И вот свалилась на голову Надежда, случайная, незапланированная Надежда, непонятно откуда, непонятно зачем и в рамках какого сценария, и теперь он только и делает, что дышит через раз, когда говорит с ней по телефону, и вообще не дышит, когда видит и обнимает ее.
Она смогла пока только увидеть дракона и поговорить с ним. Она спросила у дракона о том, что он думает об антропотоках, и дракон сказал ей, что горизонтальные потоки – это не так интересно, как вертикальные. И пусть она не думает, что он говорит о смерти, – вовсе нет. Пройдет совсем немного лет, и она сможет наблюдать удивительную миграцию.
– Миграцию куда? – спросила Надя.
Дракон улыбался.
Дальше они пройти не смогли – то есть Марк с драконом могли, а ее не пускало и держало что-то – мягко, но крепко.
Не все сразу, понял Марк.
– Не отпускай меня, – попросила она беспомощно, когда он провожал ее.
– Не все сразу, – сказал Марк и прижался губами к ее шее. – Мне придется тебя еще немного поотпускать…
Этим же вечером позвонила Зоя, сказала, что только что прилетела из Канн и едет к нему. И что фестиваль был прекрасен – ну ты видел, я тебе посылала фотки. Он не видел. Он обо всем забыл за эти несколько дней. И еще она сказала, что купила платье.
– Какое платье? – рассеянно спросил Марк.
– Свадебное, Вегенин, – расслабленным голосом с эротическими нотками сказала Зоя, – цвета слоновой кости. С баварским кружевом.
Марк сидел в доме детей, в своей комнате и сжимал телефон обеими руками. У него зашумело в ушах.
– Папа, иди ужинать, – позвала дочь.
Он сослался на усталость и не пошел. Хотел позвонить Наде и не смог. Удовлетворился ее эсэмэской, что она доехала нормально и скучает. «Я тоже», – написал он в ответ.
Надя все же перезвонила, услышала его глухое «привет» и спросила:
– Что у тебя с голосом?
– Ничего, – сказал Марк.
– Точно? – переспросила она. Не поверила, значит.
И тут он разозлился. Вдруг, внезапно и сильно.
– У меня может быть разное настроение, у меня могут быть дела, послушай, я не должен отчитываться.
– Хорошо, извини, – сказала она и отключилась.
Марк увидел, как она медленно встает со стула на кухне, медленно идет в спальню и ложится там на кровать. И лежит зажмурившись. Просто увидел, и все. Может, и кухня, и спальня были несколько другими, чем те, которые возникли перед его глазами, но в том, что Надя совершила именно эти действия, он был уверен на сто процентов. И самое лучшее было – позвонить ей и сказать, что он ее целует, целует и сто раз обнимает, и хочет, и любит. Но он не смог, он вдруг понял, что его жизненные силы не бесконечны, что их надо бы попридержать и поднакопить для того, чтобы встретить Зою с ее платьем цвета слоновой кости и сказать ей все как есть, потому что говорить по телефону такие вещи не годится. И если он сейчас провалится в свое бездонное чувство, то станет беззащитным и слабым, а ему нужно выстоять, и не сойти с ума, и не сгореть от стыда, и не потерять лицо. А как все это сделать одновременно? Вот же черт побери…
Надя
Зачем я позвонила, повторяла она, зачем я позвонила. Господи, зачем, что делать, это так неожиданно и страшно, он не перезвонит, он рассердился, впервые рассердился на меня, неожиданно, сильно, на ровном месте. Я позвонила не вовремя, неуместно, он был не рад мне, оказывается, он может и не радоваться мне, он поставил меня на место, потому что кто я действительно и зачем ему нужна, я придумала все себе, я поверила в него и в дракона, нет никакого дракона, и этого городка в мальвах и георгинах тоже нет, и того человека, который тепло и влажно дышал мне в висок теплой летней ночью, нет и никогда не было, вместо него есть другой, которого я не знаю, а ведь думала, что уже знаю…
Надя сидела на полу, прислонившись спиной к дивану, и ей очень хотелось пить. Но встать и пойти на кухню она не могла. Она не могла себя поднять – ни усилием воли, ни усилием мышц. И тут позвонила Нино – как почувствовала что-то.
– Послушай, – сказала Нино, выслушав Надино закольцованное «зачем я позвонила», – послушай, мать, ведь ничего не произошло. Абсолютно ничего. Просто попала под горячую руку. Уверяю тебя, такое случается.
– Он больше не позвонит, – сказала Надя. – Никогда.
Нино молчала.
– Он больше не позвонит, – повторила Надя.
– А если и так? – вдруг согласилась Нино, и Надя зажмурилась. – Если и так? Что, умирать теперь?
