Вот и сейчас забыв об обильной на кошмары ночи, о своём одиночестве и слезах в подушке, Юля начала прибираться, проветривая свой дом от безысходности, тоски, дабы избежать не нужных вопросов и когда послышался звонок в дверь она уже была при параде и хоть и с натянутой, но улыбкой на лице.
–Привет подруга, – улыбнулась Ирина, протягивая ей коробочку с пирожными, Ирина давно перестала волноваться о своей фигуре, с её то данными, да и Юля тоже, потому они две любительницы сладкого прошли на кухню.
–Извини, что к тебе так наскоком, – виновато сказала она.
–Ничего, страшного я же понимаю, что у тебя много работы. Ты голодная? – спросила Юля, оценив внешний вид подруги.
–Да не много, – призналась Ирина. Если угостишь своим фирменным чаем, то это будет отлично!
–Конечно. А у меня другого и нет, – улыбнулась Юлька, ставя на стол бутерброды и горячий заварочный чайник.
–Как твои успехи?
–Нормально. Выиграла дело в суде, как раз вчера.
–И это ты называешь нормальным?! Отлично, – похвалила её Юля. Ты молодец!
–Спасибо! Но дело было не особо сложное. Честно.
–Ну тебе виднее. Мне кажется, ты вообще не проиграла ни одного дела.
Ирина, покраснев лишь театрально закатила глаза.
–Ты меня перехваливаешь?! И нет я иногда все же проигрываю, – улыбнулась она.
Разлив чай, аромат которого тут же наполнил кухню травянистым запахом лета, и выложив пирожные в красивые десертные тарелки, она протянула одну из них Ирине.
–Я, конечно, ничего не понимаю в подобном, но почему вдруг руны, ты же никогда не интересовалась ими?
–Ну Юля, я интересовалась всем. Потому что незнание законов не освобождает от ответственности. И прежде, чем озвучивать свои хотелки, проводить ритуалы и махать волшебной палочкой. Нужно твёрдо знать, что тебе за это будет и с какими силами ты работаешь.
–Так серьёзно!
–Да Юль, по-другому в нашем мире нельзя!
–А руны, это белая или чёрная магия?
Ирина, прожевав кусочек пирожного и облизнув ложку, посмотрела на неё как на дуру.
–Ни белой, ни чёрной магии не существует, это выдумки христианства, это они придумали такие названия, как чёрная магия, чтобы сжигать не угодных людей, тем более по умолчанию для тех времён вся магия была чёрной. Если бы ты сказала я занимаюсь белой магией, не сжигайте меня пожалуйста, тебя бы все равно сожгли. Никто не занимается магией, а ты занимаешься, значит ты не в стаде, и главный пастырь стада тебя того. На костёр! Ни у одного эзотерического учения, нет такого деления как чёрная и белая магия.
–Ясно, – сконфужено пискнула Юля. Ладно хоть ты меня просвещаешь.
–Ничего, у тебя правильные вопросы, – подбадривающе заверила её Ирина. Скоро сама заинтересуешься.
–С чего ты решила? – уставилась на неё Юля, чуть не поперхнувшись чаем. Меня подобные вещи никогда не интересовали, ты ещё скажи, что я начну смотреть футбол и болеть за нашу сборную.
Но Ирина, не заметив моего сарказма продолжила: – Мы идём к Олафу Бергесену – это выдающийся рунолог, большое чудо, что я вообще смогу к нему попасть. Он принимает и помогает, только своим, узкому кругу лиц, которым не чужда скандинавская мифология и религия. А так как человек он не бедный, то на поток и счётчик никого не ставит. Принимает только своих, ну или по договорённости через своих, – хитро скосив глаза в сторону, закончила Ирина.
–Ии? – не поняла Юля.
–Его интерес и фанатизм, любовь к своему делу заразительны. Он как бы концентрирует в себе свет Северной традиции и проецирует его.
–С трудом верится конечно, что я заинтересуюсь подобными вещами. Ты же знаешь я агностик9 без привязки к конкретному богу.
–Знаю. Но все меняется. Хочешь расскажу секрет.
–Давай.
