Девушка поставила тарелку на стол и присела. Не приступая к еде, она начала что-то говорить «спецназовцу». Лицо её внешне оставалось бесстрастным, но с губ срывалась весьма эмоциональная речь. По тому, как мрачнело лицо «спецназовца», а его выражение принимало гримасу необходимой покорности, я догадался, что речь шла о личном. Он слушал её и изредка отбивался короткими рубленными фразами. Чернявый «мачо», тем временем, сидел с невозмутимо-отстранённым видом и в разговор не вступал. Он даже не принимал участие в трапезе – я не заметил на столе перед ним никакой тарелки.
«Вот пижон! – снова не без зависти подумал я. – Наверное, не ест после шести и ходит в спортивный зал!»
Девушка подцепила вилкой какой-то кусок и стала торопливо его прожёвывать, пока «спецназовец» ей коротко отвечал. После очередной такой фразы она вдруг решительно положила вилку на стол, гордо выпрямила спину и…
– Да что ты такое говоришь! – вдруг долетела до моего уха русская речь с умильным налётом провинциального, изрядно удалённого от Москвы, говорка. – Да как ты такое вообще подумать мог! Хорошо, что Поль нас не понимает…
Девушка мигом осеклась, сообразив, что потеряла контроль над собой и что говорит слишком громко. Она украдкой посмотрела по сторонам, дабы убедиться, что речь её не всполошила соседей, а затем продолжила выражаться приглушённым тоном. Эти двое опять превратились для меня в говорящих рыб.
Но мне хватило и услышанного. «Девушка оказывается своя, русская, – радовался я, сам пока не зная, чему. С иностранками знакомиться легче, лишь бы они на примитивном бытовом уровне умели говорить по-английски. На отдыхе они расслаблены, не у себя дома, поэтому обвинениями в харрасменте не грешат. С русскими девушками посложнее. Им на экзотическом курорте с соотечественником роман крутить чести не делает, похвастать нечем будет, да и хвост ненужный на родину тащить зачем, особенно, если оба из Москвы или откуда-то поблизости. Обещаниями расстаться навеки, данными на трапе самолёта, тут не отделаешься, долгими промозглыми вечерами вспомнятся жаркие тропические ночи и тело с душой запросят продолжения, а это чревато.
«Так, – стала складываться мозаика в моей голове. – Значит этого «мачо» зовут Поль. А раз он не понимает, о чём они говорят, он – нерусский, к бабке не ходи. Тогда, что он с ними делает в одной компании? Парень, похожий на спецназовца, понятное дело, тоже наш человек, русскоязычный. А девушке он кто? Муж, бойфренд, брат или случайный ухажёр, только более скорый на первый контакт, нежели я? Хотя нет, они разговаривают так, что случайностью тут и не пахнет, они явно знают друг друга не первый день».
–Паш, ну ты пойми… – девушка опять повысила тон и в голосе её слышалась мольба, но окончание фразы утонуло во внезапно грянувшей живой музыке. Играло трио гитаристов. Ланкийцы были в пончо, в настоящих сомбреро и легко сошли бы за истинных мексиканцев, не будь они на порядок смуглее оных. Но пели они великолепно, пронзительно и с характерной латиноамериканской хрипотцой. Я даже засмотрелся на них, заслушался и вернулся к своим героям только, когда певцы остановились у их столика, выстроились в ряд перед девушкой и вдохновенно заиграли зажигательную мелодию «Бамболео». Она повернулась к ним и стала слушать их с улыбкой на лице и задорным блеском в глазах. Девушка настолько увлеклась, что уже пританцовывала, сидя на стуле, её голова и плечи двигались в такт мелодии, а губы повторяли «бамболео, бамболеа» при каждом припеве. Я смотрел на неё и нескромные желания овладевали мной всё больше. Мне уже не хотелось никуда ехать, я готов был всё отменить и остаться в отеле, чтобы на пляже и в ресторане украдкой подглядывать за ней, раз она несвободна. А то и познакомиться, наконец, не взирая на перспективу с трагическими для меня последствиями выяснять отношения и меряться силой со «спецназовцем» Павлом или Пашей, как она его называла.
