Для подкрепления сил и духа сегодня съели двойную норму по сравнению с прошлыми днями, или половину нормального дневного рациона. Так же покормили и собак. Все же мы надеемся на фарт в охоте.
15 апреля.
Туман. Видимость увеличилась до 500 метров. Но небо почти не просматривается. Оно закрыто облаками, солнца нет. Ветра нет, но льдина, чувствуется, не стоит на месте, а движется куда-то на север… с какой скоростью, мы не знаем.
То и дело ходим к открытой воде, надеясь подстрелить нерпу, но ее не видно. Правда, видели лахтака (морского зайца), но на почтительном расстоянии. Этот морской зверь значительно крупнее нерпы, но более осторожен.
К северу и востоку от нашей льдины много мелкого плавучего льда.
16 апреля.
Вчера поздно вечером, ближе к ночи, туман рассеялся; обнажилось небо в тяжелых лохматых облаках. Утром повалил густой крупный снег при западном ветре. И весь день идет снег, ветер усиливается. Пурга во льдах. Тяжёлое для нас явление. Палатку заносит снегом. Для нас это и лучше. Теплее в палатке, и ее не сорвет ветром. На ровных местах снег не задерживается. Ветром его сметает к грядам торосов или сносит в открытое море.
Коротаем время, как можем. То лежим в спальных мешках, то вылезаем из них поразмять кости, что-нибудь рассказываем друг другу о своем прошлом, а из палатки носа не высунуть. Только Данилычу пришлось дважды выходить из палатки кормить собачек. Собаки жмутся ближе друг к другу, лежат, свернувшись клубочком. А их постепенно заносит снегом.
Температура воздуха –21 градус, температура в палатке -11 градусов. Для приготовления пищи мы пользуемся примусом, что повышает температуру воздуха в нашем тесном убогом помещении.
18 апреля.
Поздно вечером 16-го снег перестал, но ветер усилился, и началось мощное торошение. Внушительное и грозное это явление природы – ледовое торошение. Толстые, различной величины мокрые льдины выдавливаются изнутри вверх по склонам движущейся гряды торосов. Некоторые крупные льдины поднимаются так высоко, что переваливаются через вершину гряды и с глухим грохотом скатываются на противоположную сторону. Кругом стоит оглушительный грохот, слышны зловещие стоны и скрипы. Картина не для слабонервных. Мы удалились метров на триста от эпицентра торошения, установили палатку. Залезли в спальные мешки, но уснуть не успели. Где-то рядом раздался оглушительный треск. Мы мигом – из спальных мешков и вон из палатки. Совсем рядом, шагах в десяти от нас, вспучился лед. Смотрим, как со стоном и скрежетом лезет вверх зеленоватая тупорылая льдина, рядом еще. Зашевелился лед. Торосит молодой лед, на котором торошение более интенсивное.
Забеспокоились, заскулили и завыли собаки, но мы держались, спокойно обсудили создавшуюся обстановку. Решили выждать, что будет дальше, и быть начеку. А куда идти, когда кругом лед торосит и не знаешь, где лучше будет. А здесь рядом торосит, но на глазах, и в случае чего – мы успеем вовремя уйти отсюда.
Эту ночь мы не спали. В темноте жутковато слушать эти зловещие стоны и скрипы, и собаки беснуются: взлаивают, воют. Ад кромешный. Терпим, выжидаем. Ближе к утру Данилыч вышел из палатки и через несколько минут вернулся встревоженный.
– Вставайте, парни, – громко сказал он. – Надо уходить. Совсем рядом шевелится. Гряда торосов расходится, шире стала, к палатке подходит, не накрыло бы нас.
На небе между редких облаков – всполохи полярного сияния. Рядом мы чувствуем близость ледового вала и слышим, как с хрустом перемалывается молодой лед. Быстро свертываем палатку и отходим от коварного места еще метров на двести. Закрепили нарту, собаки успокоились. Расстелили палатку на льду, залезли в спальные мешки. Холодно. Ветер с боков холодит, а куда денешься? Лежим, ждем. На грохот торошения теперь уже не обращаем внимания.
Наступило утро, но ветер не стихал, и торошение продолжалось. Иногда среди общего грохота раздавались как бы пушечные выстрелы – так лопается лед. В этот день мы дважды меняли стоянку лагеря – нас сгоняло с места начинающееся рядом с палаткой вспучивание льда.
