– Значит, никакого. Боюсь, девушка, ничем не могу вас порадовать. Образования нет, лет всего семнадцать…
– Так через два месяца уже восемнадцать…
– Вот именно, – сказала Толстая, обмахиваясь картонной папкой с завязками. – Молодая ещё. Учиться тебе, милочка, надо. Или институт кончать, или хоть ПТУ какое-нибудь – на повара там выучиться, на машинистку. А то как же – совсем без образования? Кому ты нужна? Сама подумай…
– Так получилось… – потупила взгляд Надежда, пытаясь скрыть улыбку. – Но я могу быть помощником руководителя… Секретарём. У меня грамотность хорошая…
– Сказали же – нету ничего! – раздраженно бросила Худая. – И вообще, у нас сейчас обед!
– Грамотность у неё… – проворчала Бабетта. – Много вас таких, грамотных…
– До свидания… – кротко произнесла Надежда, выходя в коридор. – Извините за беспокойство… Приятного аппетита…
Прислонившись спиной к стене у кабинета, она беззвучно рассмеялась – слишком хорошо знала подобный тип женщин, которые лет по тридцать работают в одном замкнутом пространстве, вместе стареют, а потом ревниво охраняют свою территорию от молодых конкуренток. Было бы самоубийством попасть в такой коллектив – впрочем, чем моложе и красивее была претендентка на место, тем меньше у неё оставалось шансов пройти «фейс-контроль» и устроиться на работу. Хотя тогда такого слова – «фейс-контроль» – ещё не знали…
Из-за неплотно прикрытой двери было хорошо слышно, что происходит в кабинете, и Надежда не отказала себе в удовольствии послушать, как ей перемывают косточки.
– А может, зря девку-то отшили? – спросила Бабетта, пудря жирный нос. – С виду такая приличная… Вальку как раз уволили – пусть бы на её место и шла.
– Ага! Счас! – возмутилась Декольте. – Вальку за что уволили? За то, что шуры-муры с начальством крутила! Взяли на свою голову! Так той уже за тридцатник перевалило, и страшная, как моя жизнь, а тут красавица! Чтоб на месте Вальки в приёмной сидела? И что с нашим Пал Иванычем будет?! Да и не только с ним… Передерутся тут все!
– Всё правильно, – сказала Худая. – А мне потом с женой Пал Иваныча объясняться. Она меня за Вальку чуть в гроб не уложила. Мол, где мои глаза были. Спасибо – я ещё пожить хочу…
– Да она только притворяется бедной овечкой! Вы видели, какой у неё сарафан? Импортный! Значит, на это деньги есть! – возмутилась Декольте.
– Если бы у меня была такая фигура, у меня бы тоже деньги были, – скривила губы Бабетта.
Толстая достала из стола огромный бутерброд с колбасой и пробормотала, прицеливаясь, с какой стороны лучше откусить:
– Пусть девочка сначала выучится, а потом приходит. У нас тут не богадельня…
– И не публичный дом… – поставила в разговоре точку Бабетта, послюнявив во рту чёрный карандаш и жирно подводя глаз.
Надежда на цыпочках отошла от двери – ей ещё предстояло преодолеть препятствие в лице вахтёра, которого она оставила не в лучшем состоянии. Однако, на удивление, тот тихо, как мышка, сидел за столом и даже не посмотрел в сторону девушки, когда та проходила через «вертушку».
Обрадованная Надежда выскочила за территорию мукомольного комбината и мысленно перекрестилась – она не знала, что больше всего на свете подкаблучник-вахтёр боялся женщин, которые без тени сомнения могут заехать мужику куда угодно. Такая жена была у него самого – за свои многочисленные похождения вахтёр был бит нещадно и многократно, и хоть коситься на сторону с годами не перестал, женского рукоприкладства опасался. Если бы смазливая девица принялась ругать, увещевать или стыдить старого похабника, то нарвалась бы на ответную агрессию. Получив же «в рог» (точнее, по причинному месту), отвергнутый «казанова» привычно успокоился. Именно таким способом верная супруга обычно приводила его в чувство…
Следующим пунктом, куда отправилась Надежда, была её родная школа. Она понимала призрачность своего желания устроиться сюда на работу в период экзаменов, но было просто интересно – под каким предлогом откажут ей здесь.
