Пока же Макрон занял такую свою, через стакан наблюдательную позицию, мистер Пфайзер, совершенно не обращая на него своего внимания, ну и что, что для него, в общем-то, заводился весь этот разговор (мистер Пфайзер мог и забыть, что при его годах позволительно делать, а не пользоваться этим глупо), продолжил свой нравоучительный и местами захватывающий рассказ, а не как думал Макрон, разговор.
– А ведь мы все начинали с одного – бутлегерства. – Мистер Пфайзер сделал паузу, для того чтобы своим взглядом обвести всех присутствующих за столом людей. Чьи лица, как и в те прежние времена, не выказывали и тени сомнения в том, что всё то, что он сказал, именно так, и что они, не моргнув глазом, отправят сомневающегося в них и качестве их продукта, на тот свет.
– Да, были времена. – Вздохнул вместе с сидящими за столом головорезами мистер Пфайзер, который, как и многие из сидящих, уже давно убрал автомат Томсона в чулан, и теперь в своих делах использует цивилизационные методы распределения богатств, которые, как оказывается, куда прибыльнее и безопасней.
– Запомни, одну важную вещь. – Наклонившись в сторону Макрона, проговорил мистер Пфайзер, заставив тем самым Макрона оторваться от стакана и приблизиться к нему. – Если в стране намечаются глобальные изменения, а это всегда передел собственности, то жди появления сухого закона. А всё просто, ведь для того чтобы была достигнута заявленная цель, необходимо появление нового, иначе мыслящего класса. При этом, чтобы новые изменения смогли надолго удержаться, они должны обязательно опираться на что-то, как в данном случае на этот класс, выступивший, как авангард изменений. Ну а этот класс сможет выступить опорой лишь в том случае, если он будет обладать определённым капиталом. Ну а чтобы быстро накопить капитал, просто необходим сухой закон. Так что всё логично и как у нас в двадцатые года, так и в восьмидесятые годы в Союзе, сухой закон возник не на пустом месте, а был подготовкой к предстоящим глобальным изменениям. – Мистер Пфайзер на этом замолчал и, как показалось Макрону, даже завис. А ведь Макрон между тем, был единственным, кто в оба уха слушал, когда все остальные уже увлеклись своими воспоминаниями о тех золотых и, конечно, кровавых временах накопления начального капитала.
Но мистер Пфайзер, а в былые сухие времена «Хитрый лис», только делал вид, что он в своём старческом маразме забыл себя и где он вообще находится. А всё для того, чтобы его противники, а в этом противном и осточертевшем мире для «Хитрого лиса» иных и не было, перестали бы принимать его в расчёт и в своём расслаблении раскрыли себя и свои коварные планы.
– Как думаешь, он всё слышит или уже умер? – кивнув в сторону «Хитрого лиса», прошептал своему брату «Бешеному псу» Годному, «Бешеный пёс» Эрик.
– Если не умер, а всё и всё ещё слышит, то можешь считать, что он уже умер. – Сквозь зубы проговорил «Бешеный пёс» Годном, сжав в кармане столовый нож.
– Это надо проверить. – В разговор вмешался ярый приверженец безоговорочных решений, третий «Бешеный пёс» – Херк Джадной, который берёт со стола тарелку и, размахнувшись, обрушивает её на пол, точно посередине между «Хитрым лисом» и Макроном. И если сидящий Макрон, явно не обладая терпением и выдержкой, в один момент, не просто отпрял назад, а скорее откинулся на спинку стула, которая, не выдержав этого резкого наскока, накренилась назад и, не дожидаясь пока Макрон уравновесит себя и стул, понеслась назад вместе с ним, то «Хитрый лис», так внешне и не шелохнулся, сидя в одной несгибаемой (попробуй согнуть, уже итак согнувшееся) позе мыслителя (правда, без ручной опоры на коленку). И даже тогда, когда в буквальной близости от лица «Хитрого лиса» пронеслась нога, летящего в своё падение со стула Макрона, то и тогда, ни один мускул не дрогнул на его лице.
Но эта внешняя невозмутимость «Хитрого лиса» была всего лишь его защитной маской, ничего не имевшей общего с тем, что творилось внутри самого Пфайзера, который в этот момент увидел не просто разлетающуюся в куски тарелку, а он отчётливо вспомнил тот судьбоносный день, когда его жизнь чуть было не разлетелась на те же мелкие кусочки.