К вечеру ветер стал стихать, но торошение льда продолжалось с прежней силой. И вторую ночь мы не спали. Только к утру торошение прекратилось и стих ветер. А когда рассвело, установился полный штиль. И тишина…
Льдина наша вся была обезображена торосами и испещрена множеством трещин. Некоторые трещины достигали 10-12 сантиметров ширины. Ясно было, что это поле из молодого льда скоро будет разодрано на множество более мелких льдин, так что оставаться здесь было опасно. Нам нужно искать более безопасный многолетний паковый лед.
Так куда же нам направить свой путь? На юг и восток пути отрезаны огромными разводьями, на запад – сплошные торосы, а за ними, по всей вероятности, тоже вода. А что к северу? Там тоже была широкая полынья, но накануне она заполнялась плавучим льдом.
Мы преодолели несколько гряд торосов и вышли к бывшему разводью. Теперь здесь было не разводье, а какое-то ледяное месиво. Отдельные льдины, а их было очень много, были как бы сцементированы плотной ледяной крошкой, сплошной шугой. Такое месиво простиралось километра на четыре до следующего ледяного поля, вероятно, пакового льда. В бинокль было видно, что торосы там были старые, сглаженные и белые от затвердевшего на них снега. Да, это наверняка был многолетний полярный паковый лед. Мы решили перебираться на этот лед.
Шуга была плотная и хорошо выдерживала человека, но выдержит ли нарты с грузом? Решили рискнуть. Пустили собачью упряжку, придерживаясь близости вмерзших в месиво льдин. Я шел впереди, за мной Данилыч с упряжкой, сзади, держась за баран нарты, Виктор. Шли осторожно, с опаской, но и старались скорее перейти это опасное место. Ведь достаточно было переместиться большим льдинам – и поле молодого льда уже расползалось, как шуга, по которой мы двигались, зашевелится и тоже начнет расползаться… но все обошлось. Правда, как выйти на твердый лед, возникла преграда – неширокая, примерно 20-метровая полынья. Но мы обошли ее с западной стороны и благополучно вышли на огромную многолетнюю льдину. Вглубь удаляться не стали. Разбили лагерь в ста шагах от кромки ледяного поля на уютной небольшой ровной площадке, со всех сторон окаймленной невысокими торосами.
После непродолжительного отдыха я более двух часов ходил по незнакомому ледяному полю. Здесь гряды торосов почти равномерно чередуются с довольно просторными снежными равнинами. Здесь тоже видны следы торошения, но менее интенсивного, чем на молодом льду. Встречаются и небольшие трещины. Я пришел к выводу, что эта льдина надежна и безопасна. Далеко к северу темнелось водное небо. Там чистая вода.
Ближе к вечеру мы обсудили план дальнейших наших действий. Лед находится в постоянном движении: ледяные поля расходятся и снова смыкаются. Решили, что, как только на юге исчезнет водное небо, а это означает – лед сомкнулся, будем двигаться в сторону материка. Только бы не развело нашу льдину здесь, около шуги. Но есть надежда, что шуга смерзнется окончательно, укрепится и превратится в молодой лед.
Мороз крепчает. Температура воздуха уже достигла 32 градусов.
19 апреля.
Сегодня в полдень нашу льдину оторвало от шугового поля. Разводье увеличивается на глазах. И на этот раз нам не повезло. Продуктов осталось на день. Послезавтра переходим на собачий корм. Будем делиться с собаками, а, пожалуй, вернее, собачки будут делиться с нами своим кормом. Но и собачьего корма даже по урезанной норме нам едва ли хватит на неделю.
20 апреля.
Льдина наша далеко ушла от шугового поля. Теперь оно еле-еле просматривается простым глазом. Обнаружили свежий след медведя. Но самого хозяина Арктики пока не видели.
21 апреля.
Перешли на собачий корм – старую промороженную нерпятину. Сварили и попробовали: ничего, есть можно. Начинает сказываться полуголодание. Порой находит недомогание, хочется прилечь, а то появляется слабость в ногах. Самый слабый из нас Виктор. Сегодня днем у него закружилась голова, он побледнел, и мы его уложили на спальные мешки. Спустя полчаса прошло, встал на ноги.
Часто ходим к воде, да вот нерпы нет.
23 апреля.
