– Цели слева! Слева, твою мать!
Одного взгляда хватило, что бы понять – не жилец. Казак, дежуривший у счетверенного пулемета был мертв, он находился выше всех их в момент взрыва и ударная волна не пощадила его – не спас даже большой, самодельный щит. Он нелепо свисал с сидения, что-то мерно капало вниз, на пол и пулемет молчал – а по кузову градом стучали пули.
А вот водитель был жив – именно он и кричал. Приоткрыв дверь, он лупил в сторону склона из пистолета-пулемета с барабанным, емким магазином, хрипло крича и матерясь во весь голос. Он не знал, жив ли кто в кузове, возможно, он остался в живых один, защищенный броней – но он дрался до конца, намереваясь продать свою жизнь подороже. И ему, хорунжему войска Донского не дело отлеживаться…
Хорунжий, подползя на коленях к установке, толкнул мертвого казака, удивляясь, какой он тяжелый – но он не поддался.
– Твою мать!!!
Он крикнул больше для того, чтобы убедиться, что у него есть голос и он может кричать. Еще толчок, хорунжий налег всем телом – и спихнул-таки неподатливое тело с сидения. Бабицкий неподвижно скорчился у левого борта, было непонятно – жив он или нет. Так, стоя на коленях, хорунжий развернул установку – по щиту сразу ударило несколько раз, быстро и сильно, как молотком. Но весь огонь велся слева, со стороны склона – и щит защитил его…
А потом он нажал на спуск – и счетверенный пулемет заговорил, разрезая свинцом пространство…
– Shit!
Капитан уже считал эту машину, идущую второй в конвое мертвой или почти мертвой – один казак все же стрелял, снайпер никак не мог нащупать его – когда стоявшая в кузове счетверенка вдруг развернулась и…
Он испугался. Впервые в жизни капитан испугался. Он никогда и ничего не боялся с тех пор, как себя помнил – ни когда он верховодил компанией хулиганов в нищем районе доков – они ходили в порт каждый день на охоту. Ни когда перед ним поставили выбор – либо военное училище, либо тюрьма. Ни когда он схватился с двумя ублюдками с четвертого курса – их было двое, и каждый из них был едва ли не вполовину тяжелее его, мелкого и тощего беспризорника с лондонских улиц. Но у него был осколок стекла, он всегда, в любом месте первое что делал – это доставал какое-нибудь оружие, любое, просто для того чтобы выжить или по крайней мере подороже продать свою жизнь. А против него в этот раз были не такие же, как он уличные, против него были аристократы голубых кровей – и он в эту ночь убедился, что их кровь такая же красная, как и кровь других людей. Он не побоялся и набора в SBS – туда набирали как раз таких как он, кто не ценил свою жизнь ни на соверен, а чужую жизнь ценил еще меньше…
А вот сейчас он по-настоящему испугался. Милтон почему то медлил с залпом, колонна продолжала отстреливаться. Им так и не удалось нормально подорвать первый заряд – надо было подорвать головную машину охранения, а они подорвали проклятый грузовик, чадящий сейчас на всю дорогу. И эта проклятая счетверенка это зенитный пулемет, который так и не подавили…
Струя свинца прошла правее, его осыпало каменной крошкой, выбитой пулями из склона горы – а он лежал, боясь даже пошевелиться, и перечислял все проклятья, какие только помнил и какие выдумал только что. Все шло намного более хреново, чем они предполагали – и возможно, настало время делать ноги.
И тут сработало. Несколько шаровых молний рванулись со склона горы, разрезая пелену дыма – и почти одновременно врезались в борта еще плюющихся огнем машин казаков. Та, на которую смотрел он, не загорелась – русские делают машина на дизелях, проклятые дизели им передают немцы, их так просто не подожжешь – но оба пулемета, в том числе и эта проклятая, так напугавшая его счетверенка, едва не отправившая его в края доброй охоты, моментально заглохла…
Вот так вот… Разом – накрылись все. Новое оружие и впрямь действует – и действует как надо. Интересно только – сможет ли эта штука остановить танк. Но это уже не его проблема – полевое испытание проведено, результаты получены (в числе британцев был даже кинооператор, снимавший бой на восьмимиллиметровую пленку) – и теперь надо было сматываться.
Он встал в полный рост – настоящий британский джентльмен, ступивший на землю, которую у них подло и вероломно отняли, воспользовавшись их слабостью – и бросил последний взгляд на догорающую колонну. Он приказал не добивать грузовики с товаром – черт с ними, его интересовали только казаки и их машины. Это была честная игра, игра без поддавков, игра с очень сильным, опытным противником – и он выиграл ее. Завтра, когда он будет уже на борту корабля Ее величества – он поднимет бокал за души павших здесь – и своих и чужих, без разницы. Но это завтра, а пока… пока надо быстрее сматывать удочки.
Человек сделал шаг, потом еще шаг – и понял, что тот шум, который он слышал уже несколько секунд и не придал ему никакого значения – это вой двигателя пикирующего на них самолета.
– Сэр?
Человек в серо-буром, пятнистом тропическом камуфляже, прикрывшись накидкой, лежал на каменистом склоне – примерно в двухстах метрах дальше по дороге от головной машины, сейчас лежащей на боку и чадно горящей – и жадно, старясь не упустить ни единой подробности, смотрел в морской, старого образца бинокль на разгорающийся внизу бой.
– Что?
– Сэр, они накрыли четвертого. Случайно – прямо в установку. Доусон мертв.
– Убрать все – приказал человек, не отрываясь от бинокля. Начинайте отсчет. Ничего не оставлять, ни единого осколка.
– А Доусон, сэр?
– Если не сможем утащить – бросим его.
Таковы были правила SBS – жестокие, бесчеловечные – но альтернативы им не было. Каждый знал, на что он идет.
– Есть, сэр.
– Крибли – обеспечить отход. Надо с этим заканчивать.
– Да, сэр.
Нарастающий с каждой секундой вой появился внезапно и обрушился на них подобно лавине. Самолет заходил со стороны солнца, они даже не видели его. Только пули, перепахавшие враз их позицию и их самих.
В пулеметах было еще достаточно свинца, чтобы кусануться как следует – что и сделал князь Шаховской. Он заходил слева – поэтому, после разворота ему оказалось выгоднее и удобнее пропахать именно правый склон холма. Что он и сделал, щедро полив его из двух крупнокалиберных пулеметов, два он отключил, экономя боезапас – все же он не ожидал столкнуться с противником, расстреливающим колонну, тут нужна была как минимум пара тяжелых штурмовиков, чтобы все причесать как следует. Вихрем пройдясь над позициями противника, он ушел в зенит, развернулся – и кинулся уже на левый склон, строча из двух других пулеметов. Патроны сейчас кончатся– но казакам, колонновожатым он поможет…
На приборной панели загорелась лампочка, свидетельствующая об исчерпании боезапаса, он исчерпался раньше, чем он рассчитывал, и на половину склона не хватило. Но тут, прямо рядом с кабиной пронеслось что-то, подобное молнии, стукнуло по крылу, самолет тряхнуло, и только тогда капитан понял, что дело совсем худо…
Резкий рывок в сторону… давай, только не рассыпься в воздухе… педали трясутся, но самолет все-таки подчиняется. Подчиняется.
Снизу забарабанило, сыпануло горохом – но он выровнял таки машину, по нему почему то не стреляли. Оглянулся – никого, только чистое небо. И только оглядевшись как следует, понял – дрянь дело…
Это были СиФьюри. Два проклятых серебристых СиФьюри, взлетевших с авианосца, видимо по сигналу и моментально достигшие места боя. Ну да, что им – у них скорость на форсаже почитай в два аза больше, чем у него. Потому-то они и долбанули по нему без подготовки, не прицелившись как следует, потому-то сейчас он и не увидел их у себя на хвосте – проскочили, у них скорость сваливания[30] едва ли не больше, чем у него максималка. Сейчас развернутся, сделают вираж, и парой его добьют, вон куда пошли… твари…
Две серебристые рыбки, держась парой, действительно разворачивались влево, заходя на широкий вираж. Что будет дальше – не надо быть гадалкой, чтобы предсказать, зайдут сверху в хвост и все. Отлетался
Удивительно – но князю Шаховскому даже в голову не пришло покинуть самолет, как это предписывала боевая обстановка и правила. Самолет был не его, он принадлежал его сослуживцу, товарищу, и он просто не мог его разбить.
Еще доворот, еще… Если он не может от них убежать – значит, надо сделать так, чтобы они не смогли по нему прицелиться. Если они быстрее его, значит… он медленнее их! Какая у этого штурмовика скорость сваливания… сто восемьдесят? Сто девяносто? Пусть будет сто девяносто.
Поставив газ на минимум, удерживая трясущийся штурвал, Шаховской направил самолет в сторону гор, в ущелье. Это тут, в небесной выси вы такие храбрые – а как насчет Аденского нагорья? Там – сможете?
Самолет немилосердно трясло, на панели приборов перемигивались красным контрольные лампы – с двигателем было уже неладно. Совсем неладно. Он вошел в ущелье, снизился ниже его пиков, по обе стороны мчались бурые склоны скал, сливаясь в размытое бурое пятно. Возможно, он совершил ошибку – лишил себя и машину возможности маневра. Хотя… какой тут маневр против двух то СиФьюри.
Тр-р-р-р-р… Как пилой – только вспышки на правом крыле, самолет просел, его затрясло как в лихорадке. Британский пилот промахнулся – очередь пришлась по крылу. По бронированному крылу – но очередь из пушки есть очередь из пушки. Без последствий не бывает. Сейчас получше прицелятся и…
Капитан нервно оглянулся в очередной раз, самолет еле полз по ущелью – но британцев не было. Их не было в воздухе, этих двух проклятых серебристых рыбок, которые вдвоем задумали разобраться с одним тихоходным и почти беззащитным против них штурмовиком.
Самолет тряхнуло еще раз – князь увидел, что с поврежденного крыла что-то оторвалось. Двигатель работал все тяжелее – видимо, что-то с радиатором. Проклятье, чужая машина…
Над самой головой что-то мелькнуло, капитан оглянулся – но не увидел это, он летел по-прежнему в ущелье и почти не имел обзора. Надо выбираться из этого ущелья, здесь не сесть. Нужно сесть хотя бы на воду… да, на воду. Будет самое то, самолет успеешь покинуть.
Но это же чужой самолет…
Капитан принял штурвал на себя, пытаясь вывести самолет повыше, но это привело только к тому, что он едва не перевернулся, рули высоты на левом крыле не подчинялись и какое-то время он летел как во время акробатического воздушного этюда, с крыльями перпендикулярно земле. Потом все-таки выровнялся.
Судьба пощадила его – самолет внезапно вывалился на побережье, прошел Аденское нагорье и вывалился на побережье, избитый, но живой, едва не чиркнул о горный хребет своим брюхом. Впереди был залив с кораблями, военными и гражданскими, почти под брюхом – приморское шоссе, забитое транспортом – узкая полоска суши, с одной стороны небольшая бухточка, с другой стороны открытое море, во время сильных штормов водяные валы перехлестывали через дорогу.
Соляные копи…
Большое, почти безжизненное пространство, покрытое солью, прямое и твердое, вполне пригодное для аварийной посадки самолета – оно было совсем рядом, по правому борту, почти что под крылом. Тут добывали морскую соль для косметических салонов, но дело только начиналось, и большая часть соляного поля была нетронутой.
Капитан довернул штурвал, заходя на посадку, руля направления самолет слушался. В этот момент двигатель зачихал, задергался … все. Один заход. Только один заход – второго не будет. Шасси… а хрен с ними, с шасси, справа явно не выйдет, правое крыло чуть не отваливается. Только шторки радиатора закрыть… еще крепление фонаря ослабить, чтобы быстро выбраться, ну…
Самолет со страшной силой ударился оземь, его поволокло по белой соляной глади, с треском отлетело крыло, самолет завертело. У капитана потемнело в глазах…
– Господин штабс-капитан, господин штабс-капитан!
Зам командира роты бронекавалеристов по боевой подготовке, штабс-капитан Смирницкий Борис Иосифович, только собиравшийся закурить, от неожиданности дернулся и сломал спичку.
Последнюю, больше спичек у него с собой не было.
Достав сигарету изо рта, он сунул ее обратно в портсигар – можно было бы и выбросить, да вот только сигарет хороших здесь … днем с огнем, в общем. Кальян здесь курят, тонкой папиросной бумаги в продаже нет, надо заказывать да втридорога. Может, тоже начать кальян курить?
– Что имеете сообщить Бураков?
Вольноопределяющийся Бураков, неплохой, кстати, специалист, хоть и молодой совсем, подбежал к бронированной командирской машине придерживая рукой новенький – две недели назад перевооружили полностью – автомат.
– Господин штабс-капитан, я нашел там, на склоне что-то непонятное. Надо бы и вам осмотреть.
Да, надо на кальян переходить…
– Пошли, взглянем…
Штабс-капитан и вольноопределяющийся пошли к склону – пошли мимо исклеванных пулями машин, мимо ругающихся казаков, которым уже оказали первую помощь, и которые ждали собственного, казачьего конвоя, чтобы оттащить машины, верней то, что от них осталось к себе на базу и заняться там их ремонтом. Конвой уже ушел, его взяла под охранение часть штабс-капитана Смирницкого, шесть бронемашин, армейских, должно хватить, тем более что самый опасный участок, можно сказать, прошли, с потерями, но прошли. При себе штабс-капитан оставил только две машины – командирский БТР и мобильная зенитная установка на полноприводном шасси с обстрелом на триста шестьдесят пять градусов, приспособленная для того же дела – для проводки колонн и борьбы с бандформированиями. Если кто сунется – то спаренная тридцатимиллиметровая пушка Эрликон[31] – быстро покажет, что к чему…
При себе он оставил примерно полтора взвода солдат – но хорошо вооруженных и со связью, при необходимости они продержатся достаточно времени, чтобы на подмогу пришли штурмовики из Саны. Да и какой смысл на них нападать – колонна то ушла, поживиться нечем.
Пахло горелым…
– Двухсотых сколько нашли?
– Сколько… не поймем, то ли двоих, то ли троих…
– То есть?
– Летун хорошо их причесал. Всмятку, по кускам собираем.
Штабс-капитан поморщился
– Остальные ушли, получается?
– Да как сказать. Крови то много нашли на камнях, есть следы волочения, есть и перевязочные средства. Бинты с кровью, упаковки из-под перевязочных пакетов.
– Чьи?
– Шведские.
– Понятно…
Нейтральная страна… само по себе о многом говорит. Шведское королевство… живет своим нейтральным статусом, контрабандой. Там есть неплохие оружейные фабрики, оружие продают кому не попадя. Значит – из-за кордона гости были, бандиты бы русское использовали, найти несложно, это тебе не патроны…
Они поднимались по склону, каменистому и поросшему чахлой травой. Привычно поднимались – непривычный с непривычки споткнется…
– Вот, смотрите, господин штабс-капитан.
На камнях была кровь. Много крови. Вились непонятно откуда взявшиеся мухи.
– На что смотреть?
– А вот…
Вольноопределяющийся поднял почти незаметный на склоне провод, тонкий, протянул его штабс-капитану. Тот принял его, нахмурился, посмотрел, куда он ведет, в обе стороны.
– Не телеграфный… Много таких?
– Я нашел три. Все три ведут в одно и то же место – от позиций тяжелых гранатометов к машинам. Все три.
– Ты хочешь сказать…
– Гляньте отсюда, господин штабс-капитан. Не видно, чтобы машины долго обстреливали. Каждая из них получила по заряду, причем сразу. С первого выстрела. Конечно… скорость у колонны здесь никакая, я бы мог сказать, кто из наших поразит цель с первого выстрела… но чтобы сразу три и без вариантов. По-моему, это какой-то провод управления.
– Управления чем?
– Снарядом, господин штабс-капитан. Здесь применили какое-то новое оружие, снаряды, управляемые по проводам. На всех позициях стрелков – следы сильного взрыва, как будто они что-то уничтожили подрывными зарядами. Что-то, что не должно было попасть к нам в руки – а они это вынести не могли, потому что у них на руках были раненые и убитые. Нужно вызывать контрразведку из Багдада, господин штабс-капитан.