– Волшебство,– шептала Аннушка, крестясь. А Серега щелкал пультом, переключая каналы, убавляя и прибавляя звук. Пытаясь пояснить, что это всего лишь машина. Вроде швейной, только посложнее чуток.
– Ну да?– тряслась Аннушка,– не веря его объяснениям и не понимая их. Пока за дело не взялась Тихоновна. Она попросту выдернула шнур из розетки, отключив телевизор и пояснила, показывая штепсель:
– Вот и все волшебство. Вставил, вынул. Включил, выключил. Ящик и ящик. Ничего страшного. Картинки живые показывает. Эка невидаль. Не пахнут и потрогать нельзя. Да любой цветочек у меня на огороде волшебнее этого телевидения. И потрогать, и понюхать, и даже сорвать можно,– слова Тихоновны оказались настолько убедительными, что Аннушка перестала шарахаться от "чудо короба", а через пару дней уже с удовольствием смотрела мультики. Особенно Аннушке понравился мультфильм про "Цветочек Аленький", даже всплакнула над бедной долей заколдованного красавца.
Ну а уж после знакомства с телевизором все остальное было опять же проще. В Питере ее встретили знакомые лица Катюши, Нины Андреевны, Мишки, Петра Павловича и Федора Леонидовича. Адаптация прошла даже лучше чем у Катюши. Плакать Аннушка вообще не стала, сразу поняв, что время оно Божье, а люди живут в нем временно, когда Он им укажет. И все по Воле Его.
Серега, услыхав такую формулировку, возражать не стал и неделю таскал жену по всему городу. А потом увез на Канары.
Вернулись они перед самым Новым годом и дни до Рождества пролетели как всегда со скоростью необыкновенной. Мишка за это время соваться в Альпы не стал. Разобрался с Кавказом, ликвидировав точку и стерев в буквальном смысле даже малейшие следы ее на местности. Пара цилиндров – это все что там было и, теперь они стояли в холле резиденции Рерюфа, рядом с таким же из нулевого уровня.
Серега, просмотрев видеозапись с порогами безопасности, даже присвистнул несколько раз:
– Мне не проломиться в этих Альпах. Выбрасывать будет после каждого порога сюда. Шесть раз умереть, чтобы попасть. Это удовольствие конечно незабываемое. Что предлагаешь?
– Да нам-то нафиг по этим порогам шляться? Проскочим сразу в "бункер", два аппарата автономных в распоряжении есть. Хотя если хочешь поиграть в "кошки-мышки" со смертью, то возражать не имею право. Дело твое. "Шок – это по-нашему", как тут долбят постоянно в одной идиотской рекламе.
– Нет "шок" мне нахрен не нужен. Давай в "бункер" сразу. Там видеонаблюдение есть?
– Обижаешь. По камере на метр квадратный. Солидно все обставлено. Чуток от времени подзакисло, но восстановить получилось.
– Значит, сможем во всех подробностях наблюдать, как эта "морда фашистская" из "Анэвербэ" будет ломиться?
– Без проблем. Он в феврале ломиться примется. Рапорт от 5-го числа. Появимся там 4-го. Так что шоу это по любому не пропустим.
Четвертое Февраля 1942-го года в Восточных Альпах на высоте 1484 метра выдалось снежным и ветреным.
Подразделение "Анэвербэ" в количестве роты копошилось на этой вершинке, называемой народом окрестным, почему то "Чертовой", уже вторые сутки. Именно здесь предполагалось организовать работы по постройке охранного периметра, который должен был охватить комплекс бункеров условно именуемых "Альпенфестунг"– Альпийская крепость и предназначение которой никому известно не было.
Рядом с городишком Оберзальцбургом уже были организованы пара лагерей для военнопленных, как грубой рабочей силы, которые должны были в самые кратчайшие сроки произвести огромный объем работ, по выемке скального грунта. Военнопленных даже кормили в этих лагерях почти нормально, рассчитывая таким образом сэкономить на подвозе свежих.
Полковник Йоган Вернер, родившийся в Гамбурге, не любил горы. Он любил море и не понимал, как можно любить нагромождения каменных глыб с этим снегом, летящим в лицо.
Вот и сейчас он сидел в палатке у походной печурки и грел об ее бока замерзшие руки. Обер-лейтенант, командовавший ротой выделенной Вернеру, прибежал с докладом о том, что обнаружен солдатиками вход в пещеру явно искусственного происхождения. Старлей топтался при входе, не решаясь войти внутрь, закончив доклад.
