– Люби. – Михаил пожал плечами, постаравшись движением таза выехать из-под нахальной ладони.
– Что же. – В накалившихся девичьих глазах плясали чертики. – Золото пробуют огнем, женщину золотом, мужчину женщиной. Попробуем?..
5
Вот и сказано решающее слово. Приехали.
Сидит, красавица, глазками сверлит, ждет. Ну, сложится сейчас кратенький дуэтик. Ну, возможно, будет, что вспомнить. Но с этим потом жить. Ей, раскрепощенной и свободной, ладно, проблем никаких. Может, еще одно очко в демонстрируемое подругам табло попутных побед, или просто «по приколу». Молодежь. Кто ее поймет? Тем более – вот такую. Новую. Материально не бедствующую, которая сама себе хозяйка. А ему, с еще не пропитой до конца совестью? Как вернуться к любимой жене, если возвращение состоялось через чужую постель?
– Да уж я такое золото – пробы ставить негде, – протянул он. – Огонь тоже давно перегорел.
– Давно верю не словам, а чувствам. – Жесткие чужие глаза выжигали на его коже неприличные рисунки. – А они говорят…
– Это так, угольки былого пожара.
Михаил с такой мольбой посмотрел на Жанну, что она громко и отходчиво расхохоталась.
– Ладно, подождем, пока угольки разгорятся. Хотя… Отсрочка – надежнейшая форма отказа. – Девушка красиво откинусь назад. – Согласна, пусть будет, как скажешь. Ты мужчина, тебе и решать. Но тогда…
Она поднялась бесшумно и почти бесплотно, словно джинн из кувшина, и чарующим облачком скользнула на кухню.
Михаил проследил, как красивое тельце взгромоздилось на подставленный стул и, как и в прошлый раз, качаясь и активно балансируя (но теперь имея впереди отливающие лунным сиянием противовесы), достало заветную бутылочку. На этот раз другую, желтую. Потом обзор стола перекрылся шелковой буквой т, вписанной в круглое и мягкое, и белой спиной, нагнувшейся над чудесными приготовлениями. О последнем Михаил узнал по донесшимся булькам. Они вызвали судорожный скачок кадыка. Еще несколько томительно-счастливых секунд – и очаровательная хозяюшка, как добрая фея из сказки, появилась с двумя стаканами.
– Любишь виски?
– Наверное.
– Не пробовал?!
– А разве должен?
– Нет. Но странно.
Она вспорхнула на прежнее место, но теперь присела на одну подобранную под себя ногу, другую свесила вниз. Стаканы прижались к груди. Переставший стесняться Михаил безотрывно смотрел на образовавшийся союз стекла и кожи. Холода и тепла. Желанного и желанного.
– Ты сказала «странно». Почему?
– Обычно в твои годы люди чего только не перепробуют.
– Не понял. – Он соорудил на лице обиду. – Это сейчас был укор возрасту или отсутствию любопытства?
– Насчет возраста не комплексуй, ты у нас мужчина хоть куда, – в тон ему ответила Жанна, а на последнем словосочетании раздался невольный смешок. – В самом расцвете сил, как персонаж из мультика, который съедает все варенье и исчезает. Извини, что-то я не о том.
Голодный взгляд заставил напарницу смилостивиться. Жидкость за твердой стенкой отлепилась от спелой мякоти, обтекавшей прохладный цилиндр с обеих сторон. Жанна поерзала немного, устраиваясь удобнее, и один из стаканов, наконец, перешел к Михаилу.
– Но тебе же нельзя? – вспомнила девушка. – Вдруг – опять?..
– Если душа просит, а компания располагает, то можно.
– Как скажешь. – Жанна подняла вверх руку с напитком. – За что?
Без прикрытия стаканов прекрасная соблазнительница сумела создать новый союз желанного: одно было уже в руке, второе ожесточенно туда стремилось.
– За ответственность и право выбора! – сформулировал Михаил крутившееся на языке.
– Замечательно.
Михаил замешкался, взгляд указал на зажатый в руке стакан:
– Прости, но для этого дела мне нужно встать.