Песня закончилась, девушка зааплодировала и её порыв подхватил весь зал, включая меня. Певцы, необычайно польщённые, с энтузиазмом раскланивались во все стороны, но не уходили. Девушка сделала движение, словно собиралась поискать дамскую сумочку, но у неё при себе был только мобильный телефон. Она виновато посмотрела на своих спутников, и Павел среагировал мгновенно. Из нагрудного кармана рубашки он достал тонкую, сложенную вдвое, пачку купюр и протянул музыкантам банкноту в пять тысяч рупий (тридцать – тридцать пять долларов, прикинул я в уме). Они не ожидали такой щедрости и с ошарашенным видом приняли вознаграждение. Потом стали опять бурно раскланиваться и собирались было затянуть ещё одну песню, но Павел кивком головы дал понять, что их концерт окончен. Музыканты, словно боясь, что Павел передумает и заменит одну купюру на другую, более мелкого достоинства, поспешили перейти к группе пожилых немцев. Они сидели неподалёку за несколькими сдвинутыми столиками и довольно шумно галдели. По залу загуляло бойкое «Воларе, о-о, кантаре, о-о-о-о!» Это лишило меня возможности слышать даже обрывки фраз, которыми обменивались девушка и Павел, зато немцы малость попритихли. Они внимали песне с открытыми лицами абсолютно счастливых людей, уже обеспечивших себе место в райских кущах на веки вечные. Это умиляло и бесило одновременно. Бесило от того, что я никак не мог представить на их месте своих покойных родителей в весёлой и довольной жизнью компании других русских пенсионеров, странствующих по миру. В обществе себя любимого, да, мог, а по-отдельности, нет. Максимум, на что хватало моей фантазии – это вспоминать их на дачном участке или в интерьерах заурядной советской квартиры.
Я заметил, как девушка поблагодарила Павла, нежно коснувшись своими длинными пальцами его предплечья и шепнула что-то наподобие «спасибо». По всему было видно, что их связывает нечто большее, чем просто курортное знакомство. А вот что здесь делал Поль? Этот якобы мачо хоть и улыбался, и вальяжно аплодировал исполнителям, но даже бровью не повёл, когда настала пора помочь девушке отблагодарить их за песню.
«Нет, мне, всё-таки, надо ехать, – я вознамерился поставить точку в своих терзаниях. – Ничего мне тут не светит. Странная какая-то троица, прямо любовный треугольник. Павел, конечно, молодец, а вот Поль – просто жмот, пришедший на готовенькое. Как пить дать – европеец или англосакс из Британии, США или Австралии, таких здесь пруд пруди».
Чтобы подкрепить свои намерения действием, я решительно встал из-за стола и направился к выходу. Но не смог отказать себе в слабости пройти мимо их столика. Когда я поравнялся с ним девушка разговаривала с Полем по-английски, а Павел с деланым равнодушным видом ковырял вилкой в своей тарелке. Мужчины не обратили на меня никакого внимания, а вот девушка, украдкой кинула на меня мимолётный взгляд, как мне показалось, исполненный женского интереса. Так смотрят, когда не прочь познакомиться поближе. Ввергающий в безумства, тонкий цветочный аромат духов исходил от её волос, изящной шеи и соблазнительных, скрытых под платьем, плеч. Он начисто лишил меня разума. Если бы не ноги, которым ранее был дан приказ на выход, я мог наделать много глупостей. Когда я очнулся от наваждения, я уже стоял в ночи, под потрясающе красивым небом с мириадами звёзд. Освежающий морской бриз мгновенно выдул из меня всю дурь.
«Какой же ты идиот! – увещевал меня здравый смысл. – Иди в номер, закройся и спи. Завтра рано вставать, машина придёт за тобой в шесть утра, впереди долгий день в разъездах и экскурсиях, сам так захотел. За завтраком ты её не увидишь, ты к тому времени будешь уже далеко. Когда она проснётся и пойдёт в ресторан, вся такая томная, с телом, от которого будет веять ещё не остывшим жаром любовных утех в компании с Павлом, с Полем, а может, с ними двумя сразу, – рисовало моё болезненное воображение эротические картины, одна другой смачнее, – ты позабудешь о ней, новые впечатления – новая любовь».
«Но, боже, как она посмотрела на меня! – не давала покоя навязчивая идея про намеренно брошенный взгляд. – А может она всем так делает глазки?..»