– Ну, что же, пойдем, посмотрим, что там твои подчиненные откопали,– проворчал полковник, отрывая руки от горячих печных боков и натягивая меховые перчатки.– Тут этих искусственных пещер нарыто за тысячи лет столько, что и смотреть-то наверняка не на что. Камень выковыривали ценный. Альпы вообще, как сыр Швейцарский, весь из дыр. Веди.-
Вход обнаруженный, оказался правильной четырехугольной формы и уже этим самым заинтересовал полковника настолько, что он сам лично соизволил шагнуть вовнутрь расчищенного участка пещерки. Судя по сводам, просматривавшимся достаточно далеко, пещера представляла из себя пространство метров в двести квадратных, вытянувшегося вправо и влево от обнаруженного входа и забитого снегом и мелкими валунами.
Вернер оглядел внимательно и даже пощупал стены пещеры, которые были неестественно гладкими, просто блестели, как отполированные и это заинтересовало полковника еще больше.
– Очистить,– коротко распорядился он и, повернувшись, вышел.
– За военнопленными послать?– осведомился обер-лейтенант, но Вернер глянул на него с таким выражением, что старлей понял, что вопрос не правильный, а полковник процедил сквозь зубы:
– Полдня будете их сюда вести. Я не собираюсь тут торчать ни одного лишнего часа. Обойдитесь своими силами. Скоро задницу вам будут пленные подтирать. Совсем работать руками разучитесь,– полковник повернулся и запрыгал вниз по склону к уютной палатке. С кофе в термосе и теплой печуркой, которая пыхала дымом на зависть всем остальным военным, копошащимся в снегу и мечтающим поскорее вернуться на ночь в теплую казарму.
– Яволь!– козырнул обер-лейтенант и прошептал:
– Черт тебя подери,– ему очень не нравился этот полковник высоколобый, кичливый и заносчивый, которому он вот уже неделю вынужден подчиняться, таскаясь по этим треклятым горам, которые старлей так же не выносил, хоть и родился в Австрии и горы торчали в окнах его родного дома своими вершинами с самого детства. Однако отдохнуть в горах с какой-нибудь фройляйн, повалявшись с ней в снегу – это совсем не тоже самое, что копошиться в этом же снегу с сотней подчиненных тебе солдатиков с утра до ночи, да еще в лютый мороз – 15-ть градусов по Цельсию.
Обер-лейтенант вздохнул, нахлобучивая потуже фуражку с меховыми наушниками и, выместил досаду на подвернувшемся комвзводе – лейтенанте.
– Герр лейтенант Штаубе, ускорьте расчистку, если не хотите заночевать в полевых условиях и закройте рот, кишки простудите,– подковырнул он лейтенанта, который вечно ходил с приоткрытым ртом, демонстрируя всем свой отвратительный прикус.– Всех касается,– рявкнул обер-лейтенант и, закурив сигарету, спрятался за валуном от свирепеющего ветра.
На расчистку пещерки ушло ровно три часа. Весь личный состав, по причинам понятным, принял в работе самое активное участие и забился в освобожденную от камней пещеру весь целиком, надышав так, что, пожалуй, в ней даже стало тепло.
Пещерка, вытянувшаяся метров на пятьдесят и шириной метра четыре, представляла из себя эллипс геометрически настолько правильный, что даже рядовые солдаты, оглядывая ее, чесали озадаченно затылки.
Полковник Вернер, вошедший в заполненную людьми пещеру, недовольно сморщился. Накурено было так, что ело глаза ему некурящему.
– Все вон,– распорядился он, и солдатики неохотно потянулись к выходу, подгоняемые офицерами.
– Скажите, герр обер-лейтенант, почему в вашей роте столько офицеров? С вами всего восемь человек. Командиры взводов лейтенанты, но зачем у них в помощниках тоже лейтенанты? Разве унтер-офицеры не могут справиться с этими обязанностями?– поинтересовался полковник, осматривая опустевшую пещерку.
– Так точно, герр Оберст, могут. Не могу знать причину, но я слышал, что нас должны укрупнить, поэтому офицеры присланы, а рядовой состав на подходе. Не отмобилизован. Чтобы офицеры не прохлаждались, временно дублируются должности.
