Еще до начала оперы Софа сделала несколько селфи и разместила в социальных сетях. Тут же посыпались комментарии. Самые удачные сообщения она громко нашептывает, отвлекая от происходящего на сцене. Оказывается, я попала в один из кадров, и парочка друзей тут же завалили ее вопросами: кто я и как зовут. Софа так распалилась, что ее не смогли остудить даже шиканья из соседних лож. Я выхватила из ее рук телефон и поставила условие: либо она идет в фойе судачить со своими друзьями, либо остается, смотрит на сцену, но уже без телефона. Софа сдалась, хотя зыркала на меня с обидой весь оставшийся вечер.
В машине общение с друзьями перешло в разряд видеозвонков. Симпатичный парень по имени Саймон буквально выпросил у Софы две минуты разговора со мной. Я стеснялась и отворачивалась. Друг Софы с ходу завалил меня комплементами, отмечая, какие у меня сногсшибательные глаза. Он понял, что я нахожусь под впечатлением оперы, и начал расспрашивать о самых захватывающих моментах. Я отправила ему ссылки на арии, и мы обменялись впечатлениями. Как и предполагалось, моего знания английского не хватило, и Софа вынуждено выступала в качестве переводчика. В итоге забрала телефон, сообщила англичанину, что я замужем и чтобы он не раскатывал губу. Думает, что отомстила, но на деле оказала неоценимую услугу.
В отель мы вернулись уже далеко за полночь. От усталости валились с ног. После душа я расстелила постель, пожелала подруге спокойной ночи и завалилась спать. Но поспать так и не удалось. Даже затычки для ушей, заботливо приготовленные персоналом отеля, не спасли меня от бурлящей деятельности подруги. Уже через полчаса я пожалела, что согласилась на совместное проживание. Меня будто пытала испанская инквизиция. Тело ломало и плавилось. Последняя неделя была выматывающей. Хорошо, что курсы начинаются послезавтра, попытаюсь хотя бы днем выспаться. Если для этого мне нужно будет снять второй номер, я так и сделаю.
Аристарх
Звонок мобилы вырывает меня из сна. Открываю глаза. Я в нашей с Вероной спальне. Пытаюсь вспомнить, как сюда попал. Мы с Годзиллой и Куртом хлопнули добрую порцию пива, заели пиццей, которая встала у меня в желудке комом. Теперь меня мутит и штормит. Черт! Не могу без жрачки Вероны. Если меня не шлепнут во время разборок, то прикончит фастфуд. Помню, как перетерли новости с корешами и выработали план дальнейших действий. Разошлись ближе к часу ночи. Смотрю на табло электронных часов – 2:45.
– Сынок… – слышу плач матери. – Где ты сейчас?
– В коттедже, – недовольно бурчу я.
Не ожидал так скоро ее услышать – пока я не готов с ней общаться.
– Можешь приехать в Жуковку?
– Зачем?
– Не могу выйти из дома. Платон запер дверь на замок, от которого у меня нет ключа. А сам в гостевом домике. Я боюсь, что он пострадает. Понимаешь? Можешь приехать?
– Ушел и ушел. Остынет и придет, – голос сонный, я все еще надеюсь отмазаться и снова заснуть.
– Там крики… брань… я слышу грохот, – мать заскулила, – они там точно дерутся.
– Кто? – резко вскакиваю и впотьмах ищу шмотки.
Меня шатает, но я чудом удерживаюсь на ногах.
– Я собрала вещи, хотела уехать. Платон не отпускал меня, а Яша сказал, если я не приеду, он сам за мной приедет. Вот и приехал.
Б-р-р-р… трясу башкой. Черт! Началось! Натягиваю джинсы, ботинки и футболку. Ищу ключи от тачки, но потом отбрасываю их на тумбочку. Я же выпил – придется вызывать такси.
– Сынок, у Яши пистолет, и он натренирован, как машина, а что Платон против него? У него больные суставы. Один удар, и он не поднимется.
В голосе матери слышу беспокойство за отца. До меня доходит, что создавшаяся ситуация ей не в радость, она на распутье. Вспоминаю, как она кричала на стоянке. Она не хотела, чтобы папаша Яша со мной заговорил. Убеждала, что так будет только хуже.
– Ма, я еду. Успокойся. Разберемся.
