– Ты зря мне не веришь, я тебе сейчас докажу, что оборотни существуют. Только постарайся не отключаться и не орать! – словно психолог пациенту говорит девушка. – Не будешь больше горланить?
Её сильная рука закрывает мне рот, и приходится согласно моргнуть, чтобы убралась ладонь, пахнущая лимоном. Даже слюна выделяется на цитрусовый запах.
– Брось заливать! Чего ты из меня дурака дела… – слова застревают на полпути, я замираю.
Руки девушки покрываются мехом. Она откидывает поясок с халата, я невольно слежу за его полетом. Он пестрой змеёй падает возле темнеющих ног. Тапочки повисают на черных когтях. Шерсть взрывает девичью кожу изнутри и выплескивается целыми островами коричнево-серого мха. Я невольно пытаюсь отползти от возникающего чудища.
Девушка увеличивается в размерах. Руки растут как под воздействием волшебных стероидов, в какой-то миг они сравниваются по толщине с моими ногами. Халат трещит на вырастающей фигуре, и девушка срывает его с себя.
Девушка?
Я протираю глаза – передо мной возвышается огромный зверь. Похожий на медведя, с удлиненными лапами и осмысленным взглядом. Загривок упирается в держащую балку на потолке, а это три метра, не меньше. Ноги по толщине могут соперничать с фонарными столбами, клыки длиннее моих пальцев. Этими-то зубами создание и впилось мне недавно в руку…
Чудовищное соединение человека и медведя.
Далеко выпирающая челюсть перекусит любой рельс, на мощной груди уляжется теленок. Небольшие ушки прижимаются к лобастой башке. И это чудовище улыбается мне, ласково так, мягко, но сердце покрывается ледяной коркой и начинает биться через раз. По мощному бедру сползают лопнувшие кружева бежевых трусиков.
– Ну что, парень, понравился стриптиз? Извини, что без музыки! – от гулкого рычания трепещут оконные стекла.
Чудовище шагает к кровати и склоняется надо мной. Из пасти несет гнилостным запахом разложения и смрада. Напоминает удушливо-кислый запах из детства, когда мы с мальчишками нашли в кустах полуразложившийся труп собаки.
От вида этого создания, запаха, рыка, кровать взвивается диким жеребцом и сбрасывает меня в неизвестность. Белыми полосами мимо проносятся летящие звезды. Они все почему-то пахнут лимоном. При желании их можно лизнуть, но язык распухшей улиткой лениво шевелится во рту и не желает вылезать наружу. А звезды смеются и дразнятся, улетают дальше. На смену им приходят другие, такие же холодные и бездушные.
Холодная ладонь на коже лба. Как приятно.
Я морщусь и, не открывая глаз, глажу ласковый предмет. Шелковистая мягкость кожи ощущается необыкновенно чувствительными пальцами. Я удивляюсь ощущениям – словно с кончиков пальцев сняли кожу, и приходится касаться оголенными нервами.
– Парень, ты закончил меня щупать? – звенит насмешливый голос.
Я растаскиваю тяжеленные веки и смотрю на девушку. Гордо восседая на табурете, в другой руке она по-прежнему держит тарелку с бульоном. В небольшой комнате темнеет, вечер вступает в свои права. Алые отблески заходящего солнца лениво скользят по беленому боку могучей печи.
Где же чудище?
Привиделось?
– Мне приснилось, что ты превратилась в медведя, – растягиваю непослушные губы в улыбке.
– Да нет, не приснилось тебе это. Просила же не грохаться в обморок, а ты… – девушка протягивает бульон.
Я отрицательно покачиваю головой.
Не привиделось! И это всё – правда?
Жесть!
Ведь видел же в фильмах, но считал всё это выдумкой режиссеров и сценаристов. А теперь эта «выдумка» сидит рядом… с тарелкой бульона в руках.
– Ты… оборотень?
– Да, и ты теперь тоже.
– А как же родные? Я ведь могу их тоже?..
– С родными придется расстаться. Иначе может выйти тоже, что и у нас с тобой. Увы, это условие Игры. Если тебе дороги родные, то забудь про них навсегда. Это то, что ты должен сделать в первую очередь.
– Как от этого избавиться? – я перебираю в памяти все эпизоды про лунное безумие людей-оборотней.
– Если бы я только знала, – говорит девушка, плотнее запахивая халат, на рукаве замечаю небольшую прореху. – Меня также обратил Федор, тот парень, что помогал нам.