Глава 6,5.
Бутлегеры.
Все судьбоносные дни, дабы вы не слишком переживали или же не старались тратить время за зря, пытаясь затаившись, избежать этой судьбоносности, начинаются, как самые простые и ничем не примечательные дни. Где вы, как обычно очухиваетесь после самой обычно проведённой ночи, само собой в незнакомой квартире, типа притона и, продрав глаза, с удовольствием замечаете, что вы до сих пор в штанах, в рубашке и даже в шляпе на голове. А это значит одно, что вы с вечера заблаговременно позаботились о себе и не раздевались, для того чтобы утром не тратить драгоценное время на все эти одевания. Но и это ещё не всё, и вы, дабы не расслаблять себя мягкими матрасами и всегда быть в тонусе, прилегли, а возможно (не зря бока болят), просто грохнулись с кровати на пол.
После чего вы или тот, кто всё это вспоминал – «Хитрый лис» Файзер (так его до известных только ему событий звали), вначале вытягивает в сторону левую руку (он был левша) и ожидаемо нащупывает в своей руке зажатый ею же револьвер. «Это уже радует», – радуется Файзер, понимая, что, пожалуй, пока он себя не помнил в пьяной отключке, никто не посмел бы покуситься на него, когда в его руках находился револьвер (да и его лежащее положение – с прикрытой задницей, головой к потолку, говорит о том, что он лежал, не как фуфло, а как хозяин положения). Далее наступает очередь правой руки, и она тоже не подводит Файзера, обнаружив в себе бутылку виски, которая в один локтевой сгиб руки тут же подводится к жаждущему рту Файзера, и он, даже не приподымаясь, начинает, обливаясь, вливать в себя виски.
Ну а такие красноречивые звуки не могут не быть услышанными теми, кто и сам не прочь с утра приложиться к бутылке. А их в таких местах, где раз за разом оказывался «Хитрый лис» Файзер, была полная кровать, которая не только стояла рядом с проходом, в котором поместил себя Файзер, но возвышалась над ним. И как только Файзер после первого глотательного вливания сделал небольшую передышку, как на кровати зашевелись и буквально через мгновение, с неё выглянуло пока ещё миленькое личико крашеной блондинки, с классической для тех лет причёской на голове.
– Лиска, а мне. – Надув губки, пролепетала блондинка, заставив Файзер с недоумением посмотреть на неё и, не обнаружив у себя в памяти этого лица, приняться соображать, а кто это такая и почему она зовёт его каким-то и не пойми, что за именем. Но Файзеру уже неплохо и он может полежать и подумать хоть о чём, когда, как милой блондинке не терпится сделать глоток и она вынуждена быть более сообразительной, нежели Файзер. Так что она не разлёживается, а поняв причину заминки Файзера, быстренько сползает с кровати к нему на пол, где забравшись на него, а затем, склонившись над его головой, глядя ему в глаза, говорит:
– А вчера клялся, что никогда меня не забудешь. – Блондинка прищурившись, пытается смутить Файзера. Но разве Файзера чем-то можно смутить и растревожить, и он вновь приближает к своему рту бутылку и делает внушительный глоток, заставляя блондинку вместе с собой проглатывать слюни. Правда Файзер не любит пить в одиночку, да и курить охота, и он, так уж и быть, протягивает бутылку блондинке, которая тут же проявила свою подлую женскую сущность и, добившись своего – бутылки, вместе с ней упархивает обратно на кровать.
Но Файзер не посылает ей вдогонку пулю, а посчитав, что ему пока хватит, и его ещё ждут дела, убирает револьвер в висящую на плече кобуру и, получив в своё распоряжение вторую свободную руку, оперевшись на руки, поднимается с пола. Ну а стоять, это вам не лежать, и здесь требуется определённая сноровка и умение держать равновесие, чтобы опять не лежать, но уже с разбитым лбом. А всё потому, что в стоячем положении на вас действует множество направленных и пытающих сбить вас с толку сил, как например, сила ветра, который любит раздолье, а тут вы стоите и мешаете ему беспрепятственно ветриться. Что ему естественно, не может понравиться, и он старается вас пригнуть к земле, которая находясь в связке или сговоре с этим подлым ветром (а для чего он тогда юбки приподнимает у симпатичных и юных особ; подлец и любовала, одно двойное слово), старается притянуть к себе.