Не животное же, в конце концов, которое даже вверх тормашками пить и есть может. Соседка подавилась очередным скабрезным смешком:
– Точно. Для «этого дела» – просто необходимо.
Михаил побагровел.
– Я о другом.
– Теперь и я о ком-то другом. – Стрелы показной обиды достигли цели, и Жанна со вздохом подвинулась назад.
Михаил поднял корпус вертикально. Простыня слетела с груди, но ниже осталась. Это главное. А вообще, чего стесняться? Партнерша не стесняется. Вот и ладушки.
Почти касаясь друг от друга напрягшейся кожей, но все же не касаясь, они приложились каждый к своему стакану. Сразу стало веселее. Случайная знакомая показалась почти родной, к ней чувствовалась неизъяснимая благодарность. Захотелось обнять, а то и поцеловать. Чисто по-дружески. От избытка чувств.
– Можно вопрос? – Партнерша по ночному досугу опять только отхлебнула, а второй рукой забрала у Михаила пустую емкость. Оба стакана отправились на журнальный столик. – Скажи, по-твоему, платонические отношения – это потерянное время, способ проверки чувств, прекрасные отношения… или только их иллюзия?
Интерес довольно странный и явно неслучайный. Любопытно, чем он вызван. Наслышанному о нравах древних греков (они нескрываемо любили мальчиков и, еще одно жуткое извращение, разбавляли вино водой), Михаилу не хотелось попасть впросак. От вымерших умников, к которым принадлежал упомянутый Платон, можно ожидать любой подлости. Лучше не нарываться.
– Имеешь в виду начальный этап отношений между мужчиной и женщиной?
– Можно сказать и так. – Жанна опустила взор. – К сожалению, бывает, что они становятся постоянными. Во всяком случае, очень долгими. Или параллельными.
Ясно, неразделенная любовь. Вот и вывели девочку на чистую воду.
– Если мужчине нравится женщина, – начал Михаил в задумчивости, – он не станет скрывать желания, и со временем все произойдет само собой.
– А если уже произошло, а потом – бац! – и снова платонизм в самой изуверской форме?
От ее взгляда вдруг передернуло. В висок стукнуло болью. Неужели вчера?..
А он – не помнит?!
Ласковое лицо, почти касавшееся его губ, ждало ответа. Два белых облака острыми язычками звали на помощь. Отважная рука без спросу легла на его живот, и…
Лязгнул открываемый замок, входная дверь распахнулась. Ослепительным грибом взорвался вспыхнувший свет люстры, оставив без зрения и возможности понимать.
– Так-так, – раздался голос вошедшего. Голос был мужской и очень злой. – Развлекаемся?
Среди прыгающих разноцветных пятен перед взором Михаила одно быстро увеличивалось.
– Клубничку любим, да? – принеслось уже с расстояния руки, прямо над ухом. – На свеженькое потянуло?
Жанна метнулась в сторону, а в направлении Михаила просвистело что-то тяжелое…
P
.
S
.
Донесение №2:
Задействовано большинство интересующих лиц. Удар необходимо нанести не раньше, чем появятся доказательства. Доказательства должны быть неопровержимыми, в противном случае придется начинать с нуля. Еще раз повторяю: преждевременное вмешательство, как и обнаружение постороннего внимания за передвижениями указанных объектов, приведет к отмене действий по всей цепочке подготовленных эпизодов. Тихоня.
Часть третья
Слава хроническим неудачникам, на фоне которых ваше ползание выглядит полетом.
Михаил Жванецкий
Koгдa дeлa идут xужe нeкудa, в caмoм ближaйшeм будущeм oни пoйдут eщe xужe.
Законы Мерфи
– Ну и тяжелый был…
– Ничего, не каждый день лично для шефа стараемся. Особый случай.
– Что в этом чудиле особого? Не олигарх, не сын олигарха, не хахаль олигарховой дочери или жены. Проверено. Не чиновник и не подпольный миллионер. Даже не хакер какой-нибудь. Не гений финансов или криминала. Ни денег ему в жизни не светит, ни карьеры.
– Не понимаешь?