– Ты пьян? – мать с полпинка вычисляет мое состояние.
– Выпил пива, пока доеду, буду в порядке.
– На такси?
Она боится, что в таком состоянии я оседлаю байк. Как бы она ни была расстроена, материнский инстинкт всегда доминирует.
– Да, – брякаю раздраженно и разъединяю связь.
Как только Курт увидел, что я сонный и злой спускаюсь по лестнице, поставил ультиматум, что в таком состоянии меня одного не отпустит, и увязался прицепом. Еще бы! Ему сваливать, а кто присмотрит за девчонками, если я буду на больничной койке или того хуже?
Подъехали к дому родителей. Открываю ворота своим ключом и натыкаюсь на брательника.
– Ты чего здесь делаешь? – здороваюсь с ним за руку и оглядываю двор.
Вроде все тихо, чего мать так подорвалась.
– Мне позвонили соседи, а потом я дозвонился до матери, – Сева смотрит на меня как на пришельца. – Что за чертовщина, Ари?
Проклятье! Мать уже успела выдать Севе новость века. Обхожу его и бреду к гостевому домику. Краем глаза подмечаю, что входная дверь дома распахнута, а значит, мать уже выбралась наружу. Застаю ее у гостевого домика. Она замечает меня и кричит в окно:
– Яша! Арик приехал! Вам нужно поговорить.
Оцениваю обстановку. Дверь закрыта, ключ вставлен с внутренней стороны. Единственное место, где нет решетки на окнах, – это ванная комната. Направляюсь к восточной стене. Разбиваю арматурным прутом стекло и уже собираюсь влезть в окно, но слышу, как провернулся ключ на входной двери. Лечу обратно. Мать первая ныряет в гостевой дом. Сева и Курт залетают следом за мной.
Отец сидит на полу у дивана и бьется в истерике. Руки связаны за спиной его же ремнем. Штаны болтаются на бедрах. Рубаха распахнута. Пузо наружу. Волосы взлохмачены. Лицо красное, как помидор. Губа разбита. Взгляд затравленный.
Мать бросается к нему, но он рычит и отпихивает ее ногами. Не знаю, что делать, и надо ли вмешиваться. Не каждый день мать пытается уйти к любовнику.
– Ты все это время общалась с ним! А мне лгала!
– Мы говорили только о сыне! – кричит мать и пытается развязать ремень, но отец снова ее отпихивает.
– Так сказала бы, что говорите о сыне! Но ты скрывала! Значит, было что скрывать! Знаю я ваше общение! Ты сама говорила, что не можешь ему противостоять! Забыла?
Папаша Яша сидит в кресле совершенно спокойный, будто ничего необычного в его жизни не происходит. На нем белая рубашка и черные джинсы. Кожаная куртка лежит в стороне. Он смотрит на меня, а я на него. Черт! Как же я на него похож! Тут и генетическую экспертизу делать не надо. Рост, телосложение, а фейс так просто копия: такие же зеленые глаза, трапециевидное лицо, прямой, заостренный книзу нос.
– Он мой сын! Мой! Ты позволяла ему видеть моего сына! Я же сказал, чтобы не подходил ни к тебе, ни к сыну!
– Платоша, у меня не было выбора. Понимаешь? Либо так, либо он сказал бы ребенку правду.
– Он мой сын! Мой! – повторяет отец.
Вид такой, будто сейчас его кондратий хватит. – Я его воспитывал! Ночами не спал, выхаживал больного, учил уму разуму. А где был он?
И тут подает голос Джеймс Бонд.
– Это благодаря твоему воспитанию он трижды чуть не загремел в тюрьму? Если бы не мое вмешательство, где бы сейчас был твой сын?
Яша говорит о моих похождениях после расставания с Лили. Трижды меня забирали в кутузку и каждый раз отпускали. Я-то думал, что меня отмазывали родаки, а выходит, мать сразу звонила папаше Яше.
– Сволочь! Какая же ты сволочь!
– Остынь, Платон! – тон властный, почти диктаторский. – И давай без оскорблений. Ты же знаешь, за каждое слово придется ответить.
Первой реакцией было набить козлу морду. Какого хрена приперся и устроил в доме бордель! Видать, тут было жарко, раз соседи Севе звонили. Но глядя в глаза виновника заварушки, я мгновенно остываю. В памяти мелькают картинки из детства. Я стою в парке, передо мной на коленях папаша Яша, он что-то мне втолковывает, а я плачу. Еще бы! Меня выгнали с детской площадки из-за того, что один вертлявый пройдоха украл у меня пожарную машину, а я, недолго думая, навтыкал ворюге и забрал назад свою игрушку. Драку заметила мамаша пройдохи и разоралась на весь парк. Теперь меня распирает досада и обида. Почему я должен отдавать свои игрушки?
«Закрой глаза, Арик. Дыши медленно. Ты должен осознавать каждый свой вдох и выдох. Наблюдай, как воздух проникает через нос, наполняет твои легкие, как медленно выходит. Вдох. Раз… два… три… четыре… пять… А теперь выдох. Раз… два… три… четыре… пять… Повторяй, пока не успокоишься».
Так вот это откуда! Папаша Яша учил меня самообладанию, показывал, как укротить гнев. Воспоминания действуют на меня, как холодный душ. Нужно всех успокоить, развести по углам и выслушать каждую сторону.
Подхожу к родителям и прошу мать отойти. Отец реагирует на мой спокойный голос и перестает истерить. Развязываю ремень на его запястьях и помогаю подняться. Затем вдеваю ремень в петлицы брюк… Не спешу, даю всем время осознать, что я делаю и зачем. Это мой отец, и я не дам его в обиду.
– Пап, иди в дом, тебе нужно привести себя в порядок.
Отец заглядывает мне в глаза, я сжимаю его плечо, давая понять, на чьей я стороне. Он кивает и плетется к дому.
– Ма, свари нам кофе, – мать не двигается, смотрит на любовничка, будто спрашивает его мнение, но я слегка подталкиваю ее к двери, и она уходит вслед за отцом.
Перевожу взгляд на Яшу. Он молчит, я молчу. Мы просто пялимся друг на друга. Больше ничего не происходит.
– Ари, мы будем на кухне, – слышу я голос брата и киваю.
Хлопок входной двери возвещает, что с этого момента я с Джеймсом Бондом остался наедине. Гляделки продолжались недолго. Не успел я расположиться напротив новоиспеченного папаши, как он заговорил:
– Аля сказала, что ты слишком спокойно воспринял новость, а это означает только одно: завтра или послезавтра, когда все в твоей голове уложится по полочкам, ты напьешься и начнешь куролесить. Вымотаешь нервы мне и матери, по ходу рикошетом и Платону достанется.
Еле сдержался, чтобы не врезать. Меня наизнанку выворачивало от его надменного тона. Еще меня взбесило, как он назвал мать – Аля. Только сейчас я прочувствовал, что между матерью и ее любовничком непростая история. Чуйка голосит, что он ее любит, а раз так, она его крепко зацепила. Это ж сколько лет прошло, а он все по ней сохнет. Повторно пытается выдернуть из семьи.
– Я спокоен потому, что меня это никак не касается. Мой отец – Платон Романов. Все! Разговор окончен. На счет матери – не маленькая, разберется в своих чувствах и примет решение. Сейчас по ночухе она с тобой никуда не поедет.
– Ты же сказал, что тебя это не касается, а сам условия выдвигаешь, – тут же поймал меня за язык Яша.
– Повторю для глухих и непонятливых. Мать сама примет решение. Без постороннего давления. Тем более твоего.
– Вера тоже сама принимала решения? – опять ехидно поддел меня папаша и усмехнулся. – То-то у нее такой испуганный вид был на свадьбе. Говорят, ты ей тоже условия выкатил, а чего же меня осуждаешь?
– Выходит, ты на мать все же давишь? – я так понимаю, что отвечать вопросом на вопрос у нас семейное.
Джеймс Бонд напрягся и подался корпусом вперед. Буравит меня пристальным взглядом. На шее вздулись вены. Да, внешнее спокойствие дается ему нелегко.
– Я верну себе все, что у меня отняли.
До меня доходит, что он не только о матери говорит, но и обо мне. Фыркаю, мол, много на себя берешь, но не комментирую. Не хочу сейчас вступать с ним в бесполезные перебранки. От такой движухи КПД – ноль. Меня волнует только, каким образом я попал в поле зрения какой-то там следственной группы.
Конец ознакомительного фрагмента.