Однообразные дни. Сегодняшний день похож на вчерашний, и впредь дни будут такие же. У нас все помыслы о еде. Давно нет хлеба, сахара, масла и других продуктов. Едим мерзлятину-нерпятину, и то далеко не досыта. Данилыч сегодня убил отощавшую, самую слабую из собак, разрубил ее на мелкие куски, не снимая шкуры, и кормил собак, а те с жадностью пожирали своего собрата.
Я заметил Данилычу, что это не выход, что если мы будем собак кормить собаками, то останемся совсем без собак.
– Другого выхода нет, – говорит практичный каюр. – Лучше пожертвовать несколькими собаками, чтобы другие остались в живых. Иначе все они сдохнут от голода. А если наша охота так будет продолжаться, то и нам придется собаку жрать.
– Да ты в уме ли, Николай Осипович? Как это можно! – с возмущением говорю ему.
– Голод заставит. Он уже сейчас нас за глотку берет. Нерпятинки-то осталось на два дня; килограмм растянем на два дня? А дальше как будем жить?
– Может, подстрелим кого, – говорю в ответ неуверенно.
– Хорошо бы. А если нет? Недели через две копыта откинем, сдохнем вместе с собаками, – Данилыч как бы ругался. Я впервые видел его таким возбужденным и озлобленным.
Мы слабеем с каждым днем, слабнут ноги. При ходьбе ноги тяжелеют, может и качнуть. Утром голова тяжелая, часто шум в ушах. Но это цветики, ягодки-то впереди.
А льдина наша уходит на север в сопровождении сонмища мелких льдин. На самолет больше не надеемся. Допустим, что нас сейчас ищут, но невозможно на огромном пространстве среди разводий и хаоса торосов отыскать, увидеть маленькую палатку, кучку людей и собак.
Надеяться на чудо?
Неужели медведь?!
25 апреля.
Сегодня к нашему лагерю пытался подойти медведь. В обед, если его можно так назвать, мы съели последнюю порцию нерпятины. Затем я взял карабин и отправился к чистой воде, на восточный берег, так мы его стали называть. Шел и ради охоты, и ради прогулки, я старался больше двигаться. Шагах в сорока от палатки праллельно береговой кромке протянулась невысокая застарелая гряда торосов. Дальше до самой кромки – метров двести ровного ледяного пространства.
Я поднялся на торос и оторопел. Из воды на кромку льда поднимался медведь. Вот он вышел на лед, отряхнулся, повел по сторонам носом и, не спеша, заковылял в мою сторону. Я скатился с тороса и, как позволяли силы, побежал к палатке. Как только я сказал о медведе, ребята – за карабины. Быстро решили: я и Данилыч расходимся в правую и левую стороны метров на сто вдоль гряды торосов, чтобы обжать зверя с флангов. Дойдя до гряды, медведь может пойти вдоль нее в ту или другую сторону, и кто-то из нас должен его достойно встретить. Виктор, к этому времени достаточно ослабевший физически, должен оставаться на месте, вблизи собак. И если медведь перейдет гряду торосов, он будет стрелять в него. На это сил у него хватит.
Добыть медведя – у всех одно желание,
Не ради прихоти, а ради выживания.
Но у Виктора, к сожалению, хватило сил на большее. Пройдя шагов сто двадцать вдоль торосов, я не без труда взобрался на вершину гряды; от напряжения и волнения шумело в ушах, чувствовал, как билось сердце, слегка рябило в глазах. Вижу: медведь неспешно шел к нашему лагерю и находился в полусотне метров от торосов. Я замер, сидя на корточках. Думаю: если зверь пойдет в мою сторону – стреляю в него в упор сверху. А если он полезет на гряду, то по возможности скорее захожу ему с тыла. Наверняка Данилыч примет такое же разумное решение. На Виктора особенно не надеемся. Он сгоряча может промахнуться или только ранить сильного зверя, и тогда тот быстро развернет назад, перемахнет через торосы и бросится к спасительной воде. Мы не должны допустить этого.
Но план мой не осуществился. Неожиданно раздался выстрел. Медведь повернул назад и как бы лениво побежал. Через несколько секунд – второй выстрел. Зверь побежал быстрее и скоро оказался в воде. Торопясь, я спустился с торосов и тоже бегу к воде. С противоположной стороны гряды торосов спешит Данилыч. К кромке льдины подбежали почти одновременно. От нас до медведя уже было не менее сотни метров. Я хотел сгоряча стрелять, но Данилыч остановил меня.