– Нет!
– Плохо разбираешься в людях. Шефу он зачем-то понадобился, значит, есть во всем этом смысл.
– Смысл?! У вот этого?!
– Шеф просто так ничего не делает.
– Может, его жене захотелось, чтобы, как в анекдоте про солдат в противогазах, слоники побегали?
– Сразу видно новичка. Шеф не женат.
– Тогда… вожжа под хвост попала. Или этого малого кому-то в карты продул. Или какой-нибудь друг попросил прищучить, у которого этот недоумок девку увел.
– Здесь что-то другое. Руководство само операцию ведет. От начала до конца. Во все тонкости лезет, даже темы разговоров отслеживает, чтобы все – как прописано, без отступлений и отсебятины.
– А я люблю, когда простор для рук и фантазии.
– Еще наешься этим простором.
– Раньше за инициативу хвалили.
– Не в данном случае. А жаль. Сколько хороших идей пропало…
– Стоп. Ты сказал – разговоры? Не здесь ли собака зарылась?
– В смысле – зарыта?
– Кто?
– Собака. Так обычно говорят.
– У нас демократия, говорить можно как угодно.
– Вернись к тому, что хотел сказать.
– Я уже все сказал. А-а, про разговоры? Мне показалось, что если они имеют такое значение, то существует некая важная информация, которой владеет наш подопытный кролик. И которая дорогого стоит, если ради нее такие события заверчены.
– Или информация, которую в определенных условиях тот может получить. Привычными путями из него никто ничего не выбивает, значит, либо ее еще нет…
– Либо еще нет в его распоряжении.
– Либо нельзя показать, что этими фактами кто-то интересуется.
– Точно. Или…
– Неужели есть еще вариант?
– Например, существует неизвестная нам бесценная вещь, которая очень нужна кому-то, и узнать ее местонахождение можно исключительно через устроенные передряги.
– Бывало и такое. Драгоценная вещь…
– Или секретный документ…
– Или спрятавшийся человек…
– Или вся эта катавасия – отвлекающий маневр от другой операции, ведущейся параллельно в другом месте, чтобы нужные органы отвлеклись на нашего кролика.
– Или чтобы нужные люди занимались его приключениями вместо прямых обязанностей, а в это время у них под носом что-то произойдет. Скажем, какой-то важный документ или свидетель исчезнет. Или новый как бы случайно появится.
– По поводу последнего интересная мысль появилась.
Пауза.
– Ну?
– Что, если это нас отвлекают?
– Доразмышлялись. Зачем и от чего нас можно отвлечь?
– Не знаю. Будто в других случаях тебе докладывают, что мы делаем и для чего. Конечный результат известен лишь заказчику. В лучшем случае еще шефу. Исполнителям часто не понятен даже мотив. Даже тому, кто берется спланировать операцию, сообщают другую версию событий, похожую на правду как прыщавая толстуха на свою аватарку.
– А если нас проверяют?
– Экзамен на профпригодность? Разрешили бы инициативу. И не просто разрешили, а приветствовали.
– Тогда – проверка дисциплины. Чтобы выяснить, как умеем выполнять задания без лишних вопросов.
– Зачем нас проверять так сложно? Могу придумать сотню ситуаций с гораздо большим эффектом и меньшими затратами. Думаю, что шеф тоже.
– А если… кто-то проверяет шефа?
Повисла очередная пауза.
– Да уж, наговорили. Мозговой штурм провели. Шеф был бы рад.
– Но что-то из этого – правда.
– Не спорю.
Дискуссия утихла, погрузившись в дебри самокопания до полного самозакапывания. Но ненадолго. Родилось новое предположение:
– Ты не думал, что чехарда событий имеет более простое объяснение? Вариант «Золушка».
– Не проходил такого, поясни.
– Объекту «фея» хочется без свидетелей побыть с объектом «отец», для этого объекты «мачеха» и «дочери» привычно сплавлены на подходящее общественное мероприятие, а для одной дочери, которую те не взяли, приходится всякие чудеса выдумывать, лишь бы тоже спровадить с глаз долой хотя бы до полуночи, дольше не надо, поскольку фея к тому времени уже уйдет.