– Хорошо, давай успокоимся и поговорим? – пока мы разговариваем, не так болит рука и не дергает грудь. – Ты укусила меня, потому что я начал к тебе клеиться и оказался другом охотника? Так? Про флирт я понял, но вот кто такой этот охотник? Что за Игра? И с какого я тут бока?
– Александр Алешин, твой друг. Он является охотником на оборотней, – мне кажется, что у девушки злорадно блестят глаза. – А я оборотень-берендей, то есть превращаюсь в медведицу. Сам видел. Ты вошел в Игру «Война кланов». Игра Богов… Как бы тебе это объяснить? Тысячи лет назад три Бога решили выяснить – кто из них сильнее? В драке они так и не смогли этого решить, потому как почти что бессмертные и битва ничего не выявила. Тогда они договорились взять по пять тысяч человек и создать из отобранных кланы. Переложили выяснение на людей. Перун взял себе клан людей-охотников, Волчий Пастырь подхватил людей-волков, а Велес выступил за людей-медведей. В ходе войны люди-охотники одолели остальные кланы, но Игра не закончилась. Богам надоела человеческая суета и они бросили Игру, но Игра не бросила людей. До сих пор идет война кланов. И никто не знает, как её остановить. Кстати, мы так и не познакомились. Я понимаю, что секс это не повод для знакомства, однако у нас всё гораздо интимнее – я в некотором роде твоя вторая биологическая мать. Марина, – и девушка протягивает руку.
Совсем недавно вместо неё была мохнатая лапища…
– Ни фига себе, вот это новости. А! Да! Евгений меня зовут. Так значит Сашка – охотник на оборотней? Круто, а мне даже и не сказал. И тётю Машу порвали не волки, а …
Я вспоминаю нашу злопамятную драку, черного зверя, напавшего на отморозков. Серое существо, что кинулось на черного. Их короткую яростную битву. Два существа, похожие на волков… Оборотни!
И они так просто находятся между людьми? Ходят, разговаривают, улыбаются, а по ночам рвут неосторожных прохожих… Так вот откуда столько смертей… Для меня мозаика начинает складываться в общий узор. В оскаленный человеческий череп.
– Да! На неё напали другие оборотни, более привычные для человека. Полулюди-полуволки, перевертни. Ты мог их видеть по фильмам или картинками. И сейчас Иваныч с ребятами помогают Саше.
Я со стоном закрываю глаза рукой – и зачем мне всё это? Съездил, развеялся, блин! Гадство! Гадство!! И ещё раз – ГАДСТВО!!!
– Марин, ты дома, аль нет? – слышится с улицы женский голос.
– Лежи тихо, я сейчас, – поднимается с места девушка.
Вот он! Мой шанс вырваться на свободу! Только позови, и прибегут люди, помогут, спасут…
Первое задание
Что-то меня останавливает. Я кидаю взгляд на свою руку. В свете уходящего солнца еще видна грязная паутинка. Она потихоньку стекается к месту укуса, рука принимает свой естественный вид. Грудь тоже перестает дергать отдираемым скотчем. Понемногу боль уходит. Я пытаюсь пошевелиться – вполне терпимо.
Я оборотень? И могу также принимать вид медведя?
Как только я думаю об этом, так сразу же откуда-то из края глаза выплывает текстовое сообщение. Прямо как во время игры в приставку, когда один из игроков толкает текст.
Первое задание:
Научись владеть приобретенным даром
Текст тут же пропадает, как будто понимает, что я его прочел, осмыслил, забил.
Даром! Так это дар? Меня кто-нибудь спросил – хочу ли я такой дар?
– Чего звали, тетя Света? – хлопает дверью хозяйка дома.
– Да смотрю, что машина давно стоит у дома Иваныча! Вот и думаю, может, приехал кто, а их дома нет?
– К Федору друг приехал, он «буханку» и оставил. Вместе куда-то упорхнули. На рыбалку или ещё куда. Разве ж он мне докладывается?
– А-а-а, а я-то думаю, – протягивает женский голос и через паузу продолжает. – Свадьба-то у вас когда, Марин? Или Федя ждет, пока у тебя пузо появится? И так деревня стаканы начищает, все вас ждут.
– Будет, тётя Света, всё будет. С Федей пока не разговаривали, но к этому всё движется, – звенит весёлый голос Марины.
Я через стены ощущаю, как её щеки зарделись.