– Побереги патроны. Стрелять бесполезно, – сказал он. Действительно, допустим, убьешь зверя, но его же не достанешь из воды. Отдышавшись, мы побрели к своему лагерю.
Виктор сидел возле палатки, понурив голову. Хотели было его строго отчитать за недисциплинированность, но не стали этого делать. Наш товарищ сильно ослабел от голода, у него потемнели десны и стали опухать ноги: наверно, начинается цинга.
– Эх, парень, сколько мяса упустили из-за тебя. И зачем тебя
понесло на торосы? – с досадой проворчал Данилыч. Виктор поднял голову. На глазах – слезинка.
Простите меня, мужики, но я как лучше… – поспешно заговорил он. – Думаю, поднимусь на торос, с тороса-то сподручнее стрелять. Вскарабкался на эту гряду, гляжу: медведь рядом, на меня прет. И я выстрелил по нему. Да, видно, промазал.
Ты промахнулся, Витя: наверное, у тебя дрожали руки, – говорю ему. – Но мы же договорились, ты должен оставаться здесь, около собак.
– Мне страшно стало здесь одному. Оторопь нашла. Думаю: как перемахнет он через эту гряду, на собак бросится. А я его мог бы сразу не убить, только ранить. Тогда он меня растерзал бы. А с торосов стрелять безопаснее, наверх медведь раненый не полезет. И вы поблизости.
Я и Данилыч промолчали. Что тут скажешь? Струсил парень. Вечером Данилыч забил еще одну собаку.
– Саша, – говорит он мне, – надо переходить на собачину. Иначе нам хана.
Я наотрез отказался есть собаку. Виктор промолчал.
Данилыч разрубил собачью тушку на мелкие куски, несколько кусочков, что покрупнее и помясистее (хотя какое там мясо?!), отложил в сторону, покормил собак. С кусков собачины каюр снял шкурку, мясо положил в котелок с водой и на примус. Спустя полчаса варево было готово. Данилыч стал уговаривать нас отведать собачатинки. Виктор сразу сдался и с жадностью, торопливо стал обгладывать ребрышки. От собачины я отказался, но выпил грамм 500-600 слегка наваристого бульона и почувствовал некоторую сытость. Перед тем как залечь в спальные мешки, ребята еще раз отведали собачьего мясца в ребрышках, а я допил остатки бульона.
К востоку от нашей льдины дрейфует на север, и в то же время приближаясь к нам, еще одно ледяное поле. Дует свежий южный ветерок, отгоняет ледяные поля в Ледовитый океан. Но я думаю, что скорость и направление льда больше зависят от течения, а ветер лишь помогает течению.
Я стал плохо спать. Другой раз часами лежишь в спальном мешке без сна, ворочаешься с боку на бок и думаешь, думаешь… А то вечером, как сегодня, допоздна, до наступления темноты сидишь за дневником. Сейчас темнеет поздно, ближе к 23 часам. Ночи стали короткие, в три часа уже светает.
26 апреля.
Ребята соблазнили меня отведать собачьего мяса. Кажется, слегка припахивает чем-то и на вкус какое-то пресно-постное. Наверное, таким оно мне показалась потому, что о нем плохо думаешь. А так ничего, с большой голодухи есть можно.
Соседняя льдина заметно приблизилась к нам. Сейчас до нее не более двух километров. В бинокль хорошо просматриваются гряды торосов и отдельные торосы-ропаки1 .
В разводье иногда видим нерпу, но вне достигаемости нашей выброски.
27 апреля.
Наверное, голод скоро доконает нас, если не повезет нам в охоте. Мы сильно ослабли, а Витя Пысин в особенности. Часто тяжелеет и кружится голова, порой перед глазами плавают темные мушки, ноги становятся словно чужие, слабые, а если присядешь, то поднимаешься с большим трудом, опираясь руками в пол. При ходьбе ноги тяжелеют, неуверенность в походке, покачивает. Шум в ушах. Во рту то пресно, то горчит, чувствую, несколько ослаблена умственная деятельность, появилась рассеянность, трудность сосредоточения, особенно в разговоре, некоторая забывчивость, ослабляется память, а также слух. Погода без изменений: низкая облачность, небольшой южный ветер, температура воздуха днем минус 19 градусов.