Он в изнеможении закрыл глаза, чувствуя, как пол, на котором он лежит, раскачивается, точно плот в море, и вот-вот перевернется. Вдруг пронзительный женский визг заставил его вновь поднять свинцовые веки. Над ним в круге света маячило лицо Даши. Она что-то кричала ему, и где-то вдалеке ей вторил голос Люды. Что им надо? Чего привязались? Он больше не может ни говорить, ни шевелиться. Павел пытался послать их к черту, но вместо этого из его рта вырвалось лишь мычание.
– Убили! Убили! – Наконец, до него дошло, о чем они орут. А затем он услышал сквозь пелену голос Коляна: «Идите на хрен» и провалился в забытье.
Даша поняла, что мужики в глубокой отключке и от них ничего не добьешься. Но что же произошло? Неужели это они убили старика? За что?! Она с ужасом рассматривала тело на полу. Лицо старика опухло так, что он стал похож на китайца. Под узкими черточками глаз налились багровые кровоподтеки. Струйка крови, успевшая подсохнуть и потемнеть, тянулась от свернутого набок носа к подбородку, укрытому редкой бороденкой, превратившейся в мокрый, пропитанный кровью комок.
Продолжавшая орать Люда мешала думать, и она резко дернула ее за руку:
– А ну, хватит! Твои вопли нам не помогут!
Та замолчала и начала всхлипывать. Ее трясло. Даша подняла стоявшую на полу начатую бутыль с самогоном, удивившись, как та уцелела и даже не опрокинулась, и сунула горлышко под нос подруге:
– Выпей.
– Фу, вонь какая! Что это?
– Спиртное, судя по запаху. – Даша отхлебнула сама, зажала рот рукой, чтоб не выплюнуть все обратно, и снова протянула бутыль Людке. Та взяла и тоже сделала глоток.
– Ого! – выдохнула тут же с перекошенным лицом. – Там что, сто градусов?
– Зато сейчас полегчает.
Даша шагнула к столу и бессильно опустилась на стоявший рядом табурет. Второго не было, и Людка села на перевернутое ведро, придвинув его поближе к Даше. Они молча выпили около половины бутылки, глотая по очереди, прежде чем смогли разговаривать.
– Что делать теперь? – начала первой Людка, немного успокоившись и осмелев от самогона. – В тюрьму вместе с ними пойдем? – Она мотнула головой в сторону храпящих на полу мужиков.
– Никто не пойдет в тюрьму, – произнесла Даша медленно. – Никто ничего не видел и не слышал. Вокруг нет никого – ни соседей, ни прохожих. Никто об этом не узнает.
– Да? Думаешь, никто? – спросила та с надеждой.
– Если сами не проболтаемся, все будет нормально. – Даша решительно кивнула. – Старика искать не скоро начнут. Может, вообще не начнут.
– Что же мы, просто уйдем? А его куда? – Люда с опаской взглянула на труп старика.
– Спрятать надо. Вот мужики очухаются, за избушкой его закопают.
– Слушай, может, лучше все так оставить? Подумай сама: кто-то когда-то все равно к нему наведается. Найдет труп, подумает, что сам помер. Упал от сердечного приступа, например, и убился. К тому времени он сгниет уже.
– А вдруг слишком скоро найдут, а он весь избитый? Нет уж, так нельзя оставлять, – возразила Даша, отхлебывая самогон. В бутылке оставалось не больше четверти.
– Зато, если найдут его, закопанного в землю, тогда вопросы возникнут: – а кто его хоронил, если он один живет, и вокруг ни души? И почему нет ни гроба, ни креста? Поймут, что тело прятали, тревожно прошептала Люда и глотнула еще горячительного.
– Да кто его в земле-то найдет? – фыркнула Даша.
– Мало ли…
– Не найдет. Поглубже закопают.
– Может, лучше его в озеро бросить, а? – оживилась вдруг Люда, осененная, как ей казалось, блестящей идеей. – Тут от входной двери три шага сделать. Бульк – и нет его! И копать не нужно. Уж там его точно не найдут. Сомы сожрут, и никаких следов не останется.