Правда, в этой комнате сейчас ветров не ощущается, но Файзера всё равно этим не сбить с толку, когда он чувствует, что его пошатывает. Что, скорей всего, является следствием действий внутренних ветров, которые, каким-то неведомым образом (наверное, когда он спал), проникли в него и пытаются изнутри расшатать его основы стояния. Но Файзер не первый день и даже год прикладывается к бутылке и знает, как обуздать это волнение и дрожь в ногах. И он, приблизившись к блондинке, вырывает из её рук бутылку, после чего делает ещё один глоток и уже окончательно возвращает той бутылку. Затем он, передёрнувшись, выплёскивает из себя рык, с чем и отправляется в ванну помыться.
Там же намочив свою голову, он этим экспресс способом приводит себя в порядок и уже в полном порядке предстаёт перед блондинкой, которая в свою очередь, наоборот, выглядит не очень в порядке и даже не только на лице, но и в одежде. Где всё так задралось до неприличия, что даже Файзер, до неприличия ответственный пуританец и то, чуть не соблазнился на то, чтобы оставив на время все свои приличия в покое, предаться всему этому неприличию. Да и тем более сама блондинка напрашивалась. Её, как он сейчас вспомнил (воспоминание в руку), зовут Салли и как вроде бы они, уже последние полгода живут вместе и даже строят планы на будущее – где они заведут детей и будут пить по утрам не виски, а чай по-русски или с лимоном. Ну а Файзер, как однозначно джентльмен, разве мог позволить такому случиться, чтобы просьба девушки осталась без ответа. Конечно не мог, и Файзер уже было начал расстегивать пуговицу на рубашке, как неожидаемый им, неожиданный, что логично, стук в дверь, заставляет его руку одёрнуться от пуговицы и схватиться за револьвер.
После чего Файзер бросает резкий взгляд в сторону двери, в которую пока не вламываются и Файзер позволяет себе перевести свой напряжённый взгляд на развалившуюся в привлекательной для всякого олуха позе блондинку Салли.
«Ах ты, потаскуха. Хотела подловить меня на моё джентльменство и завлечь к себе в страстные объятия. И пока я, позабыв обо всём, увлечённо обнимаюсь с тобой, те за дверьми, а там скорей всего стоят гангстеры, подосланные моим конкурентом видным бизнесменом Джозефом, выламывают дверь и врываются сюда в спальню. И что они видят, когда с автоматами наготове оказываются здесь. Одно неприличие и даже возможно, срам. Ах ты, потаскуха. – Повторился Фрайзер и даже покраснел от всех этих представившихся ему своих видов сзади без штанов, что заставляет его ещё крепче сжать револьвер и зубы.
– А ведь они, скорей всего, не сразу накормят меня пулями, а захотят поиздеваться, накормив меня по горло стыдом. Возьмут и бесштанного выгонят на улицу, а там моросит дождь и холодный ветер. Где я, конечно, замёрзну и весь сожмусь, но и этого им будет мало, и они специально подгонят меня к грязной луже и пролетят мимо на машине, чтобы окатить этой грязью с головы до ног. После чего я униженный, обязательно простужусь и умру. А что ещё можно ожидать от этих грязных типов, которые только и работают на этого вечно прокручивающего свои грязные делишки Джозефа. Не иначе, в политики готовится. У, гад», – Файзер, решив отстреливаться до предпоследнего патрона (последний, решил оставить для этой Салли), заняв позицию у стены, потихоньку выдвинулся в сторону дверей, в которые вновь, но уже сильнее и продолжительнее, постучали.
«Что, не терпится подловить меня», – усмехнулся про себя Файзер, не спеша двигаясь по направлению к двери и держа наготове в левой руке револьвер. Но вот Файзер оказывается у двери, которую он, впрочем, не торопится открывать и, не прижимаясь ухом к ней, чуть отстранившись в сторону, прислушивается к тому, что там делается за ней. А там, как ему слышится, кто-то нетерпеливо елозит своими ногами по полу и вроде бы даже возмущается глухотой того, кто находится с той стороны двери, где сейчас стоит Файзер.
– Ну, это наглость, заявлять подобного рода вещи. – Покачивает головой Файзер, который хоть и предполагал, что пришедшие, те ещё наглецы и бандиты, но всё же, когда ты слышишь такие обидные вещи практически в лицо, то это, конечно, заставляет возмущаться и нервничать. И если бы голос стоящего за дверью человека, не показался Файзеру знакомым, то он, пожалуй, не спрашивая «Кто там?», прямо сейчас, не открывая дверь, разрядил свой револьвер. Ну а раз голос знакомый, то так и быть, можно спросить.