– Хочешь сказать, что все подстроенное – повод кому-то нужному без проблем остаться наедине с супругой нашего алконавта?!
Один из давно спавших мониторов показал движение.
– Тихо! Шеф идет!
Быстрое шуршание сменилось тишиной. Затем раздались шаги.
– Как поживает объект?
– Еще денек, и нашему соколику крышка. Все по плану. Скоро выход палочника.
– Чудненько. Продолжайте.
Едва шаги затихли, приглушенная беседа возобновилась.
– Брось. До участия палочника еще как до Сочи на дрезине.
– Но показать готовность надо. Начальство это любит.
Оба разговаривавших на минуту отвлеклись, выслушав сообщение полевого координатора о происходящем с объектом, потом первый вздохнул:
– Честно говоря, жалко мужика.
– На работе про эмоции забудь. Опасно для жизни.
– Я не о том.
– О чем же? Жалко – оно либо чувство, либо у пчелки, в любом случае жалит больно. Иногда смертельно.
– Не могу вообразить себя на его месте. Разве тебе не интересно, что он думает обо всем этом, какие версии строит?
– Ничего не думает. Ему бы выжить.
– Тоже верно.
1
Ох, как болит ухо. И челюсть. И тело ломит, словно оно было полигоном при обкатке нового танка.
С огромным трудом Михаил разлепил глаза. Ночь. Опять. Полная темень, хоть глаз выколи. Впрочем… Это потому, что перед лицом что-то большое и темное, а дальше брезжит рассеянный свет. Свет походил на лунный, но шел не сверху, а очень странно – с боков, одновременно с разных сторон.
Попытка перевернуться не удалась. Пошевелить рукой или ногой тоже не получилось. Вот почему все болит: он связан. По рукам и ногам. И в постепенно становящемся привычным голом виде лежит скрюченным на заднем сиденье автомобиля.
Судя по ощущениям, машина никуда не ехала. Снаружи доносилась чья-то глухая брань под нос. Звуки копания. Вот лопата втыкается в сопротивляющуюся среду… Вот со смачным «кхыком» хозяин инструмента посылает быстро падающий комок в сторону… И все по новой.
– Миш? – Тихий шепот вызвал ощущение молота по макушке и приступ паники. – Ты очнулся?
Он постарался повернуть голову. Немного, но удалось.
– Жанна?
Одежда на девушке как при первой встрече: юбочка, кофточка. Значит, дали возможность одеться, пусть и в первое попавшееся. Михаила подобной чести не удостоили.
Жанну тоже связали, но по-иному, она сидела на месте переднего пассажира, за спинкой сиденья запястья стягивал скотч. Вновь потек шепот:
– Сможешь развязаться?
Михаил пошевелил не пошевелившимися мышцами.
– Нет.
– Плохо. Яма, которую он копает, для тебя. – Красивый силуэт указал за тонированное окно автомобиля. – Может, и для меня тоже.
– Где мы?
– В лесу за городом.
– Он один?
– Да.
– Подожди.
Затекший организм напрягся, Михаил пересилил боль и, извиваясь червем, в несколько приемов добрался головой до заломленных вниз рук девушки.
Рвать слои скотча зубами – дело непростое. Собственные запястья стянуты сзади, а настолько согнуться, чтобы проскользнуть в кольце рук и вывести их вперед, не позволял разладившийся ноющий корпус. К тому же, Михаил не знал, способен ли на такой фокус, стандартный для кинобоевиков. Если ты не Джеки Чан, а запястья перематывал человек, сведущий в деле…
– Ура, – шепнула Жанна, – расходится!
Не отвечая, Михаил продолжал грызть противную ленту. Задыхаясь – рвал, впивался, отплевывал и снова вгрызался, как бультерьер в обидчика. И через минуту…
– Есть!
Девичьи руки исчезли впереди. За стекло метнулся озабоченный взгляд, скрипнул открываемый бардачок, блеснул металлом вынутый револьвер. Кружочки гильз, видимые даже Михаилу, показали, что барабан полон.