– Где яйцо, засранец? Отвечай, где яйцо?
Арринтур лязгнул зубами и еле выдавил из себя, заикаясь:
– Ттам! – и махнул рукой в сторону двора.
– Где там? Ну-ка пошли!
Иллиюм схватил его не по-старчески могучей хваткой и потащил во двор, прихватив светильник.
– Не надо, наставник! – завопил Арринтур, пытаясь вырваться из его рук. – Не надо, там дракон!
– Ах, вот как! Дракона, значит, боишься! А яйца красть не побоялся? Показывай, где яйцо, иначе, клянусь своей бородой, отдам тебя дракону вместо яйца.
Он поволок завывающего Арринтура во двор сквозь шум, треск, грохот и шипение. За порогом их ослепил свет полыхнувшего огня, а затем в темноте они увидел огромный силуэт дракона, который вытянув шею, злобно шипел, совсем как бешеный гусь. Он готов был накинуться на них и угрожающе распростер свои широкие крылья.
Старик прикрыв собой Арринтура, бесстрашно выставил вперед посох, и, перекрикивая грохот и шипение, громко прокричал свирепому гостю:
– Успокойся! Это ребенок стащил твое яйцо по незнанию. А виноват я! Не уследил, не научил! Я прошу простить меня! Мы вернем твое яйцо!
Дракон шипел, изрыгал огонь и бил крыльями, но старик даже не дрогнул и стоял непоколебимо, загородив собой Арринтура. Седые волосы развевались от ветра, поднимаемого бешеным взмахом крыльев, а огонь едва не спалил суровое лицо под насупленными косматы,ми бровями. Повыв и пошипев, и выразив весь свой неистовый гнев, дракон, наконец, утихомирился, словно потерявшая силу стихия.
Старик медленно зашагал к мастерской с вцепившимся в него Арринтуром. Дойдя до двери, Арринтур юркнул за порог и быстро отыскал ящик с драконьим яйцом. Трясущимися руками он передал яйцо наставнику.
– Ты оставил его в запертом ящике!? – голос наставник зазвенел от возмущения. – Да знаешь ли ты, что он может задохнуться без воздуха, олух! Ох, и молись же, чтобы с птенцом ничего не случилось!
Арринтур взвыл. Иллиюм осторожно понес яйцо наружу и аккуратно положил на землю. Дракон подлетел молниеносно и чуть не сбил старика с ног, который заблаговременно отошел назад. Дракон склонился над яйцом, потыкал его мордой с раздутыми ноздрями и что-то затрещал, совсем как родитель, успокаивающий своего малыша. Затем обхватил свою драгоценную ношу передними лапами, оттолкнулся от земли сильными задними конечностями и, поднявшись в воздух, улетел прочь.
Наставник обернулся к Арринтуру и грозно спросил:
– Так, значит, ты весь день занимался? Никуда не выходил? Отвечай, негодник! Что еще ты натворил?
– Ничего, наставник! Больше ничего! – захныкал нерадивый ученик.
– Отправляйся немедленно в постель, завтра я еще разберусь с тобой! Какого лжеца я воспитал! Какой позор на мою седую голову! Какой позор!
Арринтур, не дожидаясь повторного приказа, пущенной стрелой помчался в свою кровать. Накрывшись с головой, он долго не мог уснуть от пережитого ужаса, ломая голову над тем, каким образом смог узнать наставник, зачем явился дракон и кто является виновником пропажи яйца. Он долго вертелся и вздыхал, пока сон наконец не сморил его и не избавил от тягостных дум.
Жрец храма Ориона исколесил и истоптал множество дорог в разных мирах, разыскивая ребенка, которого вывезли много лет назад с Астерхума в малоизвестный и ничем непримечательный край. Наконец-то долгие годы его изнурительных поисков увенчались успехом. Он нашел того, кого так долго и настойчиво искал. Полдела решено.
Он хорошо помнил мир Астерхума, его храмы с хрустальными шпилями, пронзавшими небо и отражавшими свет, который причудливо преломляясь, расцвечивал пространство в немыслимо волшебные цвета. Помнил, как испытал бесконечное благоговение и трепет, когда впервые был допущен в Верховный храм звезды Астератус. Астерхум славился своими висячими садами с самополивом по всему городу, засаженными растениями со всех уголков вселенной. Бесконечные сады, которые наполняли воздух неповторимым благоуханием и ароматами тысяч и тысяч цветов, радовавшие глаз бесчисленными плодами самых разнообразных фруктовых и ягодных деревьев, простирались повсюду. Это был пестрый, яркий, многоцветный мир, место изобилия и процветания, чьи несметные богатства, казалось, не имеют ни конца, ни края. И вот, кто бы мог подумать, что из-за войн и катастроф он придет в полный упадок и разрушение. Так им и надо, астерхумцам! Уж слишком они задирали нос, слишком долго оставались на самой верхней ступени могущества, кичились своими знаниями и богатством. А кончили, как самые обыкновенные заитяне, которых и след простыл во времени, и никто о них больше не вспоминает.