– А что, идея неплохая! – Даша перевела взгляд на тело хозяина дома. – Жаль, камня нет, чтоб на шею повесить.
– О, смотри, вон топор в углу. Давай снимем с топорища и привяжем за веревку, – предложила Люда.
– Одного топора может быть мало.
– Щас, погоди, поищу. – Люда встала и пошла за топором, перешагивая через лежащих и при этом высоко вскидывая длинные угловатые ноги. Вернулась с топором и огромным молотком.
– Этого должно хватить. Молоток нашла. Тяжеленный!
– Ничего себе! Да это кувалда! Теперь веревку надо какую-то. – Даша наступила ногой на лезвие и сдернула с топора топорище, которое так усохло, что соскочило без труда. Потом то же проделала и с молотком. Люда в это время срезала ножом веревку, натянутую под потолком, наверное, для сушки одежды, хотя странно было думать, что грязный, вонючий старик когда-нибудь ее стирал. Вместе они соорудили два грузила.
– Пойдет, – решила Даша, взвесив их в руке. – Всплыть не должен. Мужики проснутся и утопят.
– Слушай, а давай сами? – предложила осмелевшая Люда. Хмель растекся по жилам, вытеснив страх.
– Еще чего не хватало – тяжесть такую таскать! – возмутилась Даша. – Кто укокошил, тот пусть и таскает!
– Да, но я не могу уже на него смотреть, – возразила долговязая. – Лучше убрать тело отсюда поскорее, а потом можно и расслабиться, да еще самогоночки выпить! Хорошо ведь сидим? А будет еще лучше!
– Ну, не знаю. Может, ты и права. Мне тоже неприятно, что мертвяк в избе лежит. Все настроение портит. – Даша снова взглянула на тело, оценивая вес. Не такой уж он и тяжелый, должно быть. Вон, высох весь, одни кости под одеждой торчат. Поди, весит не больше гуся. Хотя она и не знала, сколько весят обычно средние гуси, но почему-то именно такое сравнение пришло ей на ум при виде скрюченного стариковского тела. – Давай попробуем.
Вдвоем они легко подняли его, будто то был старый матрас, и понесли к двери. Люда, пятясь, наступила на руку спящего мужа, и Колян выдал во сне длинную нечленораздельную тираду, в которой угадывались нецензурные слова. Она раздраженно лягнула его ногой и проворчала:
– Нагадил, скотина, убирают за ним, а он еще недовольный! И так всю жизнь! И где были мои глаза, когда замуж выходила? Ведь паинькой прикидывался!
– И мой – скотина, – пропыхтела Даша, волоча ноги деда. – Разведусь после этого. Не хочу с убийцей жить. Вечно буду этот кошмар вспоминать. Хорошо, хоть детей не завели.
– Точно.
Снаружи было холодно. Даже выпитый самогон не согревал.
– Такое впечатление, что минус пять где-то, – стуча зубами, прошипела Даша, уже надевая грузы на труп, брошенный ими на траву у края обрывистого берега.
– Май все-таки. И север, хоть и не крайний. – Людка топталась рядом, наблюдая за манипуляциями Даши. Затем вместе они столкнули тело, и оно с глухим всплеском ушло под воду.
– Ну, все. – Даша потерла руки, будто не труп утопила, а пирог в духовку поставила и была довольна, что управилась. – Подан поздний ужин для сомов!
Они еще с минуту постояли, глядя, как успокаивается рябь на поверхности омута в свете луны. Царила мертвая тишина. Было странно, что даже лягушки не квакали.
– Интересно, здесь глубоко? – шепотом сказала Людка, сцепив руки перед собой.
– Да ладно! Вода такая мутная, что сверху все равно не видно. Никто его не найдет. Пошли уже, холодно как! – Даша потянула ее за полу куртки. – Давай. Хочу еще выпить. А бутылок в доме полно, я видела. Помянем усопшего.