Надежда ожидала, что вид школы, которую она когда-то окончила, вызовет в ней какой-то особенный трепет, но этого не случилось. Может быть, потому, что школа оказалась именно такой, какой она её запомнила, – полное ощущение, что это случилось не почти 30 лет назад, а вчера! Впрочем, это ведь был 1983 год – со школой она действительно распрощалась почти вчера…
Пройдя по непривычно пустым гулким коридорам, Надежда дошла до приёмной. Там сидела смутно знакомая женщина с «фигой» на затылке из гладко зачесанных волос. «Да это же Гуля! – поразилась Надежда. – Надо же, а я её совсем забыла…».
Гуля – Галина Петровна – была бессменным секретарём директора школы, и ученики от первого до десятого классов боялись её больше, чем самого директора. И вот теперь Гуля собственной персоной восседала за столом в приёмной и волком смотрела на Надежду поверх очков.
– Никольская? – сквозь зубы процедила Гуля. – Какими судьбами?
– Здравствуйте, Гу… Галина Петровна! – бодро ответила Надежда, но голос предательски дрогнул. – Вот, работу ищу… Подумала – может, в родной школе что-то будет… Например, лаборанткой в кабинет химии… или физики…
Галина Петровна сняла очки и удивлённо уставилась на девушку – в её глазах мелькнуло что-то человеческое.
– Ищешь работу? А что случилось? Ты же, если мне не изменяет память, учишься в педагогическом?
– Училась… Мне пришлось уйти.
Галина Петровна моментально потеряла к недавней выпускнице всяческий интерес, надела очки и отвернулась.
– Значит, зря тебя тянули на серебряную медаль… Сейчас работы точно нет. Экзамены пройдут – и всё. С 1 сентября сможешь устроиться техничкой. Но не факт. В общем, вряд ли я смогу тебе чем-нибудь помочь…
Гуля приняла деловой вид, давая понять Надежде, что разговор окончен. Та ещё немного потопталась на пороге и вышла, тихо прикрыв за собой дверь.
– Спасибо, что не отказали, – пробормотала она.
В запасе оставался ещё один вариант – в непосредственной близости от дома. Всё-таки ездить в общественном транспорте куда-нибудь на другой конец города очень не хотелось…
Уже через четверть часа девушка сидела в кабинете заведующей почтовым отделением и с надеждой смотрела на усталую, словно потёртую женщину без возраста – ей с одинаковым успехом можно было дать как тридцать лет, так и пятьдесят. Та задумчиво теребила в руке карандаш.
– А не сбежишь? – спросила заведующая недоверчиво, разглядывая Надежду. – У нас такая текучка! Не хотят женщины почтальонами работать. Устроятся, неделю поработают – и увольняются. Видите ли, рано вставать. Ну да, рано, не спорю – в шесть утра надо уже здесь быть, почту раскладывать. Потом разнести. Так зато полдня – и свободна, можно ещё хоть на две работы устроиться…
Надежде уже порядком надоело обивать пороги в поисках работы. Ноги в так называемых «колодках» ныли – босоножки на высоченных каблуках с заклёпками на цельновыточенной платформе, которые ваяли подпольные грузинские цеховики, действительно напоминали этот вид средневековой пытки…
– Я готова! Меня всё устраивает! Только возьмите…
– Ох, не знаю… – продолжала сомневаться заведующая. – Чувствую, что и ты не задержишься. Но деваться некуда – работать некому. Давай, оформляйся – и завтра к шести утра приходи…
Девушка облегчённо вздохнула.
Звонок будильника прозвенел, как набат. Надежда ошарашено открыла глаза. В комнате было темно – солнце ещё не успело как следует подняться над горизонтом и пробиться сквозь плотные шторы. Постепенно в голове прояснилось: пора на работу. Она уже два месяца разносит почту в своём районе, но так и не привыкла к ранним подъёмам…
Не раскрывая глаз, девушка села в постели и со стоном принялась раскачиваться из стороны в сторону.
– Господи, я же сова… – прошептала она страдальчески и с трудом открыла глаза.
Потягиваясь, Надежда встала с постели и привычно подошла к календарю. Оторвала листок, посмотрела на дату – 1983 год, 12 августа, пятница.
– Завтра день рождения… 18 лет… А реально – уже 45. Жуть…
Распахнула шторы, впустив в комнату рассвет, подошла к зеркалу и придирчиво себя осмотрела.