–Перед всеми слушаньями в суде я обращаюсь к Тору за помощью – это бог справедливости. Видишь амулет?
И Ирина показала ей маленький металлический кулон в форме молота. Это молот Тора, он разбивает все преграды.
–Здорово. И как помогает? Глупый вопрос, извини.
–Твой скептицизм понятен, – спокойно ответила Ирина. Да помогает, благодаря ему я помогаю людям, и клиенты идут порядочные, честные, которым действительно нужна помощь. Справедливость. Понимаешь? А мне, мне Тор помогает жить, верить в лучшее и стремиться к этому лучшему, ни смотря ни на что.
И Юля лишь в очередной раз удивилась своей подруге, и то с какой теплотой и душевностью она работает с каждым из своих клиентов, имея в своём тылу, сплошную боль, ведь у неё ничего нет, только работа, а дома потухший очаг. Разве можно ею не восхищаться.
Ирина, увидев в её глазах поддержку, улыбнулась.
–Так зачем мы идём к этому рунологу? Зачем-то конкретным? Руны как болезни лечат? Ну ты меня понимаешь?
–Олафу Бергесену, – с грустью поправила меня Ирина, очевидно вспомнив о своём бесплодии. Он не просто рунолог, он выдающийся рунолог.
–Ты знаешь историю моей семьи10? – неожиданно спросила она.
Юля не сразу поняла и уловила нотки печали, сожаления в её голосе при словах «моей семьи», наверное, подсознательно думая о своём, о своей семье и той безвозвратно потерянной душевной близости с ними с мамой, папой, дедом, потому говорила скупо и в общем.
–Твой отец был следователем прокуратуры, мать бухгалтером, хотя потом она уже не работала, сидела дома, помню, что ты много болела, по полгода не появлялась в школе. Потом поезд, в результате аварии сошёл с рельсов11, было много погибших в том числе и твои родители. А потом убили моих в этом дурацком автобусе12, -поперхнувшись возникшим в горле комом выдавила из себя Юля, буквально ощущая тяжесть воспоминаний и ужаса последних снов. Как это все грустно, что мы потеряли их, наших близких, осиротели тогда так рано. А потом умер мой дедушка, который воспитывал меня, и это, это… Мне так их не хватает, – прошептала она, чувствуя текущие по щекам горячие слезы.
–Ох, Юль! Прости меня, пожалуйста, я не подумала. Прости, – кинулась меня успокаивать Ирина.
Прижавшись к ней, как когда-то к деду как в тот день когда она узнала, что в результате теракта ни папы, ни мамы больше нет, ей так захотелось рассказать подруге все о своей жизни, о своих снах, этих диких снах от которых по утрам хочется выть, но сдержалась ни к чему выплёскивать на неё все это, у неё своего достаточно. Ирина гладила её по голове, что-то говорила, но Юля не видела ничего из того, о чем она ей шептала, только чернота и одиночество, тиканье часов, отломившийся в углу кафель, обшарпанный пол. – Вот она – моя жизнь, моя реальность, – подумала Юля. И отпрянув от уже мокрого пиджака подруги, открыв вентиль холодной воды стала умываться.
–Ты меня извини пиджак тебе намочила, расплакалась тут, – шмыгая носом, сказала она, обернувшись к подруге.
Ирина, внимательно посмотрев на неё спросила: – У тебя все в порядке?
–Конечно, – через силу улыбнулась Юля, чувствуя, как сильно натянулась её маска терпения к повседневности жизни, словно сверху на кожу нанесли полиэтиленовый мешок.
–Почему, то мне кажется, что ты врёшь, – деловито, холодно словно видя её насквозь сказала Ирина.
–Да ну брось, не выдумывай. «Мы к твоему рунологу этому Олафу Бергесену успеваем», —спросила Юля, глядя на часы.
Ирина, оголив запястье посмотрела на свои позолоченные с белым циферблатом.
–Да, время ещё есть. Мы так редко видимся вот я и решила прийти к тебе немного по раньше.
–Ну и правильно, – улыбнулась Юля. Чай ещё будешь?
–И ты ещё спрашиваешь?! «Как ты его готовишь», —спросила она, вдыхая аромат горячего пара, поднимающегося из чашки.
–Секрет. Ты лучше говори, что ты хотела мне рассказать о своей семье.
Ирина, чуть пригубив горячий чай, стала помешивать его ложкой, словно собираясь с мыслями.
– Это одна из причин, по которой я стала адвокатом, – почему-то тихо сказала она.
–Видишь ли, мой дед был палачом, ну это я его так называю. При Сталине как ты помнишь никто особо не разбирался виноват человек или нет. Так вот в ноябре тысяча девятьсот тридцать четвёртого года был создан специальный отдел, который получил название «Особое совещание». Этот отдел получал широкие полномочия по борьбе с врагами народа. Фактически этот отдел мог без присутствия обвиняемого, прокурора и адвоката отправлять людей в ссылку или в ГУЛАГ сроком до пяти лет. Разумеется, это относилось только к врагам народа, но проблема в том, что никто достоверно не знал, как этого врага определить. Именно поэтому «Особое совещание» имело уникальные функции, поскольку врагом народа можно было объявить фактические любого человека. Любого человека можно было по одному простому подозрению отправить в ссылку на пять лет.
Так вот мой дед был одним из членов этого отдела, – тяжело с трудом, прошептала Ирина, это своё признание, тяготившие её.
Но ещё до этого он принимал участие во многом, когда он был молодым в тысяча девятьсот двадцать седьмого году13 он расстреливал людей связанных с империалистическим прошлым это были представители дворянских семей, которых обвиняли в государственной измене, пособничестве империализму и прочих вещах, которые грозно звучат, но очень тяжело доказываются. Потом были Шахтинское дело14, Пулковское дело15 и это ещё так просто громкие дела. А сколько было разовых расстрелов и казней, не говоря уже про итоговые цифры16?
Бабушка, жена деда во всем его поддерживала и была идейной комсомолкой и членом партии. Отец пошёл по его стопам, но не расстреливал тогда это уже было не принято, наступила оттепель, людей просто сажали и ссылали в лагеря, на каторгу высылали из страны навсегда разлучая с близкими. Я поздний ребёнок, первый мой брат я тебе этого никогда ни говорила, он умер маленьким, попал под трамвай. Потом у родителей долго не было детей, мать лечилась часто ездила на минеральные воды, различные санатории и уже значительно позже, когда они свыклись с мыслью, что у них не будет детей, моя мама забеременела и родила меня. Она была замечательным, добрым, светлым человеком, – это все что я о ней помню, она умерла, когда я ещё училась в школе и меня частично воспитывала моя бабушка, не та другая, мать моей матери. А в той аварии разбилась не моя мама, а новая жена отца, хоть и не официальная, которая, к слову, не очень меня любила, рассчитывая родить отцу нового наследника или наследницу. Так я и росла, у бабушки, что меня, наверное, и спасло, в какой-то степени от влияния моего отца и их родителей, они умерли не за долго, до той аварии. Сначала дед, потом бабушка, если честно, то своего отца я не очень любила, было в нем что-то холодное, может он и был рад, когда я родилась, но я этого, когда мы жили там не чувствовала, как будто я его и не его, приёмная. Понимаешь? Да он всегда был на работе, дома почти не появлялся, его интересовало только ела ли я и легла ли спать вовремя и все больше никакой заботы, разговоров как общаются отцы с дочерями, ничего такого. Кстати, я же когда стала учиться на адвоката, изучала некоторые его дела. Ты себе не представляешь Юлька какие там пласты боли, есть геологические пласты, залежи, а это, это залежи высохших и закостеневших слез и боли вот что я там увидела, читая эти архивы. Теперь ты понимаешь откуда у меня эти кошмарные сны и почему я стала адвокатом, я хочу помогать людям, спасать их, постараться хоть как-то исправить то, что натворили мои предки.
–Да, мне становится понятно многое, и то, о чем ты мне не договаривала, о чем думала, когда молчала, как жила эти годы, мы же с тобой редко виделись. Вот ты мне сейчас все это рассказала, а ты не думаешь, что ты выдаёшь желаемое за действительное, то есть я тебя поддержу в любом случае Ириш, но вдруг проблема не в этом или этот рунолог не сможет тебе помочь?
–Ты хочешь сказать, что возможно у меня просто патройофобия17, в какой-то новой её вариации?
–Ириш ты только не обижайся, я же агностик я не верю во все эти порчи и проклятия, поэтому естественно рассматриваю другие варианты, – как можно мягче, чтобы не обидеть лучшую подругу предложила Юля.
–Современная наука может объяснить далеко не все! – продолжила Ирина, явно взволновавшись, что в глазах Юлии она видится как сумасшедшая, да и Юля на мгновенье тоже подумала, что она действительно свихнулась на почве своей болезни, но она отогнала от себя эту мысль, если ей станет легче от визита к этому рунологу, пусть будет так. И Юля примирительно, остановила её, ловко сунув ей в рот второе пирожное.
–Я не против тебя Ириш, и я не хочу, чтобы ты на меня обиделась, если ты считаешь, что поездка к этому Олафу Бергесену тебе хоть не много поможет, мы с тобой к нему поедем. О, Кей?!
Ирина, не много помолчав вдруг посмотрела на неё с таким участием и благодарностью, что, Юля устыдилась своих хоть и мимолётных мыслей о помутившимся рассудке своей подруги.
–Понимаешь сколько зла сделали мои, предки, ты только представь какие проклятия, разрушенные судьбы – жён, мужей, отцов, матерей, детей, которые никогда, ты понимаешь никогда не увидели своих близких, это просто ад. А судьбы детей с клеймом сын или дочь врага народа, как они жили и к чему пришли в этой жизни, вряд ли они счастливы, ведь внутри каждого из них где-то очень глубоко сидит эта боль, эта пропасть поломанного детства ведь они лишились самого дорого семьи, родителей.
Все это зло, негатив на моем роду, я последняя в роду Синицких, и я не могу иметь детей, я даже, даже… – тут она покраснела, но не заплакала, сдержав эмоции в себе, а лишь открыла окно впустив морозный воздух. -Не могу встретить своего мужчину, – закончила она. Ты же понимаешь? И она с тоской посмотрела на меня.
«Да я понимаю, – подумала Юля, кивнув ей в ответ. И ты даже представить не можешь насколько я тебя понимаю. Раньше она тоже хотела и добрых глаз, и ласковых рук, утопать в объятьях, растворяться в них и только кончиками пальцев прикасаться к его вискам, губам, любить всем телом, кожей, душой, чувствовать и восхвалять, то чувство, когда тебе дорог другой человек. Потом было много раз больно. Очень. И она потеряла, то ощущение наивной простоты с которым жила, потеряла так, как дурочка – девочка становится женщиной в руках жадных и грязных. Она отдавала себя, верила лживым устам тех мужчин, которых считала своими и которых хотелось любить, дарила себя тем, кто этого не ценил. Затем пришло другое время, время рыдать навзрыд, выплакивая боль, что сидит внутри, отхаркивать проглоченную обиду. Она повзрослела и научилась плакать так, чтобы утром снова улыбаться. Конечно, были мысли искать его, в толпе, по следу, пусть даже по запаху, и дрожать при этом на ветру от озноба. Но теперь, теперь она не подпустит к себе чужих, будет осматриваться, тщательно и досконально. Мало ли что? И ждать зимы – зимой одетая, навьюченная тёплой одеждой, шарфом, шапкой, можно скрывать своё тело от их глаз, скрывать свою душу.
–Да Юль я уверена, что он мне поможет, я же сама тоже пыталась, и делала много чего, хоть ты в это и не веришь, но я затёрла себя до дыр разнообразными чистками, даже допустила иной подход к видению ситуации и ходила на тренинги НЛП18.
– И не понимала почему? Ты даже не представляешь в каком отчаянии и вечном одиночестве я живу. Кручусь как белка в колесе, вот только пейзаж не меняется независимо от того, как быстро крутится колесо. А он, он выдающийся специалист по рунам и скандинавскому язычеству, сейчас таких людей вообще мало. Кто ещё если не он?!