Они вернулись в дом. Странно, теплее им не стало. Казалось, когда уходили, пар изо рта в избе не шел. А теперь при каждом слове перед лицом возникало мутное облачко. Пальцы заледенели и с трудом удерживали бутыль с самогоном, хотя в ней его осталось совсем мало. Даша сделала глоток и тут же выплюнула все на пол:
– Ф-ф-фу-у-у! Что это?! – Она поднесла бутыль к глазам, рассматривая содержимое, и вдруг брезгливо отбросила ее от себя. – Там головастики! Гадость какая! Бе-е! – Она высунула язык, собираясь изрыгнуть выпитое, но у нее ничего не вышло.
– Что случилось? – не поняла Людка. Подняла катающуюся по полу бутыль, понюхала горлышко и скривилась: – Боже! Тиной воняет, как из озера!
– Вот кто это сделал? – Даша с подозрением глянула на храпящих мужиков. – Вылили остатки самогона, налили протухшей воды, которую неизвестно где достали, потому что из дома не выходили, и снова легли на пол спать? Так, что ли? Просто невероятно! А другого объяснения нет. Ведь мы только что пили из этой бутылки, и там был ядреный самогон! Вышли на десять минут, вернулись, и вместо него – тухлятина! Что за чертовщина?
Пока Даша разорялась, Люда нырнула под стол и извлекла новую бутыль, наполненную мутной жидкостью, даже отдаленно не похожей на самогон. Зеленый налет, украшавший дно и стенки сосуда, свидетельствовал о том, что внутри – старая вода, долго простоявшая на свету или зачерпнутая из озера. Женщина удивленно отставила ее в сторону и полезла за другой, но та оказалась такой же зеленоватой. Люда, не сдаваясь, вытащила следующую, но и та отливала изумрудным оттенком. Она перебрала все бутылки, а Даша откупоривала их, нюхала и морщилась.
– Что за бред?! Что тут происходит? – бормотала она, качая головой. Убедившись, что самогона больше нет, обе сели у стола и загрустили. Поминки отменялись.
– Слушай, может, правда, наши мужики весь самогон в бидон какой-нибудь слили, пока нас не было. Сейчас встанут и начнут над нами ржать. А? Разыграть решили? Ну не может быть этого, я до сих пор еще пьяная, не от воды же! – Даша все никак не могла поверить в случившееся.
Люда подошла к мужу, присела на корточки, потрясла за плечо.
– Ну, пошутили, и хватит. Вставайте уже! – сказала она, повернулась к Даше и покачала головой. – В ауте полном. Даже веки не дрогнули.
– Тогда кто? Кто это сделал? – шептала Даша, схватившись рукой за лоб. – Или мы обе чокнулись, или же здесь происходит нечто сверхъестественное. И, знаешь, если уж выбирать, я бы лучше чокнулась.
– Ладно, успокойся. Давай печку затопим, а то меня трясет. Дубак-то какой! Вообще! – Люда поискала глазами дрова и вдруг испуганно вскрикнула, выставив руку в сторону:
– Там!… Из-за печки кто-то выглянул!
– Да ну, показалось, – ответила Даша, но напряглась, уставилась в указанном направлении. Ничего особенного, черная бревенчатая стена и старый тулуп, висящий на гвозде.
– Я видела, видела, – шептала Людка, не отрывая глаз от угла печки. – Что-то страшное такое, черное, лохматое, и глаза красные!
– Да брось, пугаешь меня! – взвизгнула Даша. – Ты специально, да? И так хватает на сегодня ужасов. Показалось тебе.
– Но я, правда, видела. Там есть кто-то… Пойдем вместе, посмотрим?
– И с места не сдвинусь, пока утро не наступит! – Даша опустилась на скрипучий табурет. Она уже не шевелилась, но скрип почему-то продолжался, и раздавался он уже не из-под нее, а от входной двери, что была справа неподалеку.
– Ты слышала? – нервно спросила она, когда скрип прекратился.
– Что? – не поняла та, продолжая таращиться на печку.