Все секреты и знания астерхумцы унесли с собой, все ушло в небытие, кроме единственного последыша, в котором остался мир его предков, правителей древнего и могущественного рода. Этот мальчик скрывал в себе многие тайны и чудеса Астерхума, ключ от могущества канувшей в забвение цивилизации.
Подделки под астерхумские украшения, замороженные цветы и летающие доски все еще ценятся во всех уголках вселенной. Мошенники еще не отучились делать качественные копии с когда-то существовавших предметов быта и искусства Астерхума. Вот только никогда не научатся делать вечные светильники, всевидящие очки, разумные растения и серебристых единорогов. Подлинные артефакты, оставшиеся от осколков Астерхума, бесценны, очень редки и мало кому доступны. Настоящие подлинники растерялись во времени и пространстве только лишь из-за того, что попали не в те руки, и было совершенно непонятно назначение этих вещей, а без знания они, конечно же, не представляли никакой практической пользы, и могли сохраниться лишь в качестве сувенира или реликвии.
Он без труда нашел их домик и расположился неподалеку за густыми листьями кустарника. Отсюда хорошо просматривалось их место обитания, он даже был свидетелем инцидента с драконом. Нужно хорошенько изучить Иллиюма и его ученика, прежде чем приступить к осуществлению плана. Темный плащ хорошо маскировал его среди веток, и можно было безбоязненно наблюдать за их жизнью.
Наломав мягких веток, он соорудил из них ложе прямо на земле, устроился на нем, оперся спиной о ствол молодого деревца, укрылся плащом и сомкнул веки. Разбудил его стук двери. Заспанный мальчик с ослепительно белыми волосами в тканой светлой рубахе вышел из дома с бадьей для воды и спустился к ручью, что протекал неподалеку от дома. Набрав воды, он пошел назад, расплескивая воду прямо на свои сандалии, и скрылся за дверью.
Прошло достаточно времени. Жрец все так же наблюдал, подкрепившись козьим сыром и нектаром. Затем дверь отворилась, показался Иллиюм, облаченный в широкую хламиду, и вслед за ним мальчик с походной сумкой на боку.
Иллиюм шагал широким шагом, опираясь на посох, Арринтур держался сзади. После ночного происшествия он старался лишний раз не мозолить глаз старику. Они направились вглубь леса.
Все в природе проснулось. Пташки носились, как оголтелые, бабочки порхали бесшумно от цветка к цветку, жужжали пчелы, унося нектар, где-то высоко с деревьев раздавался стрекот стукача. Лесная многоликая и шумная жизнь бурлила со всей энергией, которая была отпущена Всетворящим.
Старик указал посохом на куст ярко-желтых цветов с темной сердцевиной.
– Что ты видишь? – обернулся он к Арринтуру.
– Это черноглазка.
– И это все, что ты можешь сказать?
– Ну, это многолетний цветок… Цветет сорок дней… новые цветки рождаются после опыления…
– Ты не по писанному отвечай. Что ты ощущаешь, когда видишь этот цветок? Разве он не красив?
– Ну, красив…
– И что ты чувствуешь, глядя на него?
Арринтур наморщил лоб.
– Цветок как цветок, желтый, как солнышко… настой помогает от простуды…
– Ты не из головы отвечай, а в сердце свое загляни, есть там что-нибудь?
Арринтур напрягся в мучительном усилии понять смысл вопроса старика.
– Радует тебя черноглазка? – подсказал старик.
– А от чего мне радоваться? – захлопал глазами Арринтур.
Иллиюм вздохнул.
– Что ж, не проснулось твое сердечко еще, значит. Если бы ты мог видеть сердцем, видел бы красоту во многих вещах, и пил бы ты эту красоту без конца.
Арринтур заморгал, вовсе теряясь от непонятных слов наставника.
– Пить красоту? Это как? Как нектар что ли?
– Не через глотку пьют красоту, а через сердце. И не желудок ты ею наполняешь, а душу, и становишься от этого мудрее, сильнее, выше.
Поглядев на тоскливый вид ученика, Иллиюм велел отправляться дальше. Они пошли через густую чащу, продираясь сквозь ветки, норовившие стянуть с головы Иллиюма колпак. Старик шагал уверенно по каким-то одному ему известным приметам, и вскоре они оказались у молодого крепкого деревца, устремившегося своей густой зеленой кроной ввысь.
– Вот она, афцелия, – любовно похлопал старик по стволу дерева. – Не бойся, милая, я только веточку у тебя позаимствую для своего посоха.