– Давай, давай, Марина, а то пропадёт мальчишка-то без женского ухода. А он и работящий, и руки на месте, сама видела, какую мотоциклетку они вместе со Славой сварганили.
Вот как, оказывается, сватают. Интересно, а меня также кому-нибудь сватали? Да вроде бы родители ничего такого не говорили.
Родители!
Алой молнией мелькает росчерк мысли. Теперь придется расстаться с ними? Или их тоже укусить, и заживем все вместе одной большой дружной семьей оборотней? Горькая усмешка кривит губы, я стираю её здоровой рукой.
Ого! Тело становится послушным? Я пытаюсь сесть на кровати. Получается! Сначала швыряет на спину, но успеваю упереться рукой и выпрямляюсь.
Я в трусах! Уже хорошо.
Женский разговор журчит за стенкой. Обсуждают Фёдора, за компанию ещё и Вячеслава с Иванычем. Женщина говорит по большому секрету, что давно приглядывается к «салидному мущщине». Марина обещает намекнуть Иванычу о таких «приглядках».
Потом они снижают голоса, словно боятся, что их кто-то услышит. Недолгий шепот и дружный смех двух женских голосов прорезает вечернее небо. О чем же еще могут смеяться две сплетницы, разговаривающие о мужчинах, как не о размерах мужского … интеллекта?
Я наклоняюсь к печке.
Раз, два, три и встану!
Ноги – тяжеленные тумбы, но пальцы вроде бы шевелятся. Вот сейчас.
И раз, и два, и три!
Шершавая побелка печи колет ладони. Я упираюсь в печной бок и пытаюсь удержаться.
Ноги сгибаются в дрожащих коленях. Крупная дрожь трясет тело, я чувствую, что сползаю вниз. Пальцы напрасно хватаются за стенку, я скольжу к деревянному полу.
Разноцветный половичок смягчает звук падения, но стекла звякают в замазанных рамах. Крашеный суриком плинтус оказывается перед моим носом. Падаю неудачно – срывается повязка с груди. Она стягивает за собой не успевшую основательно запечься корку на ране, и кровь капает на синюю поверхность дорожки. Я стискиваю зубы, чтобы не застонать.
– Марин, что-то у тебя там грохнуло? – озабоченный голос.
Я тут грохнул, кто же ещё? Придите и проверьте.
Блин, как же больно! Будто упал на догорающий костер. Тело горит и сотрясает судорогами.
Нет, не приходите, ведь я могу укусить, и тетка станет такой же? Или пройдет инкубационный период, и я сначала окуклюсь? Что угодно, какие-нибудь мысли, но только уводящие прочь от резких толчков. Кажется, что сквозь большие дыры в животе вытаскивают кишки и наматывают их на ножку кровати…
Думать о небе! О синем небе, о плывущих облаках. Вон то, в форме лошадки, с большим хвостом, с вытянутой мордой, с огромными зубами оборотня…
– Пушок, наверное, уронил ковёр. Приставила к двери, а он же любитель когти поточить. И так два раза подшивала. Сейчас я ему задам! – звучит в ответ.
Пушок! Так вот как зовут это полосатое создание, что с интересом смотрит на меня из-за занавесок. Иди сюда, Пушок, помоги встать! Чего рыло воротишь, чувырла хвостатая?
– Пушуня моя! Он к нам ходить повадился, с моей Муркой трется на лавочке. Так что смотри, приплод тебе принесу, Марин.
– Хорошо, тётя Света! Справляюсь с Пушком и с приплодом тоже справлюсь.
Я переворачиваюсь на спину, словно двухсоткилограммовую штангу выжимаю. Холодный пот выступает на коже. Сейчас отдышусь и привстану!
– Да кто у тебя там шебуршится-то, Марин? Может моя Мурка к Пушку в гости зашла? Пустишь посмотреть? – спрашивает тетка.
Вот это у неё локаторы! Я вроде бесшумно перекатываюсь, а она всё равно слышит. Пушок, прогони её! Мявкни, дружок! Махни на неё хвостом.
– Да, тётя Света, пойдем, конечно. Почаёвничаем! Я как раз пироги готовлю, вот только соли не осталось. Одолжишь до завтра, а то сегодня магазин уже закрыт? – после небольшой паузы спрашивает Марина.
– Ой, пойдём, пойдём, Мариночка! Конечно дам, какие могут быть вопросы, и отдавать не нужно. У меня ещё пачка не распечатанная стоит с того года. А с чем пироги-то?
– С картошкой готовлю, Федя уж больно их любит. Вот приедут и тоже поедят.
Женские голоса удаляются от дома. Я выдыхаю, как мелкий воришка, который едва не попался на месте преступления. Кот мяукает согласно. Да ты, оказывается, гулёна? Извини за блюдце, дружище. Потом как-нибудь поквитаемся.
Я скручиваюсь скрепкой, благо прессом занимаюсь почти каждый день. Да и девчонки на пляже заглядываются на мою рифленую, как стиральная доска, плоскость живота. И потом, ночью, обожают проводить по кубикам рукой, спускаясь ниже…
Пушок, мы с тобой одной крови, ты и я!
Голова кружится от усилий, но главное, что я сажусь. Теперь подтянуть ноги, и опереться на край кровати. Головокружение. Меня бросает из стороны в сторону. Один раз такое было, в детстве, когда я сломал ногу, прыгая с одного гаража на другой. Мальчишки разбежались, увидев, как штанину прорвала белая кость. А я, как перепивший мужик, не мог встать, и всё время валился на спину. Изо рта лились стоны пополам со слюнями. Или это были слёзы? Сидел и выл, пока не пришли взрослые и не отвезли в больницу. Помню шину из досок. Матвеевна ещё долго эти заборные доски вспоминала, когда к ней на огород повадились бездомные собаки. Хотя, каким псам понадобилось бы выкапывать картошку?
Получается! Я покачиваюсь на дрожащих подпорках. Сердце в груди колотится как маятник у бешенных старинных часов. Ещё немного и, проломив ребра, вылетит на мягкую подушку, скатится к белой простыне.
Комната кружится, но я стою! Пусть «раком». Пусть шатаюсь. Пусть едва не сблевал, но стою!
Понемногу карусель останавливает веселый бег, и я пытаюсь шагнуть. Маленький шаг для человека, но огромный для оборотня.
Истерический смешок вырывается сам по себе. В моём положении только и шутить. Согласно мяукает Пушок. Его полосатое величество неспешно подходит ко мне и трется о ногу.
– Уйди, полудурок! Уронишь же! – я подвигаю пушистый бурдюк, и чуть не падаю на самом деле.
Кот запрыгивает на кровать и сворачивается клубком, желтые глазищи следят за моими потугами. Кажется, что это животное ждет и смотрит, что я буду делать, когда кончится кровать. А блестящая дуга спинки приближается всё ближе. Глядя со стороны можно подумать, что я играю в краба, двигаюсь боком и также выпучиваю глаза.
Рука обхватывает круглую дугу. Потная ладонь скользит по блестящей поверхности. Влажная полоса протягивается за ладонью, и она останавливается. Упор найден, и я подтягиваю вторую руку. Как же приятно выпрямиться. Кровь перестает капать с груди. Я оглядываюсь и вижу, что красные капли пунктиром пролегли по простыне. Ох, и получу же я от Маринки.
Позади меня шевелятся занавеси на межкомнатном проёме. Я собираюсь покинуть небольшую комнатку за печкой. По всей видимости, она служит спальней, так как кроме трюмо с зеркалом и кровати больше ничего нет в это пенале с одним окном. На трюмо разные флакончики-одеколончики, женские прибамбасы, губнушки и мази. Сам чёрт ногу сломит в этом хаосе, но для женщин это идеальный порядок и каждая вещь лежит на своем месте. Такое же и у моей мамы на прикроватном столике.
И раз, и два, и три! Я отталкиваюсь от кроватной дуги и пробегаю несколько шагов. Как малыш, что учится ходить, отпускает маму и бежит на неверных ногах в объятия отца. Я оказываюсь в большой комнате и успеваю зацепиться за спинку кресла. Ноги пытаются сплясать джигу, но я с трудом уговариваю их не делать этого.
В зеркальном шкафе отражается бледная физиономия, словно меня долго и упорно возили лицом по побеленной печи. Чёрной паутины не видно ни на руках, ни на груди, только неровная алая дорожка струится из раны. Шершавая ткань пледа щекочет ляжки, пожалуй, нужно присесть.
Стол под пластиковой скатертью, стулья со следами клея на перепялинах и спинке, диван с небольшим провалом, неудобное кресло, шкаф и тумбочка с неизменным телевизором – вот и всё, что сейчас танцует перед моими глазами. Ни штанов, ни футболки не видно, а в лежащее на диване платье нет никакого желания одеваться.