– Вот как значит. Понятно. Любопытная пещерка. Не находите, герр обер-лейтенант?
– Так точно,– "ел глазами" начальство старлей.
– Ну, что вы орете? Оглушили совсем. Убавьте громкость и рот закройте, кишки застудите,– последняя фраза, сразила обер-лейтенанта наповал, он даже "Яволь" забыл рявкнуть от растерянности, – " Какой рот? Что он несет? Сроду он у меня как надо прикрыт",– думал обер-лейтенант, наливаясь краской обиды, чем рассмешил обидевшего его полковника.
– Да вы никак обиделись, обер-лейтенант? Для офицера Рейха – это слабость непозволительная. Характер следует вырабатывать нордический, а вы как институтская фройляйн раскраснелись. Пошутил я. Рот у вас в порядке,– полковник двинулся вдоль внутренней стены, слегка постукивая по ней, подобранным с пола камушком. Пройдя от одного края пещеры до другого, он вернулся к замершему столбом обер-лейтенанту и распорядился:
– Один взвод в оцепление, остальных сюда и пусть проверят стены на пустоты. Выдать каждому по булыжнику вот такому, – полковник нагнулся и поднял с пола камень весом кило на три.
– О результатах положительных доложить немедленно,– добавил полковник, покидая пещерку и, через минуту уже сидел опять у своей печурки, грея о ее бока озябшие руки.
Обер-лейтенант пожав плечами, построил роту и, отправив первый взвод, поскучневший лицами, в оцепление, загнал остальной личный состав обратно в пещеру, приказав прихватить по булыжнику и обстучать стены, разыскивая пустоты.
Приказ подчиненные выполнили так резво, что чуть не сбили своего командира с ног, кинувшись его выполнять в уютную пещеру. Минуту спустя, грохот стоял как на хорошей сукновально-дубильной фабрике.
Примчавшиеся офицерики из взвода оцепления, так же ринулись в пещеру погреться. Обер-лейтенант, не видя в этом нарушения устава, вошел следом за ними. Тут-то и полыхнуло, так что даже полковник сидящий спиной к выходу из палатки на несколько секунд ослеп и выполз из нее, протирая слезящиеся глаза.
Проморгавшись, он уставился в сторону квадратного входа, из которого валил черный, смрадный дым. Длинная полоса растаявшего альпийского снега, начинающаяся от него, ясно давала понять, что именно оттуда только что блеснуло пламя, выжигая в снегу и грунте талую, спекшуюся полосу. Метров через пятьдесят начинался резкий уклон, и энергия вспышки ушла в пространство, заметавшись от горизонта к горизонту гулким, ревущим эхом.
– О, майн, Гот!– прошептал полковник, медленно приближаясь к входу в пещеру. А в ее сторону уже спешил взвод оцепления, бренча амуницией и недоуменно перекликаясь.
– Что там случилось, Ганс?– орал какой-то солдат и Ганс отвечал само собой, как любой бы на его месте:
– Черт его знает. Полыхнуло что-то. На взрыв похоже.-
Еще через минуту весь первый взвод, оставшийся в живых, столпился рядом с входом, опасливо в него, дымящий, вглядываясь.
– Унтер-офицер, как там вас, ко мне,– полковник пришел в себя и принялся распоряжаться.
К нему подскочил унтер офицер и затараторил, шмыгая простуженным носом:
– Унтер офицер первого взвода, третьей роты Отто Шнейдер, герр Оберст.
– Вот что, унтер офицер. Там вероятно с вашими сослуживцами что-то произошло. Судя по запаху – их сожгло заживо. Пошлите солдатика-добровольца в противогазе, пусть обследует пещеру и доложит, что там.
– Яволь, герр Оберст, но противогазов с собой не имеем.
– Черт побери. Пусть замотается шарфом, бинтом. Подручными средствами. Дым уже не так интенсивно валит. По-пластунски пусть вползет,– разозлился полковник. – Выполнять.
– Яволь!– унтер офицер приступил к выполнению приказа незамедлительно, мгновенно назначив "добровольца" и лично замотав индивидуальным перевязочным средством так, что из-под бинтов поблескивали только его испуганные глаза.
– Предупреждал я тебя, Карл, осторожнее чеши языком в курилке, вот и пеняй теперь сам на себя,– злорадно шипел Отто Шнейдер, стягивая крепкие узлы на затылке "добровольца" Карла.