– Ну-ка, Арринтур, полезай на дерево и срежь мне подходящий сук. Вот для чего пригодились-то твои молодые ножки. Куда мне, старику, угнаться за ними.
Арринтур, скинув с себя сумку и зажав в зубах пильный нож, проворно вскарабкался на дерево по гладкому стволу, цепко обхватывая его своими конечностями. Взобравшись повыше, он запилил по дереву, и вскоре к ногам старика упал добротный прямой сук..
– Ишь, сорванец, какой хороший нашел, – одобрительно покачал он головой.
Он достал из сумки с инструментами поделочный нож, удобно устроился на ближайшем пеньке и собрался очищать сук от коры и веток. Но прежде посмотрел наверх:
– Слышь, сорванец, осторожней слезай, не вздумай с верхушки прыгать!
– Хорошо, наставник, – послушно откликнулся сорванец и прилежно слез с дерева без своих обычных выкрутасов.
– Подойди сюда, сядь, – велел Иллиюм, не отрываясь от своего занятия.
Арринтур с нехорошим предчувствием приблизился к нему и уселся прямо на травянистый бугорок.
– Что ты собирался делать с драконовым яйцом?
Арринтур понурив голову, стал рвать листья на траве под собой.
– Хотел вывести дракона и приручить, а потом летать на нем… – ответил он нехотя.
Иллиюм неожиданно разразился каркающим смехом. Прекратив водить ножом по дереву, он так сотрясался от смеха, что слезы выступили на глазах.
– Эх-хе-хе! Такое только тебе и могло прийти в голову! Приручить дракона, чтобы летать!
Он прекратил смеяться и сказал строго:
– Да будет тебе известно, что драконье потомство выводится чрезвычайно редко, и ты рисковал не только своей глупой головой, но и моей старой. Драконы готовы сражаться до последней капли крови за свое потомство, и если бы что-нибудь случилось с яйцом, мы бы с тобой сейчас здесь не сидели.
От одной только мысли, какой опасности они подвергались, Арринтур покрылся холодным потом и почувствовал озноб.
– Дурья твоя голова, – продолжал старик, – ты думал, дракон не сумеет найти похитителя яйца? Да они на тысячу расстояний чуют и видят все, что хотят видеть.
– Наставник, а как ты узнал, что дракон прилетел за яйцом?
– С помощью моей трубки. Она помогает мне видеть. А вот ты, шкет, можешь видеть и без трубки.
– Но я ничего не вижу!
– И хорошо, что не видишь! Еще не настало твое время, сынок, иначе натворил бы ты дел. Прежде нужно выучиться, понять, что к чему, различать, где черное, где белое. И самое главное…
Иллиюм замолчал и испытующе посмотрел на ученика. Арринтур с широко распахнутыми глазами внимал наставлениям старика.
– …самое главное, – продолжил старик, – вовремя понять, когда черное превращается в белое, а белое в черное. И всегда быть готовым к таким изменениям. Мир никогда не стоит на месте, запомни это хорошенько.
Закончив с посохом, они двинулись дальше по лесу. Иллиюм рассказывал ученику о растениях, росших вдоль тропинки, о деревьях, о грызунах и птицах. Среди густой травы его взгляд зацепился за какой-то предмет, и он торопливо направился к нему. В ловушке из рыболовной сети сидел обессиленный затравленный зверек с окровавленной мордочкой.
– Твоя работа? – гневно обернулся Иллиюм к ученику, который предпочел оказаться на безопасном расстоянии от наставника и стоял, опасливо косясь на его новый посох. – Отвечай, негодник!
Не дождавшись ответа, который, впрочем, был и так очевиден, рассерженный старик стал высвобождать зверька из клетки.
– Что же ты собирался с куницей делать? Разве я не говорил тебе, без нужды не смей охотиться на зверюшек и птиц? Из-за твоего самоуправства невинный зверек чуть не погиб мучительной смертью!
Гневный голос Иллиюма грохотал поверх кустарников и трав. Арринтур был готов провалиться сквозь землю. Старик, одной рукой потрясая разорванной клеткой, другой бережно прижимая к себе зверька, двинулся к нему. Нервы Арринтура не выдержали, и он пустился наутек, не разбирая дороги, перескакивая через кусты и сучья, задыхаясь от бешеного бега и страха получить взбучку.
– Вернись, окаянный! – гремел голос за спиной.
Бегство закончилось тем, что он оказался в укромном местечке у ручья, рядом с пригорком, который скрывал его от посторонних глаз. Утолив жажду и остыв после долгого бега, он, пригорюнившись, уставился невидящими глазами на бегущий прозрачный ручеек. Злой старик, думал он, житья от него нет! То одно ему не так, то другое. Ни шагнуть, ни продохнуть без его ведома. И зачем только меня ему отдали!
– Что случилось, юноша? – неожиданно раздался за спиной незнакомый голос.