Я решил немного пройтись по пляжу, собраться с мыслями, успокоиться, а потом вернуться в номер и попытаться заснуть. Но сил на прогулку у меня не было. Ноги стали ватными, а за плечами висел невидимый рюкзак с двухпудовой гирей. Неожиданный накал эмоций расслабил меня похлеще всякого СПА. Я доплёлся до ближайшего столика на пляже и обессиленно опустился на деревянное кресло. Подскочившему было официанту я сделал предупредительный знак рукой, что ничего заказывать не буду. Хотелось просто посидеть, послушать шум прибоя и посмотреть на далёкие звёзды. Взгляд в глубины космоса способен успокоить самых буйных и довести до истерики наиболее вменяемых. Я сейчас относился к первой категории и моими психотерапевтами, надёжными и бесплатными, были Индийский Океан и Млечный Путь. Я улавливал беззвучную мелодию сфер, понимал язык ветра и догадывался о чём шепчутся волны с песком на пляже, когда с шуршанием уползают обратно в океан. «Лечиться тебе надо, парень!» – примерно таков был их гипнотический посыл.
А потом до меня донёсся её голос:
– Паша, иди к себе! Мы с Полем немного пройдёмся вдоль моря, и я вернусь. Только, пожалуйста, не ходи за мной, как собачонка, всё будет хорошо, я скоро приду.
Бедный Павел! Он стоял в растерянности, и его мощная фигура в сумерках походила на большой бурдюк с развязанной тесьмой, из которого вот-вот польётся вода и он рухнет вниз, опустошённый, жалкий и скукоженный.
«Живой колосс на глиняных ногах, – подумал я не без ехидства. – Не хотел бы я сейчас оказаться на его месте».
Тут самое время припомнить гоголевского «Ревизора» и Городничего с его сакраментальным вопросом и ответом: «Над кем смеётесь? Над собой смеётесь!» Уж где-где, а на месте Павла я оказывался бессчётное количество раз.
Тем временем девушка с Полем не торопясь пошли по мокрому утрамбованному песку вдоль линии прибоя. Они о чём-то оживлённо переговаривались. Пару раз девушка резко, с тревогой оглядывалась, потом, видимо, успокоилась и взяла Поля за руку.
«Проверяется, идёт ли Павел за ними», – ссылка на Гоголя не помогала, самоирония не включалась, и я опять ехидничал. Павел стоял, как вкопанный. Он подался вперёд всем телом, в его позе читалось нечеловеческое борение желаний и страстей.
«Давай, Паша, догони их, скрути этого жиголо Поля в бараний рог и забрось подальше в океан, чтобы его унесло к чертям собачьим! – не посочувствовать я уже не мог. Что ни говори, а за Павла было обидно. – «Негоже отбивать наших девушек у наших же парней».
Но Павел не двигался с места.
«Он так и будет их здесь ждать или уйдёт, когда окончательно потеряет их из виду», – думал я, не замечая, что сам поступаю точно таким же образом. Я поймал себя на мысли, что мне ничто не мешает двинуться за парочкой следом и подсмотреть, как там будут развиваться события. Я не Павел, во мне не заподозрят соглядатая, меня даже стесняться не будут, подумаешь, шляется тут в ночи одинокий романтик! В том, что у девушки с Полем любовное свидание я нисколько не сомневался. Это самое паскудное дело, когда тебе в открытую наставляют рога, а ты ничего не можешь с этим поделать. Только ждать, тешить себя никчемными фантазиями, что всё это не так, как ты себе воображаешь, терпеть и прощать. А начнёшь выяснять отношения – тебе просто рассмеются в лицо. И ты перестанешь уважать сам себя. Проходили – знаем.
Но остатки здравого смысла не позволяли этого сделать. «Иди спать, – твердил он мне. – Завтра рано утром ты уедешь и всё для тебя закончится. А послезавтра вдосталь посмеёшься над собой. Да и кто сказал, что в пути тебя не ждёт встреча с новой красоткой, куда более сногсшибательней, чем эта!»
Девушку и Поля поглотили сумерки. Я встал с кресла, посмотрел в ту сторону, куда ушла парочка, вздохнул и направился к себе в номер. Как по команде, тронулся с места и Павел, но совсем не в отель.
«Не выдержал-таки! Пошёл за ними. Show must go on! – во мне затеплилась было надежда на продолжение истории, но ей не суждено было сбыться. Павел свернул к столикам на пляже и сел за самый дальний из них. – Значит решил дожидаться девушку и Поля тут. Тактически правильный выбор. Парочка не сразу его заметит, огни отеля слепят, разглядеть Павла можно будет, если только подойти вплотную или специально вглядываться в сидящих за столиками, за это время он узрит всё, что ему нужно. Или не увидит ничего», – резюмировал я и уже без оглядки удалился восвояси.
Когда я поднялся к себе в номер, то первым делом вышел на балкон. Участок пляжа со столиками, зона бассейна и побережье в южном направлении обозревались отсюда великолепно. Поэтому мне сразу бросилось в глаза, что Павла на месте уже не было…
III.
В эту ночь океан разыгрался не на шутку. Раскатистый прибой не давал заснуть. Далеко в открытом море бушевала гроза. Она напоминала о себе сполохами зарниц, порывами ветра и непродолжительным, но мощным ливнем. Мне не спалось. Я ворочался на голых простынях, взбивал под собой подушку, ложился то так, то сяк, но всё понапрасну – сон не шёл. О девушке я не думал. Мне просто хотелось заснуть на несколько часов, чтобы потом не задремать по дороге и не пропустить треть, а то и половину пути.
Часам к трём стихия угомонилась, шум прибоя ослаб, и я погрузился в вязкий, без сновидений, сон. Он пролетел, как одно мгновение. Будильник в мобильном телефоне был установлен на половину шестого утра, выезжать предстояло часом позднее. С учётом того, что я беру с собой походный рюкзак и минимум вещей на пять дней, времени на сборы мне должно было хватить. Номер в отеле на период моего отсутствия я оставлял за собой – это было накладно, но удобно.
Мелодия будильника подействовала на меня, как разряд тока, я подскочил и сел на кровати. Глаза не открывались, хотелось откинуться назад на подушку и поспать ещё немного. Но мозг уже не дремал, он посылал конечностям чёткие установки на подъём. Главное – оторвать задницу от постели, дальше сборы пойдут, как по маслу.
На удивление самому себе, я был полностью готов через полчаса. Высиживать оставшееся время в номере не имело смысла, поэтому я прихватил рюкзак, убедился, что всё нужное при мне, присел на дорожку и вышел из номера.
В коридоре было свежо и тихо. Слабый шум прибоя, стрёкот цикад и птичьи голоса к помехам не отнесёшь, особенно рано утром. Даже голодный рык хищника я бы воспринял сейчас, как бодрящую мелодию из числа «на зарядку становись!» Портил идиллию только оглушительный скрип гуттаперчевых подошв моей спортивной обуви от соприкосновения с кафельным полом в коридоре и на лестнице.
В вестибюле отеля меня уже ждали. Во-первых, это завтрак в походной коробке, чтобы можно было поесть по пути (ресторан ещё не работал). Во-вторых, это мой русскоговорящий гид и водитель автомобиля. Последний тщательно отдраили перед поездкой, и он сверкал в предрассветных сумерках, даже будучи серого цвета. Как оказалось, он сиял не только снаружи, но и внутри был свеж и не заёрзан седалищами ездоков. Судя по всему, автомобиль недавно сошёл с конвейера и это вносило дополнительные нотки комфорта в поездку.
Под стать автомобилю были оба джентльмена – гид и водитель. В отутюженных чёрных брюках с наведёнными стрелками, в начищенной обуви и в ослепительно белых рубашках с коротким рукавом они являли собой образцы респектабельности и пунктуальности.
Когда я подошёл к стойке ресепшн, чтобы отдать ключи, один из них, по-видимому, гид пошёл мне навстречу. Он был уже в возрасте, приземист, круглолиц, с приплюснутым негроидным носом, в очках, на лице его сияла открытая шриланкийская белозубая улыбка, полная радушия и начисто лишённая заискивания. Этот человек явно знал себе цену. Он сложил руки в традиционном приветствии и слегка поклонился.
– Аюбован! Господин Карпов? Меня зовут Чандана, – представился он. – Я ваш гид. У вас есть с собой какие-нибудь вещи?
Его русский язык был хорош. Немного смешило произношение, но к этой неизбежной и несущественной издержке в преодолении межязыкового и межкультурного общения я привык через каких-нибудь час-два, а через день и вовсе перестал замечать.