– Да когда же это я трепался в курилке?– промычал сквозь бинты Карл.– Ввели вас в заблуждение, герр унтер-офицер. Я к вам как к отцу родному всегда относился.
– Вот и полезай, сынок. Вернешься обратно живым, к медали за храбрость представлю. Шнель. Я сам слышал, как ты меня хорьком назвал.
– Так это же в хорошем смысле назвал. Дескать, ловок у нас герр унтер-офицер,– выкручивался Карл.
– Да? А почему "вонючий хорек"?
– Так потому что "вонючий" еще круче.
– Ну, вы "хорьки вонючие",– оборвал их дискуссию полковник Вернер.– Я тут долго слушать буду, полемику эту зоологическую?
– Никак нет, герр Оберст,– козырнул унтер-офицер.– Форвертс, Карл, потом поговорим.
Карл перекрестился и уполз в пещеру, бормоча молитву пресвятой деве Марии.
Вернулся он через пять минут, кашляя, со слезящимися глазами и простонал, отплевываясь:
– Головешки обугленные. Даже винтовки лужами растеклись. Вот это пекло,– Карл жадно хватал ртом свежий воздух.
– Что еще увидел? Источник, откуда полыхнуло?
– Там отверстие в стене имеется, черное, большое. Пролом, – прокашлял Карл, хватая горстями снег и жадно набивая им рот.
– Очень хорошо,– кивнул полковник.– Унтер-офицер, оставьте одно отделение охранять вход, остальным вернуться в расположение,– повернувшись, он порысил вниз, шевеля губами. Очевидно, составляя докладную вышестоящему начальству.
Мишка с Серегой наблюдали за всеми телодвижениями роты Анэвербэ через систему видеонаблюдения, которая частично была занесена снегом, но вмонтированная густо по периметру, с учетом розы ветров, она позволяла все же во всех подробностях рассмотреть все акты происшедшей трагедии от первого и до последнего. Возле входа в пещеру осталась пара часовых, а остальные уныло сползли следом за Оберстом, поминая его матушку.
Полковник напротив весь преобразился и продемонстрировал просто таки неслыханную активность. По рации он немедленно запросил помощь, объяснив, что объект аномально-неординарный и через час пара рот из элитной дивизии "Адольф Гитлер" уже брали под контроль прилегающую к объекту местность, а еще пара рот выстроилась недалеко от командирской палатки, чтобы получить дальнейшие указания.
Пригнали еще часок спустя и заключенных из концлагеря, в количестве пары сотен. Их тут же загнали прикладами и овчарками в пещеру, из которой на счастье военнопленных смрад несколько повыветрился за прошедшие часы и дышать уже можно было вполне.
Короткий зимний день тем временем заканчивался, морозец стал крепчать, и все мероприятия решено было все же отложить на утро.
Заключенным, закончившим уборку пещеры от останков трагически сгоревших немцев, разрешили отдыхать до утра, согнав их в одну сторону пещеры, где они, сбившись в полосатый плотный ком, забылись в безрадостных снах. Утром же, чуть начало светать, их снова подняли и выгнали из пещеры, чтобы,.. покормить баландой, которая была привезена еще вечером и теперь ее выковыривали из термосов винтовочными штык-ножами, ссыпая ледяные пайки в подставляемые полосатые, «головные уборы».
Уборами эту мерзость назвать вообще-то язык не поворачивался, но как замена посуды в данном случае они вполне годились, и военнопленные жадно набрасывались на замерзшую комьями баланду из картофельных очисток и рыбных голов.
– Вот сволочи,– сплюнул Серега, наблюдая, как грызут ледяную мерзость военнопленные.– Самих бы заставить такое хавать козлов. Ты думаешь, зачем они сюда этих с мишенями на спинах пригнали? Правильно – вперед пустят, чтобы сюрпризы все им достались. Что делать будем?
– А что тут делать? Отключим пороги, да и все. Пропустим зэков, потом опять включим.
– Сможешь?
– Без проблем.
Военнопленных после завтрака ледяного опять загнали в пещеру и паре человек приказали войти в черный провал, со спекшимися от жара краями. Те обреченно шагнули внутрь и двинулись в темноту. Ринувшиеся следом эсэсовцы с электро-фонарями рявкнули: