, что я вновь осталась цела, ни вода под напряжением, ни огонь, вспыхнувший из-за неполадок проводки, меня не тронули. Но после того как меня спасли из горящего дома, я добровольно отправилась прямиком в психушку к моему лечащему врачу, ставшему для нашей семьи довольно близким человеком, Павлу Олеговичу. Близость наших отношений определялась ещё и теми деньгами, что платил ему мой муж. Документально все было оформлено так, что за мной сохранили мою дееспособность, но взяли расписку о том, что я полностью доверяю Павлу Олеговичу суждение о моем психическом здоровье, а также оставляю за ним право удерживать меня в больнице до моего выздоровления, момента, когда я перестану представлять опасность для себя и окружающих. Я запретила навещать меня всем, кроме мужа и детей. Я не хотела, чтобы кто-нибудь видел меня такой, особенно родители и дети. Но если без общения с родителями я могла обойтись, то вот без моих ангелочков… никак.