– Я позвоню ему завтра, – сказала Надя. – Проведу завтра интервью с кандидатом и позвоню. Сама.
– С кандидатом в президенты? – неудачно пошутила Нино.
– С кандидатом в управляющие филиала агрохолдинга. И позвоню.
– Так, – сказала Нино. – Бери такси и дуй ко мне. Я иду за коньяком.
Надю ждал не только коньяк, но и накрытый с грузинским размахом стол – долма, чахохбили, лобиани, ачма и дымящийся шашлык.
– Мы в прекрасном мире живем, моя курочка, – сказала Нино и крепко обняла Надю. – Все привозят в любое время суток. Обожаю. И за это мой первый тост. За этот прекрасный заботливый мир.
Надя выпила первый бокал залпом и попросила налить еще. И заплакала.
– Ешь, – приказала Нино. – Ешь мясо. И пхали. И бажи. Вот я тебе бажи сейчас на хлеб намажу. Баааажи на хлеб намааажу… Бажи лечит душу, чтоб ты знала. И веточку кинзы сверху. Кинза тоже лечит. И мясо я тебе порежу маленькими кусочками. Ешь, любимая. Жизнь – боль. Плачь и ешь, одно другому не мешает.
После третьего тоста, который был за Илона Маска, создателя электромобиля, Нино заметила:
– Несоразмерная реакция.
Надя ела бажи чайной ложкой. Бажи действительно лечил, или ей просто хотелось в это верить.
– Несоразмерная реакция у тебя, – повторила Нино, – избыточная. Так могла бы реагировать пятнадцатилетняя дурочка с гормональной революцией в организме. Но ты взрослая женщина сорока лет и не дурочка. Хоть отворот делай, ей-богу.
– Я позвоню ему завтра, – сказала Надя.
– Выжди три дня, – посоветовала Нино и наполнила бокалы вновь. – Лучше четыре. Успокойся. И он пусть успокоится, если он вообще о чем-то волновался. Везде, где появляется сверхценность, все рвется по швам в итоге и летит к черту. Ты сделала из него сверхценность, а он просто мужик предпенсионного возраста и, похоже, со странностями. И вся эта психофизиологическая композиция меня очень беспокоит.
– Ты права, – сказала Надя. – Через три дня.
Нино резала для Нади мясо маленькими кусочками. Отложила нож, налила и выпила рюмку коньяку в одиночку, не призывая Надю в компанию, сказала, жуя веточку кинзы:
– Жизнь только и говорит нам, что зарекаться не стоит, все пытается с регулярностью курьерского поезда донести до нас эту простую мысль, но мы, конечно, не слышим, не слышим…
Марк
Зоя приехала спустя два с половиной часа после своего звонка, совсем ночью, одарила полусонных детей Марка французскими сувенирами и влетела к нему на второй этаж.
Он увидел ее, сияющую и благоухающую, и понял, что он все скажет ей завтра. Потому что у него сегодня нет сил.
Зоя стремительно высвобождалась из невесомых одежд.
– У меня нет сил, – сказал Марк чистую правду, – я отвратительно себя чувствую.
– Да бог с тобой, дорогой, – легко засмеялась Зоя, – я сейчас рухну рядом и засну.
Так она и сделала – уже через минуту спала, перекинув через него свою длинную ногу, разговаривала и смеялась во сне. Марк не заснул вообще, и наутро его мутило, будто с похмелья, хотя не пил он уже сто лет, а вот лучше бы напился вчера, чем бесконечно прокручивать в голове фразы будущего разговора – одну глупее другой.
Утром к Пашке прибежала Танька и заставила друга фотографировать их с Зоей и так и эдак. Таньке тоже достался подарок – розовый чехол для телефона, и они с Пашкой унеслись со двора с деньгами на пиццу, выданными Пашке заботливой будущей бабушкой. Я ничего не имею против, чтобы ты, малыш, называл меня бабушкой – веселилась тридцативосьмилетняя звезда кинематографа, взбивала в блендере ягодный смузи, жевала какой-то невообразимо душистый нормандский камамбер и периодически гладила Марка по голове.
– Какие у тебя волосы! – восхищалась она.
– Какие? – тупо спрашивал Марк.
– Мягкие, теплые…
– Пойдем в ресторан, – решился Марк.
– Зачем? – она засмеялась. – Давай валяться, сегодня же воскресенье. Я сейчас покажу тебе платье!
– Пойдем в ресторан, – угрюмо повторил Марк. – Одевайся и пойдем.
Зоя подошла к нему близко и заглянула в его глаза.
– Так-так… – сказала она. – Ну хорошо, пойдем в ресторан.
И тут позвонила Надя.