– Для 45-ти я выгляжу совсем неплохо… Даже при таком освещении…
Надежда на цыпочках пробралась через проходную комнату, которая служила спальней родителям. Те сделали вид, что спят, – мама так и не смирилась с тем, что дочь ушла из института и разносит почту, и постоянно «накручивала» мужа. Николай Васильевич уже давно успокоился на тот счёт, что наследница останется без высшего образования, потому что, по его твёрдому убеждению, для девчонки главное не диплом, а свидетельство о браке, но ссориться с женой не хотел и старательно делал вид, что продолжает сердиться.
Когда Надежда скрылась в коридоре, Николай Васильевич осторожно выскользнул из постели и, как был, в майке и семейных трусах, посеменил за дочкой. Вера Ивановна демонстративно отвернулась к стенке и накрыла голову подушкой мужа.
В маленькой прихожей Надежда, присев, застёгивала босоножки на плоской подошве – бегать на каблуках по подъездам было тяжело. Николай Васильевич суетливо достал из кармана своего пиджака, висящего на вешалке, кошелек, оттуда – червонец и с виноватым лицом протянул деньги.
– Доча, ты это… – прошептал он, косясь на дверь. – Купи себе подарок на день рождения… Мама ещё дуется – не обращай внимания. Ты ведь её знаешь – она очень переживает… Мы так мечтали, что хоть ты кончишь институт, будет у тебя высшее образование. Нам-то не удалось… А оно, видишь, как вышло. Ну… возьми…
Надежда поднялась, взяла деньги и крепко обняла отца.
– Спасибо, пап… Я вас с мамой очень люблю, папулечка-роднулечка… Не могу всего объяснить, но поверь – всё будет хорошо и у меня, и у вас. А высшее образование – это не главное. Я и так у вас шибко умная. Не по годам…
Николай Васильевич с сомнением покачал головой и погладил Надежду по пышным волосам. Дочь, конечно, и умная, и красивая, но с таким «багажом» всех женихов распугает. А в её положении сейчас вариант только один – быстрее выйти замуж…
***
В маленькой комнате, куда сгружали корреспонденцию, Надежда сидела за столом спиной ко входу и сортировала почту. Газет выписывали ещё много, бывало, по две-три на квартиру, плюс журналы, да и писем с открытками и извещениями на посылки и бандероли хватало, так что Надежда работала сноровисто, чтобы успеть разнести всё по холодку.
Вот опять письмо Наташке Вакуловой от какого-то уголовника из тюрьмы – иногда «заочница», измученная мать троих детей, зачитывала Надежде вслух самые, на её взгляд, красивые места из его посланий: «Я беру в руки конверт с твоим письмом и, ещё даже не открывая, целую его горячими губами… Представляю, как, склонившись вечером после трудного рабочего дня над столом, уложив спать детей, ты своими маленькими нежными пальчиками держишь ручку и пишешь мне – пока ещё не знакомому тебе романтику… Я вдыхаю твой запах, который остался на бумаге и уже стал мне родным, и представляю нашу встречу… Жду тебя, далёкая моя, близкая моя… Не забудь взять хороших сигарет, мятных пряников и пару пачек чая…».
А Нине Семёновне опять ничего нет – сын пятый год рыбачит где-то на Камчатке, не приезжает и почти не пишет. Мать уже все глаза выплакала и каждое утро старается перехватить почтальонку у подъезда, с надеждой заглядывая ей в лицо.
«Вот же гад, – думала Надежда о сыне Нины Семёновны. – Неужели трудно хоть открытку матери прислать?..»
Девушка ловко вкладывала корреспонденцию между первой и второй страничками сложенной вчетверо газеты с той стороны, где написан адрес. Знала, какое это счастье: достать из ящика газету, что-то там нащупать, осторожно заглянуть внутрь – и увидеть письмо… А то и не одно – вон, красавчику Игорьку из пятого подъезда чуть ли ни каждый день письма от девчонок со всей страны приходят. И где он с ними только знакомится в отсутствие интернета?..
А это что такое? Надежда держала в руках конверт, где была указана фамилия Жени Богомазова и его адрес. Вместо обратного адреса – казённый штамп: военкомат Левобережного района города Воронежа.