– Синий Фил, это ты? – боясь ошибиться, а ошибка может стоить дорого, выстрелами в ответ, тревожно спросил дверь Файзер.
– А кто же ещё. – Стоящий за дверью явно удивлён тому, что его спрашивают о том, кто он есть. А ведь он всегда таков и никогда вроде бы не менялся, что право странно.
– Ну смотри, не обманись. – Угрожающе проговорил Файзер, чем чуть не заставил Синего Фила перестать стоять у двери. После чего Файзер, для начала отводит спусковой крючок револьвера, а уж затем щеколду, на которой держалась вся эта закрытость двери. Вслед за этим дверь резко раскрывается и не успевает Синий Фил что либо сообразить, как приставленный к его горлу ствол револьвера, уже приподнял его на пальцы носочков ног. В свою очередь Синий Фил пытается хотя бы вздохнуть и даже уравновесить себя взмахами рук, что ему, в общем-то, пока удаётся.
– Ну, посмотрим, тот ли ты Синий Фил или всего лишь самозванец, который за него себя выдаёт. – До ушей Синего, а теперь и трудно сказать какого, когда Фил уже больше красный от напряжения, чем синий от его образа жизни, доносится грозный голос Файзера, чьё лицо, в виду неудобного головного положения Фила, ему пока трудно разглядеть. Так что нет ничего удивительного в том, что Фил, для того чтобы лучше разглядеть Файзера, пытается поворачивая свой нос, который своей массивностью загородил лицо Файзера, заглянуть за него, чтобы увидеть Файзера. Что интерпретируется Файзером, заметившим все эти носовые движения Фила, с неожиданной для него стороны.
– Да ты ещё нос воротишь. – Охнул Файзер, отчего тут же захотелось охнуть и Филу, на чью ногу, которая и так находилась на носочках, нестерпимо больно наступил своими ковбойскими сапогами Файзер. И, пожалуй, Филу несдобровать и дальше, да вот только как раз знание им того, что у него есть и вторая нога, наступив на которую ей будет не меньше больно, чем первой, мобилизует Фила, и он своим, прямо из души заявлением, определённо приводит Файзера в замешательство.
– А какой смысл самозванцу выдавать себя за Синего Фила? – истеричным голосом спрашивает Синий Фил Файзера, отчего тот на мгновение замирает на одном месте – ноге Фила и, не сводя своего взгляда с уже обливающегося потом Фила, принимается размышлять над этой заковыристой задачкой. Но вот проходит мгновение (для Файзера) или может вечность (для Фила), и Файзер озаряется улыбкой, с которой он слезает с ноги Фила и убирает свой револьвер обратно в кобуру.
– А я с самого начала знал, что это ты. – По-дружески похлопав Синего Фила по пыльному плечу, Файзер от души радуется тому, что перед ним стоит именно Фил, а не какой-нибудь самозванец, которого, в общем-то, не сильно отличишь от всего в пыли, Синего Фила, который, если честно, тот ещё самозванец и сволочь.
Что же касается самого Синего Фила, то он хоть и рад тому, что всё так удачно для него разрешилось, тем не менее он не спешит конкретизировать незаконченность заявлений Файзера, который, как ему кажется, ещё в нём сомневается и поэтому вместо имени использует местоимение «ты». Да и к тому же Файзер не даёт Филу времени на раздумья и вновь став резким и злым, спрашивает его:
– Ладно, нечего зря тратить время. Я, как понимаю, ты не просто так пришёл. Говори, чего хотел. – Что, судя по напряжённому виду Синего Фила, вызывает у него новый приступ недоумения, которое бы и прорвалось вскоре, да вот болтающийся под мышкой у Файзера револьвер, заставляет его включить благоразумие и выбирать выражения. И Синий Фил, вместо того, чтобы возмущённо, зычным и даже грубым голосом заявить: «Да ты что, вообще оборзел, тупая, беспамятливая скотина. Ты же сам, мудак, ещё вчера велел собрать во всеоружии ребят и заехать за тобой. А сейчас, стоишь и тупишь. Так что, не обижайся, а для конструктивности диалога, придётся тебе заехать кулаком в нос», – используя дискант, говорит: