– Да я вижу, что случай явно не счастливый! – раздражённо перебил Лену доктор. – Конкретнее! Что с ногой? Что с лицом? Что пили? Духан от вас такой стоит…
– Пили всё – шампанское, вино, водку, – зачастила Надя. – На лице – отёк, аллергия на одеколон «Гвоздика», которым обрабатывали рану на ноге. А на ноге – травма, топориком. По пальцам. Не до конца… Кажется… Во всяком случае, пальцы рядом не валялись…
Доктор посмотрел на странную девушку, которая была явно не в себе, и покачал головой. Женю уже уложили на носилки – медсёстры подхватили их и довольно резво побежали в отделение. Лена семенила рядом с носилками и держала Женю за руку. Молодой врач держал Женю за другую руку и на бегу считал пульс. На крыльце он не очень вежливо отодвинул Лену в сторону:
– Спасибо, дальше мы сами!
Он захлопнул дверь прямо перед носом девушки. Та попыталась её открыть, но доктор высунул голову и рявкнул:
– Я сказал, отцепись! Мы в операционную!
– Нет! – пискнула Лена, норовя протиснуться мимо врача. – Я с вами! Я не помешаю…
– Будь здесь! – смягчился эскулап. – Всё будет нормально – я обещаю! Ты поняла?
– Поняла… – прошептала Лена, провожая тревожным взглядом Женю, уносимого по длинному коридору дородными женщинами в белых халатах.
– Вот и чудненько, – примирительно сказал доктор. – Ждите пока. Я милиции скажу, где вас искать. Думаю, с вами захотят побеседовать…
Лена растеряно оглянулась на Надежду, которая, немного успокоившись, устало присела на лавочку у входа в больницу. Водитель сел рядом и закурил. Его руки подрагивали.
В тягостном молчании прошло полчаса. Лена в волнении ходила взад-вперёд вдоль лавочки, то и дело поглядывая на дверь.
– Да сколько же можно, господи! – не выдержала она. – Ну не ногу же они ему там ампутируют, в самом-то деле!
Водитель бросил третью по счёту сигарету на землю, хотя рядом стояла урна, и Надежда брезгливо на него покосилась – терпеть не могла нарушителей чистоты и порядка.
– Типун тебе на язык! – недовольно буркнул водитель. – Лучше думайте, что ментам скажете…
– Тут и думать нечего – это просто несчастный случай! – сказала Лена, остановившись напротив Надежды, которая сидела, безвольно свесив руки между колен. – На его месте могла быть и я, если бы заснула не в палатке, а у костра…
– Ага, – противно ухмыльнулся Вова. – Как в кино: «Напьешься – будешь». Хотя вы, кажется, уже… того…
– Это вас не касается! – взвилась Надежда. – Между прочим, у меня вчера был день рождения, 18 лет. Имеем законное право!
– Ох, и язва ты на язык! – водитель поднялся с лавочки. – Второй раз уже поражаюсь. Кстати, на этот раз рублём не отделаешься. Трояк как минимум…
– Мародёр ты, Вова… – презрительно скривилась Надежда. – На чужом горе наживаешься…
– Не волнуйтесь, мы заплатим! – засуетилась Лена. – Мы вам очень благодарны! Если бы не вы…
– Вот, учись у подруги! – назидательно сказал водитель, кивнув головой в сторону Лены. – При нормальном отношении и я нормально. Не надо мне никаких денег. Пошутил я…
Надежду охватило бешенство – какие могут быть шуточки в такой ситуации?! Она полезла в карман шорт, достала какую-то мелочь, пересчитала.
– Вот, всё, что есть, – протянула она деньги водителю. – 25… 27… 32 копейки. Остальное отдам в городе – можешь записать мой телефон.
Водитель пригладил лысину:
– Вот с этого и надо было начинать ещё в прошлый раз, красавица! Я же тебе предлагал! А она мне: «…Мы с вами на брудершафт не пили….». Ну, не пили, и чё? Сейчас тоже не пили. Ну, то есть, пили, но без меня… А всё равно на «ты». Причём – заметь – ты первая начала! Если дашь свой телефон, зачем мне тогда твои деньги? Встретимся, посидим в кафе, в кино сходим…
Надежда прищурила глаза и особенным «взрослым» взглядом посмотрела на плюгавого мужичка, который как-то сразу смутился и сник.
– Вот что, Вова… – тихо сказала она, наклонившись к уху водителя. – Тебе сколько лет? Ты на себя в зеркало давно смотрел? Левачишь – на здоровье, только не надо опошлять свой маленький бизнес. Примета плохая… Никакого телефона ты не получишь, и денег тоже. Будешь ментам потом сам объяснять, сколько и за что я тебе должна. Я всего полдня как совершеннолетняя…
Водитель отпрянул и со страхом уставился на девушку, которая при всей своей ангельской внешности говорила с ним сейчас, как заправский уркаган. «Может, у неё отец уголовник…», – мелькнула у водителя мысль. Не может же девчонка так нагло себя вести просто так!
– Езжай-ка ты лучше отсюда, пока не началось, – Надежда легонько толкнула водителя в плечо. – И кольцо обручальное снимай, когда к молодым девчонкам яйца подкатываешь…
«Точно, папашка уголовник!», – водитель невольно спрятал правую руку за спину. Потом плюнул от досады и с неприязнью посмотрел на Надежду.
– Второй раз ты меня обламываешь, красавица… – проговорил он, изо всех сил стараясь не потерять лицо. – Смотри, в третий раз лучше не попадайся… Совершеннолетняя… Слишком ты борзая для своих лет, девочка…
– Что-о? – сделала к нему шаг Надежда.
Водитель от неожиданности отпрыгнул в сторону:
– Ничего! Ехать мне надо, говорю! Женьке привет… С него пузырь… Если живой останется…
Водитель быстро сел в машину, дал по газам и через секунду скрылся за поворотом.
– Останется, не сомневайся, – проворчала Надежда, когда машина скрылась из глаз. – И, кстати, спасибо… Извини – не успела сказать.
– Зачем ты с ним так, Надь? – спросила удивлённо Лена, которая стала невольной свидетельницей этого странного разговора. – Что на тебя нашло?
– Таких му… в общем, чудаков, учить надо, – махнула рукой Надежда. – Слишком много о себе воображают.
– Нехорошо получилось, – вздохнула Лена. – Он всё-таки нам помог…
– У него просто шансов не было не помочь…
– Да, я видела. Думала, ты под машину бросишься…
– Так и бросилась бы. Он это понял.
– И всё-таки спасибо ему…
– Да я же не против! – воскликнула Надежда. – Просто нужно всегда оставаться человеком! А он как себя повёл? Причём не в первый раз! Мы с ним уже пересекались…
– Всё равно не знаю, что бы мы без него делали… – продолжала защищать водителя Лена, и Надежда примирительно подняла руки:
– Сдаюсь. В следующий раз дам ему не только свой телефон, но и домашний адрес – пусть приходит… Расплачусь натурой.
Лена не успела возмутиться – на крыльце показался усталый доктор в медицинской шапочке, сдвинутой на затылок. Марлевая повязка болталась на одном ухе. Он достал сигареты, закурил.
Надежда и Лена подбежали к крыльцу. По виду доктора было ничего не понятно, и Лена от волнения начала заикаться:
– К-как Женя?! Он… ж-жив?..
Доктор крепко затянулся, выпустил дым и лишь потом сказал:
– Жить будет… Но часть ступни пришлось ампутировать. Кто же из вас, милые, такого парня инвалидом сделал? Теперь всю жизнь хромать будет…
– Всю жизнь! – радостно воскликнула Надежда, но спохватилась под удивлённым взглядом Лены и повторила скорбно. – Всю жизнь....
– Ну, может, и не всю жизнь, но только три пальца на левой ноге у него точно не отрастут… – продолжил доктор. – Еще аллергическая реакция сильнейшая. Уже начинался отёк гортани. Задержись вы немного…
Доктор бросил окурок в урну и продолжил:
– Он ещё поспит после наркоза, а вы тут подождите – сейчас милиция приедет, я вызвал. Так положено…
Лена зарыдала. Надежда обняла подругу.
– Спасибо, док, – сказала она. – Мы будем здесь, пока Женя не проснётся…
– Да мне-то что? – пожал плечами молодой врач. – Сидите, сколько хотите.
Врач скрылся за дверью, и Надежда проводила всхлипывающую Лену к лавочке. В глубине души она ликовала – её план удался! Теперь Женьку точно не заберут в армию, и он останется жив. А нога… Подумаешь – пальцы ампутировали. Так всего три пальца! Они, конечно, как верно заметил доктор, не отрастут, но через какое-то время Женька забудет, что с ним случилось в лесу. Целый и невредимый, а не лежащий на местном кладбище под бетонной плитой…
В больничном дворе показался милиционер – мужчина средних лет, с внушительным животом, красным потным лицом и потёртой дерматиновой папкой подмышкой. Было видно, как ему всё надоело, и больше всего в этот погожий субботний денёк он хотел бы оказаться на берегу речки с удочкой, а не брать показания с этих двух чумазых перепуганных девчонок, от которых за версту несёт спиртным…
– Это вы, гражданочки, раненого привезли? – строго спросил милиционер, присев на лавочку.
– Мы… – шмыгнула покрасневшим распухшим носом Лена.
Милиционер снял фуражку и положил её рядом с собой. Достал из кармана серых форменных брюк несвежий носовой платок, вытер потное лицо, вытащил из папки листок бумаги, ручку и, устроившись поудобнее, приготовился писать.
– Угораздило же вас в субботу… – проворчал страж порядка. – Ни одного нормального выходного ещё не было… Что за народ – как суббота, так обязательно членовредительство какое-нибудь. Будто сговорились… Давайте всё по порядку.
Последующие двадцать минут Лена и Надежда, отчаянно жестикулируя, эмоционально рассказывали милиционеру о случившемся. Тот морщился, крякал, вздыхал и старательно записывал за девушками, вытирая взмокший лоб.
– А номер машины вы, конечно же, вы не запомнили? – спросил милиционер устало, закончив писать.
– Нет! – хором ответили Надежда и Лена.
– Тогда распишитесь – здесь и здесь. Ваши адреса есть, если надо будет – вас вызовут… Гуляйте. Пока…
– Что значит «пока»? – возмутилась Лена. – Вы что, нам не верите?
– Да тухлая история какая-то, – вздохнул милиционер, поднимаясь с лавочки и надевая фуражку. – Неправдоподобная. Перепутать ногу с палкой… Долбануть топором…
– Говорю же – темно было! – Надежда тоже вскочила со скамейки. – Костёр погас! Женька мёрзнет! Ноги голые! Что мне оставалось делать?!
– Что делать? – пожал плечами милиционер. – Не знаю. Укрыть чем-нибудь…
– Да нечем его укрыть было! В том-то и дело! Единственные штаны – и те мокрые были! Сушились у костра! А костёр начал гаснуть! И погас бы!
– Ладно, разберёмся, – милиционер аккуратно сложил листы с показаниями в папку. – Я вот ещё с пострадавшим потолкую, когда оклемается…
– А он вам ничего нового не скажет, – буркнула Надежда, снова усаживаясь на лавочку рядом с Леной.
– Посмотрим… – многозначительно сказал милиционер, направляясь в сторону больничного крыльца.
Интуиция подсказывала ему, что дело тут нечистое, но она же подсказывала и другое: что-либо доказать будет трудно. Старший лейтенант Бричкин уже двадцать лет боролся с преступностью у себя в районе и очень хорошо уяснил одно: лишняя головная боль с плохими показателями раскрываемости никому не нужна – ни ему, ни начальству. Свой долг он частично выполнил – показания с не совсем ещё трезвых подружек взял; очнётся от наркоза их дружок – опросит и его. И если заявления от парня не поступит, то и дела никакого не будет. И тогда, может быть, он ещё и на рыбалку сегодня успеет…
В пустой шестиместной палате в углу на кровати лежал Женя с перевязанной ногой поверх одеяла и по-прежнему сильно отёкшим лицом. Рядом на стуле сидел милиционер; его многострадальная фуражка валялась на соседней койке.
Милиционер обмахивался чистым листом бумаги – августовское солнце шпарило прямо в окна, и в палате было душно.
– И всё равно, мне непонятно: как можно было так промахнуться, – пыхтел милиционер. – Она что, дура – ваша Надя?
– Почему сразу дура? – обиделся за подругу Женя. – Просто бестолковая. Она же без злого умысла….
– А ты уверен, что умысла не было? Может, ты ей где-то дорогу перешёл? Может, она тебе мстит за что-то?.. А? Не думал?
– Да почему я должен так думать! – возмутился Женя. – Я Надьку с детского сада знаю! Это просто нелепое стечение обстоятельств! С таким же успехом я мог с дерева упасть, или на корягу напороться, или вообще в речке утонуть. Когда люди на природе отдыхают, иногда и не такое случается!