Показалось, что сердце на мгновение перестало биться, а потом направило поток крови в голову – в висках застучало, стало трудно дышать. Осторожно оглянувшись по сторонам, Надежда спрятала конверт на самом дне своей безразмерной сумки. Женька никогда не получит эту повестку – чего бы ей это ни стоило…
Надежда поочерёдно заходила в подъезды, быстро раскладывая почту по ящикам. Про кодовые замки никто ещё и не слышал, поэтому работа спорилась. Нина Семёновна, как обычно, ждала её на лавочке. Получив газету «Гудок» и журнал «Здоровье», она вопросительно посмотрела на девушку – та молча покачала головой. Старушка тяжело вздохнула, смахнула набежавшие слёзы.
– Не дождусь я его, наверное… сыночка своего. Даже похоронить будет некому…
– Не выдумывайте, Нина Семёновна! – преувеличенно бодро воскликнула Надежда. – Вы же сами понимаете – это Камчатка. Письма оттуда долго идут.
– Ага, сами идут… Своими ногами… Нет, дочка, он просто меня забыл. Сыночек мой… Ну, лишь бы был здоров. А я уж тут как-нибудь… Соседи, если что, похоронят. У меня уже всё наготовлено…
Нина Семёновна, сникнув, зашла в подъезд, а у Надежды сжалось сердце. В будущем всё станет намного проще: у всех мобильные телефоны, электронная почта, скайп… А ещё социальные сети, блоги. «Потеряться» совершенно невозможно – если только сам человек этого не захочет. Да и то – «вычисляются» такие на раз-два. Ей бы сейчас эти возможности – уже давно бы неблагодарного сыночка Нины Семёновны на чистую воду вывела. А так она даже адреса не знает, чтобы отослать ему письмо и как следует отчитать за мать…
Надежда присела на скамейку, перебирая содержимое своей почтальонской сумки. Нащупала на дне повестку из военкомата – и выдернула руку, словно обожглась.
Из-за угла дома появились загорелые до черноты Лена и Женя, которые вдвоём с трудом тащили огромный старый чемодан, перевязанный бечёвкой. Увидев Надежду, Лена бросила чемодан и припустила во всю прыть к подруге, оставив Женю одного. Тот устало вытер тыльной стороной ладони пот со лба.
– Всё, – сказал Женя. – Я приехал, а вы как хотите…
Надежда, раскинув руки, ждала, пока на неё, как вихрь, налетит с поцелуями и объятиями Лена. Они засмеялись, закружились, чуть не свалившись, затем Лена плюхнулась на скамейку и утащила за собой Надежду.
– Надюшка! Господи, я тебя не видела с самого начала лета – как мы Курилова «сделали», а ты документы из института забрала! Ты знаешь, что его выгнали со скандалом? Девчонки как повалили в деканат! Такого про него понарассказывали! Жуткий тип оказался – никому из студенток прохода не давал, специально на экзаменах валил, чтобы потом «натурой» отрабатывали! Но все молчали, боялись жаловаться. В общем, тю-тю наш Рома! И всё благодаря тебе!
– Без тебя я бы не справилась, – улыбнулась Надежда. – Это была наша совместная операция… Как вы, Ленчик? Как отдохнули? Такие загорелые…
Подошёл, с шумом волоча по земле чемодан, Женя, звонко чмокнул Надежду в щеку.
– Привет рабочему классу! А мы вот бездельничаем… Решил Ленку перед армией выгулять как следует. Ну, и самому сил набраться… Знаешь, как мы шикарно отдохнули?!
Надежда крепко обняла Женю, потом отстранилась и посмотрела на него долгим взглядом.
Женя смущённо улыбнулся – мол, ну да, это я.
– Женька… – прошептала Надежда. – Какой же ты классный… Я так рада за вас с Ленуськой…
Лена в это время трещала без умолку, роясь в своей сумке.
– А мы только с поезда – в Крыму были, в Евпатории. Почти два месяца! Снимали комнату у одной бабушки недорого – она нам как родная стала! Закормила просто! И денег под конец уже не брала! Мы её на свадьбу пригласили! Через два года, как только Женька из армии вернется, да, Жень?
– Ага, только она сильно переживала, что не доживёт, – улыбнулся Женя. – Но мы с неё слово взяли! Она тогда сказала: «Васеньку своего с фронта не дождалась, так хоть тебя, Женечка, дождусь».