– Дверь скрипела. Будто ее кто-то открыть пытался.
– Да ну? Может, ветер? – Обезумевший взгляд Людки метнулся к входу.
– Нет, она плотно закрывается. И тяжелая, – пробормотала Даша, бледнея.
– Тогда кто? – Долговязая подруга встала и шагнула вперед.
– Посмотреть хочешь? – Даша тоже встала. Обе вздрогнули от скрипа табурета, но дверь, которую они сверлили взглядами, осталась неподвижной.
– Мамочки, как страшно-то! – Людка сделала еще один шаг. – Мне кажется, там стоит кто-то.
– Где? – От напряжения глаза Даши заболели.
– Там. – Людка опять вытянула длинную, как жердь, худую руку. – Там, за дверью. На крыльце.
– С ума сошла! Ты же не можешь сквозь дверь видеть? – зашипела на нее Даша. – Нарочно пугаешь, издеваешься!
– Я слышу, как он сопит прямо за дверью.
– Ну, все, надоело! – Даша решительно пнула незапертую дверь, и та распахнулась настежь под заунывный вой ржавых петель. Никого. Черный проем был пуст, но на кривых рассохшихся досках старого крыльца темнело мокрое пятно, покрываясь на глазах ледяной коркой. Обе одновременно взвизгнули и отскочили в глубь комнаты.
– Видела? – воскликнула Люда, вцепившись в Дашину руку. – Стоял! Там кто-то стоял!
Дверь все еще покачивалась, издавая леденящий душу скрип.
– Почему доски мокрые? – Даша сверлила взглядом темноту, скованная ужасом. – Не мог же старик из озера выбраться! Он был мертвый, совсем мертвый… – бормотала она. – Но кто тогда?
Ветер ворвался внутрь вместе с мелкими колючими снежинками. Но о том, чтобы выйти на крыльцо, достать ручку и закрыть дверь, невозможно было и думать. Обе стояли, трясясь от страха и студеного ветра, задувавшего с улицы, не смея шелохнуться.
Колян вынырнул из забытья и почувствовал, что замерзает. Щеки и пальцы рук щипало от мороза. Было тихо. Под потолком тускло мигал фонарь, раскачиваясь от ветра. Вокруг метались снежные хлопья. «Что такое, зима, что ли?» – удивился он и задумался о том, где находится. С трудом вспомнил, что вместе с Павлом пришли к старику, про клад хотели разузнать. Самогон пили, пока ждали. Повернул голову, увидел спящего рядом друга. Одежду его снегом припорошило. Откуда снегу взяться в мае? Ведь май же на дворе, он вспомнил это. Посмотрел в сторону двери и оторопел. Подумал даже, что спит еще на самом деле, ведь не может наяву быть такого. Или горячка белая началась? Точно, пить меньше надо. Такие уродины только в пьяном бреду привидеться могут. Жуткие страхолюдины, будто из фильма ужасов выбрались. Встали у двери, не шевелятся. Длинные волосы висят сосульками, в них водоросли запутались. Лица зеленые, прогнившие. Глазищи мутные, белесые. Вместо губ – две кривые синие полоски, не рты, а шрамы. Кикиморы болотные самого тошнотворного вида. Интересно, что будет, если подойти к ним? Исчезнут или нет? Уверенный в том, что кикиморы не настоящие, Колян заворочался и поднялся на ноги. Те мгновенно взгляды с открытой двери на него переметнули и губами задвигали быстро-быстро, будто говорили что-то, но ни звука не издавали. Он шагнул к ним, шатаясь. Приметил кочергу, валявшуюся у стола. Очень кстати, сейчас она ему пригодится. Сон это или не сон, а кикимор из избы прогнать надо и дверь закрыть, чтоб снег не летел, да запереть покрепче, чтоб всякие мерзости больше внутрь пробраться не могли. Размахнулся кочергой, а те вдруг руками замахали, рты немые разинули. Не хотят уходить. Ну что ж, им же хуже будет. И всадил с размаху кочергу прямо в рожу одной. Она тут же на пол свалилась и скорчилась вся, задрыгалась. Другая выскочила наружу и умчалась в ночь. Колян подтолкнул к порогу ту, что кочергой огрел, но она руками в ноги его вцепилась, да больно так, будто клещами сдавила. Он пнул ее изо всех сил, та на крыльцо вылетела и кубарем по ступенькам скатилась на траву. Посмотрел – лежит, не шевелится. Другой не видать. Закрыл дверь и запер на засов. Так-то лучше. Обернулся и похолодел. Что за наваждение? Не успел кикимор прогнать, а тут черт рогатый откуда ни возьмись появился. Стоит посреди избы, шатается, лапы когтистые мохнатые к нему тянет. Страшный-то до чего! Рыло свиное на морде, черной шерстью покрытой. Рога на лбу торчат. Глаза горят, будто угли раскаленные. Ну и сон! Просто кошмар какой-то! Когда же он кончится? И Павел куда делся? Ведь в начале сна-то он был, спал на полу рядом с ним, а теперь исчез, нет его там. Что же с чертом-то делать? Идет на него, вот-вот схватит. Может, задушить вздумал? Нет, сон это или не сон, а бесу проклятому его не одолеть. Кочерга еще в руке. Хорошо, что не бросил. Взялся покрепче за рукоять да врезал с размаху прямо между рогов. Тот пошатнулся, но не упал. Еще врезал – не падает, мало ему. Но попятился. Колян пошел в наступление. Вдруг черт поймал кочергу да дернул на себя. Потеряв равновесие, Колян рухнул на пол, стукнувшись лбом так, что искры перед глазами взметнулись салютом. И провалился в темноту.
Даша в панике мчалась, не разбирая дороги. Колян сошел с ума. Людкино лицо с торчащей в глазнице кочергой стояло перед глазами. Надо было сразу удирать, как только увидели убитого старика. На что надеялись? Она всегда подозревала, что Людкин муж сумасшедший. Все время ее лупил. Зверел по пустякам, даже трезвый, а уж пьяный и подавно невменяемым становился, вот и укокошил. Господи, что делать-то? Куда бежать? Тьма непроглядная кругом, да еще метель поднялась, буря настоящая. Снег под ногами скрипит, вся земля усыпана. Даша помнила, что слева от избушки близко озеро. Не оступиться бы, не свалиться в воду. Остановилась оглядеться. Маленькое оконце светилось вдалеке. А больше ничего видно не было – лишь тьма да снежные хлопья. Слава Богу, сумасшедший Колян за ней не погнался. Людку-то как жалко! Но как ей помочь? Теперь ей, наверное, уже ничего не поможет. Вряд ли после такой травмы выживет. А Павел? Там же Павел остался! Хоть бы Колян его не тронул. Не должен. Ведь тот спит на полу, внимания не привлекает. С сумасшедшими самое главное – внимания не привлекать. Но ей-то что делать? За ночь замерзнуть можно, холод-то какой! Идти некуда. Решила подождать. Бежать еще дальше страшно. В такой глуши и волки, наверное, водятся, да и заблудиться можно, ведь близко лес. А тут хоть свет из оконца виден. Отдышалась, в себя пришла немного. Мысли бег замедлили. Стала думать. Наверняка приступ Коляна долго не продлится. Скоро очухается и поймет, что натворил. К утру, должно быть. Там Павел проснется, пойдет ее искать. Главное – не замерзнуть насмерть. Одежда не очень теплая. Курточка спортивная, шапки нет. Хорошо хоть кроссовки не снимала, потому что в избе пол грязный был, а то босиком убежала бы. Шанс выжить есть, только надо двигаться. Даша поприседала, потом запрыгала. Снег захрустел под ногами. Надо же, аномалия какая: снег в мае! А днем жара стояла градусов под тридцать. Устала прыгать, остановилась. Снег продолжал скрипеть. Рядом совсем. От страха обмерла. Кто там? Шаги. Будто вокруг нее ходит кто-то, но кто, не видно в темноте.