– Это правда… – вынужден был согласиться милиционер. – Сплошное членовредительство. И всё-таки… Хочу ещё раз услышать… То есть ты претензий к гражданке… Э-э-э… Никольской… не имеешь?
– Не имею! – отрезал Женя. – Хватит искать то, чего не было, нет и быть не могло! Мы – лучшие друзья! С детства! И всё – не хочу больше об этом говорить. Я устал… У меня, между прочим, операция недавно была. Я ещё от наркоза не отошёл…
Женя демонстративно отвернулся к окну, а милиционер, вздохнув, положил листок бумаги, которым до этого обмахивался, на папку и принялся что-то записывать. Закончив, встал, взял фуражку и с сочувствием посмотрел на Женю.
– Без ноги остался, а всё туда же… Покрываешь… На, распишись, что с твоих слов записано верно…
Женя, сморщившись от боли, приподнялся на подушке и расписался на протянутом ему листе, затем снова отвернулся.
Милиционер убрал листок в папку, внимательно посмотрел на Женю.
– Ладно, – сказал он. – Лечись давай. И… Знаешь, что? Молодец ты, парень… Молодец.
Женя лежал с закрытыми глазами и прислушивался к своим ощущениям – наркоз понемногу отходил, и стопу сковывала боль. Почему-то особенно ныли кончики пальцев на раненой ноге – а ведь их, как уже знал Женя, ампутировали. Чему же там болеть? Он пока не думал о случившемся – всё было словно в тумане. Впрочем, как и перспективы…
Из коридора послышался быстрый топот ног – Женя открыл глаза и повернулся к двери, уже зная, кого там увидит. В палату буквально ворвались Лена и Надя. Они бросились к Жене – Лена сразу принялась плакать, покрывая лицо любимого поцелуями, а Надежда встала у кровати и неловко молчала, не зная, куда прятать глаза.
– Ну что, Никольская, добилась своего? – попытался разрядить обстановку Женя, неловко обнимая Лену. – Теперь я точно не пойду в армию…
Надежда, которая всё это время находилась в страшном напряжении, потеряла самообладание и, зарыдав, выбежала из палаты. Но это были не только слёзы раскаяния за то, что она сделала. Это были ещё и слёзы радости – теперь с Женькой точно ничего случится. Да, она потеряла своих детей, оказавшись в собственном прошлом, но зато спасла жизнь возлюбленному своей лучшей подруги. И теперь Лена Савельева будет совершенно счастлива, совершенно!
Стоя у распахнутого окна в больничном коридоре, Надежда плакала, по-детски вытирая слёзы кулаками. Лена, которая выскочила из палаты следом за подругой, увидела её, тихо подошла сзади и обняла. Надежда уткнулась Лене в плечо мокрым от слёз лицом.
– Спасибо, Надюшка… – вдруг прошептала Лена. – Я ведь тоже не хотела, чтобы Женька шёл в армию – мне сны плохие снились… Но сама бы никогда не решилась… Спасибо…
Надежда отстранилась, удивлённо посмотрела на Лену и хотела что-то сказать, но Лена покачала головой и закрыла рот подруги ладонью – она не хотела больше ничего слышать.
…В понедельник в скромном кабинете начальника РОВД под портретом Ю.В. Андропова старший лейтенант Бричкин докладывал о случившемся полному одутловатому мужчине в майорских погонах и с внушительной лысиной на шишковатом черепе.
– Вот, товарищ майор… – милиционер выложил на стол протоколы. – У потерпевшего претензий нет, участники и свидетели происшествия опрошены… Несчастный случай.
– То есть оснований для возбуждения уголовного дела нет? – уточнил товарищ майор, просматривая исписанные убористым почерком листы бумаги.
– Категорически нет! Порезвилась молодёжь – с кем ни бывает…
– Парень инвалидом остался – и никаких претензий? – не поверил хозяин кабинета, подозрительно глядя на своего подчинённого.
– Так точно, никаких! – милиционер кивнул на протоколы. – Там всё зафиксировано.
– Ну и нам лишний геморрой тоже не нужен… – резюмировал начальник РОВД, убирая листы в сейф. – Свободен!
Старший лейтенант Бричкин покинул кабинет начальника в приподнятом расположении духа – и показатели не пострадали, и работы не прибавилось. К тому же, дома в огороде его ждали лопата и старая жестяная банка из-под бычков в томате – милиционер собирался накопать в обед червей и после работы успеть на вечерний клёв, пока позволяла погода…