– Я не могу сейчас говорить, – сухо сказал Марк, – я перезвоню позже.
Три часа спустя он проводил Зою в гостиницу, – она не хотела садиться за руль, но и не хотела оставаться в его доме. Зоя была ровной, спокойной и вопреки его ожиданиям обошлась без всех присущих моменту женских спецэффектов. Единственное, что она сказала:
– Взял свои слова назад однажды, значит, и в следующий раз поступишь так же.
Марк вернулся домой, не чувствуя тела. Он решил, что позвонит Наде, вот сейчас прямо и позвонит, только успокоится немного. Он бы пошел к своему морю, но уже не мог никуда идти.
На кухне шумно возились Пашка с Танькой – поедали малину из миски.
– Деда, привет! – сказал Пашка. – А мы эту женщину видели, которая на желтом «Ситроене». – Она тебя нашла?
Марк почувствовал, что его изо всех сил ударили тяжелым тупым предметом в район солнечного сплетения.
– Где видели?
– Ну в городе, она сказала, что приехала к тебе, а мы сказали: «Так вы ему позвоните!»
– А она?
– А она сказала, что сейчас позвонит. А Танька сказала, что к тебе невеста приехала, знаменитая артистка. И показывала ей фотки на телефоне.
– И что вы поженитесь! – вставила довольная Танька.
– А она? – проговорил Марк, опускаясь на табуретку.
– А она сказала, что ей срочно надо домой, в Киев. И уехала. Вот.
– Когда это было? – спросил Марк, с трудом шевеля резиновыми губами, и прижал пальцем пульсирующую точку в уголке глаза.
– Вот недавно было! – Пашка сосредоточился. – Пятнадцать минут назад! Или семнадцать?
Марк позвонил зятю Леше и попросил дать ему машину. В Киев и обратно.
– Ты сколько за руль не садился? – мрачно поинтересовался зять. – Года четыре?
– Примерно. – Марк понял, что почти не может говорить.
– И ты собираешься ехать по этой трассе? Не дам.
– Леша!
– Я сам отвезу тебя, – сказал Леша. – Сейчас сдам дежурство и приду, потерпи.
– Что случилось? – спросил зять, когда они уже выехали на трассу.
– Можно курить? – Марк вертел в пальцах сигарету. – Курить можно?
– Да кури! – Леша открыл окно. – И пристегнись. Ехать же будем быстро, правда? Я дежурством поменялся, чтоб ты знал.
– Спасибо. – Марк закурил, набрал Надю и слушал гудки, пока они не оборвались. Еще набрал. И еще.
– Догнать желтый «Ситроен», – задумчиво сказал зять и поскреб подбородок. – С бабой за рулем. Ну че, реально…
– Я твой должник, – пробормотал Марк, с ненавистью глядя на телефон. – Я с тобой на рыбалку пойду…
– Не мое дело, ясен хрен, но кто она, та, которую мы должны догнать? А? – Леша обогнал фуру и тоже закурил. – Хотя я понимаю кто. В общих чертах… А что будет, если не догоним?
– Ничего не будет, – сказал Марк. – Больше не будет ничего.
– За Житомиром трасса идеальная, не волнуйся. – Леша улыбнулся сочувствующе. – Догоним и перегоним, пиздюлей надаем!
– Это не ей надо надавать пиздюлей, а мне. – Марк выбросил окурок в окно.
На идеальной трассе стояла мертвая километровая пробка.
Водители машин, стоящих впереди, периодически выходили и пытались рассмотреть, что там, вдали.
– Ну что? – крикнул Леша в открытое окно.
– ДТП, – сказала дама в красной бандане. – У меня сын там впереди стоит. Говорит, какая-то коза на «Ситроене» въехала в отбойник. Теперь нам не меньше часа тут париться. Как вы думаете, когда пойдет дождь?
Марк вышел из машины и пошел вперед.
Шел медленно, вслепую, на ощупь. Почти не видел ничего впереди, кроме вереницы автомобилей, слившихся в один разноцветный рукав.
– Отец, ты ок? – окликнул кто-то из машины. – Водички дать?
«Это не ты, – говорил он, – это не ты». За один его шаг сердце успевало сделать три удара, и пот катился за воротник рубахи, и резкая боль в диафрагме почти не давала дышать.
Это не ты.
В отделении нейрохирургии Житомирской областной больницы, возле двери в реанимацию, Марк сидел на корточках, потому что только так он и мог сидеть, сжавшись и обхватив колени руками. Леша же пристроился на длинной железной скамье с аптечным пакетиком, в котором была упаковка корвалола, одноразовый пластиковый стаканчик и бутылочка минеральной воды.
Конец ознакомительного фрагмента.